Заглянуть за давным-давно очерченные границы и тщательно выстроенные стены оказалось совсем не так приятно, как мнилось. Было немного неуютно, даже жутковато — кто знает, что еще может таиться за броней иронической улыбки Себастьяна? И кто знает, зачем ему понадобилось откровенничать с Первым Консулом…

«Ему-то с тобой каково? — одернул себя Кристиан и неожиданно подумал: — А хотел бы я знать, кто из нас кому нужнее?…» И правда… Что он знал о Себастьяне, кроме того, что тому всегда и во всем везет? Да ничего, по большому-то счету. И того, какой ценой дается ему это везение, Кристиан тоже не знал, хотя и подозревал, что не в полумифической удаче здесь дело, вернее, не только в ней, а еще и в упорной и тяжелой работе, к счастью ли, к несчастью, укрытой от посторонних глаз. И, если поразмыслить, не был ли Себастьян так же одинок, как и Кристиан? Да, у него есть Мартин, но Мартин — еще совсем мальчишка, который многого не понимает. У него есть Ким, но она — всего лишь человек, к тому же женщина… Ведь та же, совершенно та же ситуация, что у Кристиана с Элли! Та самая, о которой Себастьян сказал, что друг и любимый — вовсе не обязательно одно и то же…

И как только он раньше этого не понимал? Так значит… значит, Себастьян не солгал, когда сказал, что очень долго ждал, пока Кристиан разберется в себе? Значит, не одной корысти ради он то и дело оказывался рядом с Кристианом и вел долгие разговоры? А ведь Кристиан частенько подозревал, что Себастьяну от него нужна только конфиденциальная информация, разжиться которой иначе он не имеет возможности… Как же он заблуждался! «Да ты же ему нужен был за тем же, зачем и он тебе! — сказал себе Кристиан. — И неважно, что Себастьян слова в простоте не скажет, ты-то сам сколько ходил вокруг да около?» Теперь все вставало на свои места: и странная привязанность Себастьяна к Первому Консулу, и самое деятельное участие, принимаемое им в решении проблем Кристиана, в том числе и личных… «Какой же я слепой идиот! — сказал себе Кристиан. — Сколько времени потеряно…» Но теперь — Кристиан улыбнулся, чувствуя, как исчезает придавившая душу тяжесть, — он намерен наверстать упущенное!..

…За пределами Апатии, на обочине дороги, ведущей прочь из города, в космопорт, стоял дорогой мотоцикл. Водитель, казалось, никуда не торопится, а остановился единственно затем, чтобы полюбоваться восходом. Восходу было пока далеко до летнего буйства красок, зато и небо пока оставалось чистым, не затянутым пыльными тучами. Зеленоватое, прозрачное, бездонное… солнце еще не показалось из-за горизонта, но пустыня уже окрасилась в розовые и золотые тона…

Мотоциклист глубоко вздохнул — воздух был еще по-зимнему совершенно ледяным. Показавшееся, наконец, солнце отразилось в стеклах защитных очков.

«Прости, Крис, — произнес про себя Себастьян. Мог бы сказать и вслух, все равно некому было его услышать, но Себастьян не привык поверять свои мысли даже и безмолвной пустыне. — Мне в самом деле позарез нужно знать, что творится вокруг государственной программы реформирования предприятий, и что я смогу с этого поиметь, а просто так ты мне ничего не расскажешь, ты ведь осторожный. — Себастьян снял очки, бейсболку, подставил лицо солнцу. Ветер лениво отбросил назад позолоченные солнечным светом волосы. — Немного неприятно тебя обманывать, но как иначе? — Себастьян усмехнулся и переиначил старинную цитату: — «Ах, обмануть тебя нетрудно, ты сам обманываться рад…» Даже не сомневаюсь, ты истолковал мои слова именно так, как я и рассчитывал. — Себастьян невольно улыбнулся. — И от этого ты будешь ценить меня еще больше, о других ты всегда заботился больше, чем о себе… А если твоей добротой и тягой к себе подобным не воспользуюсь я, то воспользуется кто-нибудь другой, кто сумеет догадаться, на чём тебя можно зацепить. И поверь, Крис, меньше всего этот другой будет думать о том, чтобы не причинить тебе боль… Ты получишь от меня все, что захочешь. Я даже сыграю с тобой в откровенность — тебя-то я знаю наизусть, а вот ты обо мне не знаешь еще ничего, хотя очень хочешь узнать. Сегодня очень удачно получилось, кстати сказать, даже играть почти не пришлось… Я буду тебе хорошим другом, Крис, лучше ты не найдешь. — Себастьян нахлобучил бейсболку, надел очки. Завел мотор. — И еще, Крис, я лгал тебе и буду лгать, но одно могу обещать — я тебя не предам. Можешь быть уверен…»

Взревев мотором, мотоцикл рванул по дороге к космопорту: Себастьян Крей возвращался домой. К друзьям и любимым.

…Замок тихо щелкнул и все-таки сдался. Пришлось с ним повозиться, не застукали только чудом! В номере было темно, на улице уже смеркалось. Тем лучше… А теперь надо отыскать подходящее местечко. Номер огромный, четыре комнаты, можно так спрятаться, что никто не найдет. Вот только этого-то как раз и не надо, а надо, чтобы вовсе даже наоборот…

Вот! Отличное место! Уютный темный уголок, в котором, если человек не слепой, непременно заметит нечто постороннее, едва только включит свет и подойдет поближе. Ну а теперь — сидеть тихо и ждать…

…— Как же они меня достали… — с чувством произнес Лоренс Дино, прислонившись спиной к дверям лифта, возносящего его с Даниэлем Лойтом в роскошный гостиничный пентхаус.

— Лоренс, мы здесь всего лишь второй день, — напомнил ему напарник. — Когда они успели тебя достать?

— Они меня по жизни достали, — печально сообщил Лоренс, разглядывая свое отражение в зеркальной стене лифта. Отражение его явно удовлетворило, потому что Лоренс довольно ухмыльнулся и поправил сперва и без того идеально лежащие складки бронзового цвета туники, а потом тщательно уложенные волосы. В темной гриве вызывающе светилась широкая белая прядь — на месте изрядной дырки в черепе, заработанной Лоренсом во времена не столь отдаленные, волосы почему-то теперь росли седые. Закрашивать эту прядь Лоренс отказывался наотрез, а вот из каких соображений — не говорил даже Даниэлю.

— Относись к этому философски, — посоветовал Даниэль. Рядом с массивным напарником он казался более хрупким и юным, чем был на самом деле. Собственно, на этом контрасте — рослого крупного Лоренса и изящного невысокого Даниэля — они всегда и играли. Трудно воспринимать всерьез улыбчивое воздушное создание, подвоха ждали от мрачного неразговорчивого Лоренса, и очень, очень сильно ошибались…

— Ненавижу философию, — буркнул Лоренс. — У меня от философских изысканий начинается размягчение мозга.

Даниэль только вздохнул — раздосадованного Лоренса переубеждать было бесполезно. Впрочем, он прекрасно понимал напарника: переговоры не заладились, местные чиновники будто нарочно ставили им палки в колеса, а обстоятельства, как назло, складывались из рук вон плохо. Еще немного, и дипломатическую миссию можно будет просто сворачивать по причине полного провала. Такого с Даниэлем никогда не случалось, и теперь он чувствовал себя немного не в своей тарелке. С другой стороны, не могло же им везти бесконечно! Теорию вероятности Даниэль знал неплохо, и подозревал, что полоса удач закончилась. И хорошо бы не навсегда…

— Ты же знаешь, так было и так будет, — сказал Даниэль примирительно.

— Угу, — кивнул Лоренс. — Ныне, присно и во веки веков. Аминь.

На этом слове двери лифта открылись, и амойские дипломаты вышли на своем этаже.

— Даже портье нет, — брюзгливо заметил Лоренс. — И свет на этаже не горит.

— Да ладно тебе… — Даниэль толкнул дверь, и та неожиданно легко распахнулась.

— Как подумаю, что завтра очередной раунд переговоров с этими недоумками, — продолжал ворчать Лоренс, уже больше по инерции, — так хочется напиться и проспать это мероприятие…

— Только попробуй! — предостерег Даниэль, включая свет.

С недавних пор они с Лоренсом стали заказывать один номер на двоих, не обращая внимания на невероятные слухи и сплетни о своих персонах. Причин тут было несколько: во-первых, каждый хотел держать напарника на глазах, чтобы не происходило больше неприятных эксцессов. Во-вторых, Лоренс замечательно отслеживал всякие гадкие штучки, которые периодически подбрасывали в номер недоброжелатели — от меченых купюр крупного достоинства до наркотиков и взрывных устройств, — а вот Даниэль частенько по неопытности не обращал на них внимания. Да и, в общем, в четырехкомнатном номере, по которому можно было кататься на велосипеде, приди кому-то в голову такая блажь, тесно им не было. Что до слухов и сплетен — одним больше, одним меньше, роли уже не играло.