Дженни кивнула.

— Ну, мне пора. Мы еще увидимся, да? А на прощание я хочу тебе, Дженни, кое-что подарить.

Элис сунула руку в сумку.

Дженни вытянула шею, пытаясь разглядеть, что она там ищет. Миссис Эмери достала светло-голубую фарфоровую кошку.

— Это копилка, — объяснила она и встряхнула кошкой — внутри зазвенели монеты. — Когда Линда была девочкой, она складывала сюда все свои сбережения. Линда всегда любила кошек, и еще ей очень нравился голубой цвет.

— Мне тоже! — обрадовалась Дженни. — Кошечка просто прелесть.

Элис вручила ей подарок:

— Ей тогда было столько же лет, сколько тебе сейчас. Конечно, в наши времена девочки взрослеют быстрее, но мне очень хотелось подарить тебе что-нибудь из вещей Линды. Что-нибудь такое, чем она дорожила. К сожалению, у меня нет ничего из вещей последних лет. Я ведь даже не знаю, где она жила… Поэтому я и хочу подарить тебе эту кошку.

— Она мне очень нравится, — заявила Дженни.

— Вот и хорошо.

Элис поднялась.

— Я рада, что вы пришли, — сказала ей девочка.

Немного поколебавшись, миссис Эмери быстро обняла Дженни, и та охотно ответила на ее объятие.

— Спасибо вам, миссис Ньюхолл, за то, что отнеслись ко мне с пониманием.

— Называйте меня Карен. И обязательно приходите еще.

Элис направилась к двери, но на пороге остановилась и обернулась, в последний раз поглядев на внучку.

— Как все это странно, — пробормотала она.

У Карен возникло странное ощущение, что Элис через время и пространство обращается к своей дочери.

— Уверяю вас, это был именно он, — повторил Фрэнк Кирни. — Я еще повернулся и говорю жене: «Что-то, говорю, лицо знакомое».

Встретив на дороге Грега Ньюхолла, чета Кирни добралась-таки до «Бейландской гостиницы», позавтракала, после чего отправилась на свадьбу в местную церковь, где сочеталась браком их внучатая племянница. Во время приема, который последовал за церковной службой, завязался разговор об убийстве, происшедшем в городе. Тогда-то Тереза Кирни наконец сообразила, почему ей показалось знакомым лицо мужчины, шедшего по тротуару. Правда, в версии, изложенной полиции, опознал преступника ее супруг, Фрэнк.

Уолтер Ференс, выслушавший эту историю уже в третий раз, поднялся и откашлялся:

— Мистер Кирни, я хочу поблагодарить вас за то, что вы, оторвавшись от семейного торжества, сообщили нам эту ценную информацию. А теперь прошу меня извинить, мне нужно сделать соответствующие распоряжения. Тереза Кирни просияла и с трудом поднялась со стула.

— Артрит, — объяснил ее супруг, помогая жене подняться.

— Позвольте, я тоже вам помогу, — бросился к даме лейтенант.

— Скажите, а если этого типа поймают, мы получим денежное вознаграждение? — поинтересовался Фрэнк.

— Фрэнк! — укоризненно взглянула на него жена.

— А что такого? Я пенсионер, мне лишние деньги не помешают.

— Боюсь, что о денежном вознаграждении речь не идет, — сказал Ференс.

— Это еще почему?

В этот момент в комнату стремительно вошел шеф полиции и еще издали начал протягивать руки:

— Это и есть супруги Кирни?

Уолтер кивнул:

— Да. А это начальник полиции Мэтьюз.

— Здравствуйте, — уважительно поздоровался Кирни, польщенный таким вниманием.

— Прямо не знаю, как вас благодарить. — Дейл изо всей силы сжал узловатую руку старика. — Мы получили много звонков по этому делу, но все они ничего не дали. Вы же оказали следствию неоценимую помощь. Не у всякого хватит гражданского чувства, чтобы, покинув семейное торжество, явиться в полицию по зову долга…

— Ладно, Фрэнк, пойдем назад, на свадьбу, — потянула мужа Тереза.

Фрэнк заколебался, видимо, собираясь вновь затронуть вопрос о денежном вознаграждении, но передумал.

— Рад, что смог принести пользу, шеф, — сказал он на прощанье, и жена уволокла его прочь.

Дейл обернулся к Уолтеру:

— Я мобилизовал всех, кто оказался под рукой. Вызвал людей из отпусков, из отгулов и так далее. К сожалению, этот старый хрыч слишком долго шевелил мозгами. Скорее всего, Ньюхолл успел за это время умотать куда-нибудь в Тимбукту.

— Сомневаюсь, что он куда-нибудь уехал, — мягко возразил Ференс. — Меня поразило то, что Ньюхолл вообще крутится в Бейланде. Я-то предполагал, что он уже давно в Канаде или Мексике.

Шеф энергично потер ладони:

— У меня хорошее предчувствие, Уолтер. Теперь он от нас не уйдет.

— Я тоже на это надеюсь.

— Нужно, чтобы все соблюдали максимальную осторожность. Насколько нам известно, он не вооружен, но, безусловно, опасен. Положение у него отчаянное. Я вполне допускаю, что этот парень свихнулся. А теперь вперед, за дело. Каждая минута на счету.

Дженни лежала на кровати, прижимая к груди голубую фарфоровую кошку, и думала о своей бабушке. Странная получилась история: то не было никакой бабушки, а тут вдруг, когда тебе уже стукнуло тринадцать, взяла и объявилась. Хотя появление родной матери — событие не менее удивительное, напомнила она себе. И уж совсем невероятным было известие о том, что приемный отец является родным. Интересно, как мне называть свою бабушку, думала Дженни. Все вокруг внезапно сделалось каким-то непривычным, непонятным. Как бы она хотела, чтобы все снова стало как прежде.

Нет, она не жалела, что в ее жизни появилась Линда. С самого раннего детства, когда Дженни узнала, что она приемная дочь, девочка мечтала встретиться с той, которая ее родила. Она представляла себе молоденькую, грустную девушку, которая прижимала к груди малютку и плакала. Лица своей матери она никогда не могла увидеть в конкретных чертах. И вот вместо пятна появилось лицо, вакуум исчез. Но у Дженни было такое чувство, словно в обмен на это приобретение она лишилась почти всего остального, включая саму Линду. А может быть, и отца — хотя думать на эту тему Дженни отказывалась. Может, мама и готова сдаться, но от Дженни они этого не дождутся. «Тебя послушать, так папа всемогущий, он и луну на небе подвесил», — любила говорить Карен. И это была сущая правда, Дженни действительно так думала… Эх, вечно человек недоволен своей жизнью, пока не приключится что-нибудь ужасное.

До того как стряслась беда, Дженни все время была чем-то недовольна, на что-то злилась.

— Господи, — прошептала она, — если все опять станет, как раньше, клянусь, что в жизни больше не буду привередничать и жаловаться.

Она молилась Господу, но на самом деле не верила, что Бог или кто-то другой способен вернуть прошлое.

Внизу зазвонил телефон, но Дженни не тронулась с места.

— Милая, это Пегги! — крикнула Карен.

— Ладно, — отозвалась Дженни и вздохнула.

Она спустилась вниз, в гостиную, и сняла трубку.

— Привет, Пег.

— Ты как?

— Нормально. А у тебя что?

— Слушай, пойдем сегодня в кино? На новый фильм со Шварценеггером.

Дженни заколебалась. Это было бы здорово — посидеть в темном зале, погрызть воздушную кукурузу, запивая ее кока-колой, всецело погрузиться в происходящее на экране и хоть на время забыть о напастях. Мама, конечно, с радостью отпустила бы ее. Но на билет и все прочее понадобится по меньшей мере десять долларов. Дженни не хотела просить у матери деньги, знала, что денег дома почти нет.

— Дженни, ты что молчишь? Ты же говорила, что не хочешь пропустить этот фильм.

— Не хочу, но я сегодня что-то устала.

Настоящую причину назвать она не могла, потому что Пегги наверняка предложит сама заплатить за билет, а Дженни этого не хотелось.

— Что-нибудь не так? — забеспокоилась Пегги.

— Не так? Ты что, шутишь? Знаешь ведь, что все пошло кувырком.

— Ну, я имею в виду, не стряслось ли еще чего-нибудь?

— Вообще-то сегодня произошло кое-что интересное. Расскажу при встрече.

— Договорились, — неуверенно протянула Пегги. — В общем, если передумаешь, позвони.

— Ладно.

Дженни повесила трубку и направилась назад, к себе в комнату.