— Что?… — спросил Кристиан, явно что-то упустивший.

— Маленькая диверсия, — сказал Себастьян. — Всего-навсего микроскопические заряды на двух крохотных проводках. Проводки разрываются, следов почти никаких, а результат налицо. Да как умело сделано!

— Но… — начал Кристиан, но его перебил радостный вопль капитана «Танагуры»:

— Запуск!!! Прошел запуск! Покинуть орбиту!!! Шеф, шеф, мы выходим на трассу! Питер, спасибо, с нас канистра!..

Питер, удовлетворенно кивнув, вразвалочку покинул кабинет.

— И последние новости от нашего собственного корреспондента на Сайбере, — ожил приунывший диктор в студии. — Нам поступает информация… да-да, «Танагура» покинула орбиту Сайбера и продолжает гонку!

— Кажется, мы наблюдали небольшое чудо, господа? — усмехнулся Кайл Ли, в упор глядя на отца Давида.

— Это так называемое чудо — дело рук нечистого! — огрызнулся тот, явно чувствуя себя не в своей тарелке. — Раз отдав ему душу, назад не вернешь!

— Вы противоречите сами себе, — невозмутимо ответил Кайл. — Вы же утверждали, что мы — ни во что не верующие безбожники. А раз мы не веруем в Господа, стало быть, и в дьявола не верим. Тогда как мы можем продать ему свои души?

Кристиан ожидал, что в ответ отец Давид разразится какой-нибудь длиннющей цитатой из классиков богословия и в два счета докажет свою правоту, однако тот, пойманный в простенькую логическую ловушку, почему-то растерялся.

— Может быть, произошедшее, по-вашему, и не чудо вовсе? — продолжал Кайл. — Что же, я готов согласиться. Никаких чудес. Просто экипаж оказался достаточно компетентен для того, чтобы исправить поломку своими силами, только и всего. Вы согласны?

Диктор, как будто завороженный красивым вкрадчивым голосом Кайла, несколько раз кивнул. Отец Давид, что любопытно, молчал, все больше мрачнея.

— На этом мы заканчиваем прямую трансляцию из студии… — ожил диктор, получивший, видимо, соответствующий сигнал.

Кристиан отвернулся от экрана, взглянул на Себастьяна.

— Кайл, в общем-то, прав, — сказал он. — Всего-то и чудес было — твой механик-самоучка…

— Да уж, это точно чудо из чудес, — хмыкнул Себастьян, снова пришедший в отличное расположение духа.

— А настоящим чудом будет, если «Танагура» сможет выйти хотя бы в двадцатку лидеров, — добавил Кристиан.

— Выйдет, — пообещал Себастьян.

— Чудес не бывает, — напомнил Кристиан.

— Спорим? — вскинул брови Себастьян.

— Спорим, — фыркнул Кристиан.

— На что?

— Как хочешь, — пожал плечами Кристиан.

— Тогда на желание, — сказал Себастьян, и они ударили по рукам. — Смотри, Крис, Рауль уже одно мне проспорил! Он тоже думал, что чудес не бывает…

Мартин Янсон наслаждался жизнью. Ему казалось, что он видит волшебный сон, а потому он стрался воспользоваться всеми возможностями, что давал этот сон, пока его не разбудили. Но чем больше проходило времени, тем больше Мартин убеждался — нет, это не сон. Это самая что ни на есть реальная реальность. И все равно не верилось…

В первые дни, уехав из интерната и оказавшись на попечении Себастьяна Крея, Мартин слегка ошалел от внезапно свалившейся на него свободы. Не было никаких запретов — он мог идти, куда хочет, и делать, что заблагорассудится. С одним лишь маленьким «но» — он мог все это делать лишь при условии своевременного и тщательного выполнения возложенных на него обязанностей. А было их немало…

Глазом не моргнув, Себастьян назначил Мартина исполняющим обязанности капитана на пресловутую «Гордость Амои», а стало быть, нужно было регулярно выходить в рейды, а между рейдами — привинчивать все, что отвалилось на корабле за время предыдущего полета. А поскольку «Гордость Амои» была тем еще корытом, то привинчивать нужно было немало, так что порой приходилось и ночевать в ангаре, перекусив на скорую руку парой бутербродов. Кроме того, старший (и единственный) навигатор «Гордости Амои» имел обыкновение впадать в продолжительные запои, в течение которых, ясное дело, выполнять свои прямые обязанности никак не мог. Так что кроме руководства экипажем, Мартину приходилось заниматься и расчетом курса, а когда компанию навигатору составлял штурман — то и кораблем самому управлять.

И все равно, по сравнению с расписанной по минутам жизнью — или, лучше сказать, существованием — в интернате и довольно-таки безалаберной жизнью в космопорте была огромная разница. И состояла она прежде всего в том, что здесь Мартину никто ничего не навязывал. Не было никаких «сделаешь так и так, и не сметь отклоняться от заданного курса!». Ничего подобного. Мартину давалось задание — и только. Выполнять его он волен был любыми доступными методами, лишь бы уложился в срок и никого при этом не угробил.

В первые дни своего пребывания в новом статусе Мартин попробовал было пофордыбачить и покапризничать, однако быстро оставил это бесполезное и небезопасное занятие. Сперва вообще-то не отличающийся долготерпением Себастьян Крей просто спокойно разъяснял строптивому мальчишке последствия неисполнения тем приказа. Иногда действовало, иногда не очень. И вот, когда в очередной раз подействовало «не очень», и Мартин снова злоупотребил хорошим к себе отношением, терпение Себастьяна лопнуло… Не тратя больше слов попусту, доведенный до белого каления (а это было ой как непросто сделать, любой мог подтвердить!) начтранс попросту перекинул Мартина через колено и выдрал самым плебейским образом. Собственным ремнем то есть.

После такого унижения Мартин долго не мог прийти в себя. На него никто никогда не поднимал руки! Драки со сверстниками не в счет — там он и сам мог дать сдачи, да и заводилой чаще всего оказывался именно Мартин. Но чтобы так!.. Оскорбленный до глубины души Мартин пару дней не мог ровно сидеть (пряжка на ремне у Себастьяна была весьма увесистой) и лелеял в душе самые разнообразные планы мести… прекрасно понимая при этом, что сбыться им не суждено. Если, конечно, он не хочет отправиться обратно в интернат, а оттуда — в лабораторию Второго Консула. Правда, Себастьян ни разу Мартину этим не пригрозил, но кто знает… Мартин склонен был ожидать от окружающих самого худшего.

Однако время шло, но ничего не происходило. То есть совсем ничего. Даже в рейд Мартина не пустили: начальник охраны космопорта просто не пропустил его к кораблю, заявив, что таков приказ Себастьяна. Дескать, нельзя доверять корабль с экипажем столь безответственному юноше, который плевать хотел на приказы вышестоящего начальства.

Поразмыслив еще немного, Мартин пришел к выводу, что и в самом деле вел себя не только недопустимо, но еще и донельзя глупо. Ему дали шанс, а он? А он продолжил валять дурака… Что уж греха таить, в интернате тоже неоднократно закрывали глаза на его проделки, а он, даже не выждав ничуточки, снова брался за старое… пока дело не дошло до приказа о выбраковке. Но дело-то в том, что в интернате Мартин уже не мог находиться чисто физически, ему было все равно куда — хоть на выбраковку, хоть к дьяволу на рога, только бы выбраться из этих стен, которые он ненавидел всеми фибрами души!.. Но здесь-то — здесь ему нравилось! И Себастьян Мартину нравился, и вся его команда… Так какого черта он продолжает выкидывать такие фортели, за которые его не то что выпороть, а удавить впору? Нет уж, хватит, пора браться за ум…

Придя к такому выводу, Мартин сделал над собой немалое усилие и отправился прямиком к Себастьяну — просить прощения и мириться. К большому его удивлению, сердиться Себастьян даже не думал, и вымученные фразы, которые начал выдавливать из себя Мартин, слушать не стал. «Будешь еще выёживаться?» — весело спросил он. «Не буду», — буркнул Мартин, и на этом инцидент был исчерпан.

Освоившись, Мартин обнаружил, что вся жизнь в космопорте подчинена все тому же нехитрому правилу: неважно, как именно ты делаешь свое дело, главное, чтобы результат был. Работникам здесь дозволялось многое, но и работали они не за страх, а за совесть.