Зверь не скоро успокоился и временами взрезывал, упираясь и порываясь повернуть назад.

— Не слушай её, Николай, — огорчённо убеждал Пахом Капитоныч. — Оставайся с нами. Мы с Аделью тебе рады, а на неё не обращай внимания. Я же терплю.

— Если терпишь, значит с ней согласен, — возразил цыган. — Я бы на твоём месте давно бы от неё ушёл. Ведь не жена она тебе?

— И как язык-то твой поганый повернулся сказать такое? — опомнилась Мэг. — Да мне рядом с этим голоштанным бродягой и показываться-то совестно…

— И рад бы сбежать, да как же бросишь её одну в этих гиблых краях? — признался Пахом Капитоныч. — Пропадёт с её-то характером. Доведу до безопасных мест, а потом и распрощаюсь. Я должен помочь Адели.

— Вижу, что ты, солдат, готов подставлять шею под любой хомут, — насмешливо проговорил Николай. — Нет, я цыган вольный. Захочу — останусь, а захочу — уйду.

— Вот и уходи! — взвилась Мэг. — И медведя своего уводи! Слыханное ли дело, чтобы зверь среди людей жил!

— Прощай, солдат, — донеслось уже издали.

— Ах, беда какая! — сокрушался Пахом Капитоныч. — Хорошего человека обидели.

— Это цыган-то — хороший человек? — изумилась Мэг. — Да это счастье, что избавились от него, от ворюги этого! Утром посмотрим, не украл ли чего. А медведь совсем дикий. Ведь без всякой причины несколько раз готов был меня разорвать! И как я жива осталась?

Адели было так горько, что она не могла говорить. Она молчала, когда уходил оскорблённый цыган, уводя своего медведя, молчала и сейчас. Злая сварливая баба готова была рассорить их со всеми встречными. Словно какой-то бес сидел в ней и заставлял подавать голос в самый неподходящий момент, причём этот голос всегда произносил очень обидные слова. Почему-то Мэг видела во всех только плохое, подозревала в самых некрасивых намерениях и не верила, что у окружающих её людей и животных могут быть благородные и бескорыстные чувства. Девушку неприятно задело замечание цыгана о хомуте, под который солдат готов был подставить шею. И правда, что заставляет его терпеть выходки Мэг? Рабская покорность? Неужели нет у него гордости? Вот Николай при первом же оскорблении ушёл. Он не такой человек, чтобы позволять кому-то себя унижать. А Пахом Капитоныч терпит. Молчит, терпит и продолжает опекать злую бабу. Да и сама Адель тоже терпит. Пусть Мэг донимает её не так сильно, как солдата, но всё же ей неприятно общество невоспитанной и откровенно злой женщины, а она путешествует с ней вместе и почему-то не решается гордо, как Николай, её покинуть. А хомут? Она, Адель, ведь тоже очередной хомут на шее Пахома Капитоныча. Он вызвался её сопровождать. Почему? Зачем? Кто она ему? Вроде, очень хороший человек этот солдат, но почему-то он впадает в зависимость от каждого встречного, словно не принадлежит себе.

— Напрасно ты, Мэг, распускаешь язык, — между тем говорил Пахом Капитоныч. — Ну зачем прогнала цыгана с медведем? Они спасли нас от верной смерти…

— Ох, и глуп же ты, солдат! — вздыхала уставшая Мэг. — Не нашу жизнь они защищали, а свою. Я ещё не встречала человека, который бы поступился чем-то ради другого, да и не встречу никогда, потому что таких дураков нет.

— Если таково твоё мнение, то ты бы тогда позаботилась хотя бы о своей выгоде. Зачем прогнала сильного и ловкого цыгана и медведя, который стоит целой роты. Посмотрела бы ты, как Егор встретил оборотней! От его оплеух они разлетались в разные стороны, как пушинки. С такими попутчиками не страшна никакая опасность.

Мэг помолчала, словно не зная, что ответить, а потом взвилась.

— А ты мне не указывай, что делать! Мало я проходимцев на своём веку встречала? Ещё не хватало от каждого бродяги получать наставления!..

Адель со всей ясностью и горечью осознала, что солдат начисто лишён чувства собственного достоинства и готов терпеть любые оскорбления. Ей стало и обидно за него, и непомерно его жалко.

— Потише, девочку разбудишь! — негромко сказал Пахом Капитоныч. — И сама сейчас же ложись спать, а то завтра не сможешь держаться на ногах. Нам надо уходить как можно скорее, не то эти твари вернутся в большем числе, а мы остались без защиты.

По-видимому, даже Мэг поняла разумность совета солдата, потому что быстро угомонилась. Адель подумала, что надо будет сменить Пахома Капитоныча на дежурстве, но не успела сказать об этом, незаметно для себя уснув.

"Подъём!" — прозвучало в ушах Адели, и слово это совершенно органично влилось в её сон, словно было его частью. Прекрасный принц уже навьючивал на Серого поклажу и строго объяснял карлику Нику, что не следует продолжать спать, если все остальные уже готовы отправиться в путь. Или это был не Ник, а Ганс? А может, Франк? А цыган смеётся и говорит, что принц подставил шею под хомут…

— Милые вы мои! — доносился до Адели приятный ласковый голос. — Жалко мне вас, но всё равно просыпайтесь. Если задержимся здесь дольше, то можем не успеть уйти из владений оборотней. Вставай, Адель! Вставай, Мэг.

Явь постепенно вытеснила сон. Это был солдат, и он призывал их в путь. Адели было стыдно, что её так долго приходилось будить, и этот стыд заставил её встать. Почему она вынуждает себя ждать? Кто она такая? Солдат не спал всю ночь, а им с Мэг дал возможность несколько часов поспать.

— Мэг! — позвала Адель и потрясла усталую женщину, чтобы разбудить.

Мэг лежала, как мёртвая. Она не притворялась, а действительно не могла проснуться. Адель и сама была готова повалиться рядом с ней на землю.

Пахом Капитоныч смотрел на своих подопечных с сочувствием, но в морщинках у глаз затаилось лукавство.

— Быстрее бежим! — взволнованно закричал он. — Адель, Мэг, спасайтесь! За мной! Скорее! Они идут!

И столько страха было в его голосе, что даже Мэг вскочила на ноги и устремилась за солдатом, который подхватил пожитки и поспешил вперёд.

Быстрая ходьба, почти бег, погнали сон, а нервное возбуждение побороло усталость.

— Теперь можно идти спокойно, — сообщил Пахом Капитоныч, замедляя шаг. — Не волнуйтесь, мы отошли на достаточное расстояние.

— А что там было? — спросила Мэг.

— Оборотни. Они вышли на разведку, и нам надо было поспешить от места ночлега, чтобы они не увидели, что нас теперь только трое и мы совершенно беззащитны. Вот когда пожалеешь, что с нами нет Егора.

Еле заметная заминка при ответе солдата, позволила Адели догадаться, что оборотней не было и они были выдуманы, чтобы заставить их с Мэг поскорее выступить в путь. Что ж, способ оказался эффективным и, может быть, единственно возможным. Только не надо говорить Мэг о своей догадке, не то она будет ворчать и ругаться до вечера.

— Хоть сухую корку пожевать, — принялась причитать Мэг. — А ведь среди моих вещей, что остались в замке сэра Джолиона, были кое-какие припасы. Ну что бы стоило этому недоумку захватить мои узлы с собой? Так нет же! Завидно стало, что у других много чего накоплено, а он как есть нищий оборванец, вот и бросил моё добро у этого изверга. А чего жалеть? Не он наживал. Чужого ему не жалко…

Опыт подсказывал, что сварливая баба будет ворчать долго. Отчего же солдат терпит? Неужели он так смиренно относится ко всякого рода оскорблениям? Вот Николай — молодец: стоило Мэг его обидеть — и он ушёл. Гордый нрав, решительный характер. Вот что значит вольный человек. А Пахом Капитоныч, как бы ни был он смел, всю жизнь был подневольным. Сначала тяжело трудился в деревне, потом попал под власть командиров в армии. Три войны прошёл… Подумать только: три войны! Сколько опасностей пережил, сколько смертей повидал. Наверное, не раз и над его головой витала смерть. А цыган всю жизнь бродил по ярмаркам… Почему же тогда в цыгане сохранилась гордость, а солдат её потерял или так и не приобрёл?

— Вон ручеёк пробивается! — указал вправо Пахом Капитоныч.

Его голос был бодр, а взгляд ясен, и вновь в нём просвечивала еле заметная приятная лукавинка.