Мочалов постучал в дверь, на которой стояла цифра «1». Ответа не последовало. Он выждал и постучал вторично. Не получив приглашения, толкнул дверь. Глазам предстала узкая, длинная комната с пестро разрисованными стенами. У двух составленных буквой «Т» столов — три человека. Один из них, с лейтенантскими погонами на шинели, стоял спиной к входной двери в положении «смирно». Он смотрел на полного низкорослого офицера, одетого в летную курточку с блестящей застежкой «молния» на груди. Офицер рассерженно шевелил мохнатыми бровями и говорил временами срывающимся на тенор баском:
— Ваша военная профессия летчик-истребитель, товарищ лейтенант, прошу всегда об этом помнить. Следовательно, что? — он выждал несколько секунд, чтобы оценить, какое действие произведут его слова на подчиненного. — Следовательно, в воздухе нужны быстрота, смелость, стремительность. А вы как пилотировали в субботу? В ваших руках хорошая, умная машина становится допотопной телегой. Смотрите, обидится она на вас когда-нибудь и жестоко накажет, если будете так равнодушно готовиться к полетам.
По правую руку от офицера в летной куртке стоял подполковник с густыми, откинутыми назад седеющими волосами и следами ожогов на лице.
— Нет, вы только полюбуйтесь, — повернул к нему лысоватую круглую голову офицер в куртке, — командир проводит предварительную подготовку к вылету, пишет десятки планов и методических указаний, разжевывает все до кусочка, а он после этого как ни в чем не бывало нарушает строй в воздухе! Что же, вы хотите, чтобы я за вас летал, что ли? А? Нет, батенька мой, не выйдет. Полет тоже требует труда, безответственности он не терпит. А вы думаете, у вас отчего плохо получается? От незнания? Как бы не так! От безответственности, товарищ лейтенант. Вам ведь по радио, как школьнику, с земли подсказывали: уточните расчет, иначе сядете с «промазом». А вы сделали попытку предотвратить ошибку? Нет.
Офицер в летной куртке сделал паузу. Воспользовавшись этим, Мочалов с порога произнес:
— Разрешите войти.
Он уже догадался, что полный подвижной человек, распекавший летчика, и есть командир части.
— Да, да, — небрежно кивнул тот Мочалову.
Майор коротко доложил о своем прибытии в авиаполк и протянул предписание из отдела кадров.
Командир части взял предписание и окинул Сергея цепким взглядом с головы до ног, словно желая убедиться, по форме ли тот одет.
— Ага, долгожданный, — произнес он добродушно. — Ну, присаживайтесь. А вы можете идти, — кивнул он в сторону летчика, которому только что делал внушение.
Когда дверь за лейтенантом затворилась, командир части тяжело отдышался и похлопал себя ладонью по короткой крепкой шее.
— Он у меня вот где сидит, этот ваш лейтенант Пальчиков.
— На мой взгляд, не так уж он плох, товарищ командир, — спокойно сказал седоватый подполковник.
Командир порывисто повернулся.
— Плох? Разве я сказал, что плох? Упрям, а не плох, — и, подумав, прибавил: — Упрямый, а настойчивости не хватает, вот и получается пшик. Он хочет подражать Ефимкову, а силенок и опыта недостает. Ефимков — это артист в воздухе. Он как хороший тенор в хорошей опере. А Пальчикову азы нужно как следует пройти, прежде чем подражать Ефимкову. Впрочем, замполит, перенесем этот разговор на другой раз, давай лучше с новым командиром эскадрильи знакомиться. — Он протянул Мочалову твердую с короткими пальцами руку. — Подполковник Земцов. А это мой заместитель подполковник Оботов.
Пожав Сергею руку, Оботов не без досады заметил:
— Сожалею, но у меня начинаются занятия. Придется нам позже поговорить, товарищ майор. Помните, дверь моего кабинета для вас открыта в любой час.
— Спасибо за приглашение, — отозвался Мочалов.
Оботов ушел. Они остались вдвоем. Земцов притронулся к нанизанным на тонкий проволочный стержень макетам истребителей и толкнул один из них в нос. Самолетик вздрогнул и повернулся вокруг стержня.
— Значит, из академии? — быстро спросил Земцов. Его круглое в складках лицо с большими залысинами на лбу стало серьезным. — Я ее тоже кончал. Только давно. Сейчас многое выветрилось из памяти, не худо бы и освежить знания. Третий раз прошусь, да вот не пускают. Вы как доехали, где остановились? — В голосе подполковника уже улеглись возмущенные нотки, сейчас этот пожилой человек говорил мягко, участливо. — Ах, я и забыл, что вы с Ефимковым старые друзья. Значит, у него ночевали? А вообще комната для вас уже приготовлена, можете вселяться.
Земцов, вероятно, любил расспрашивать. Вопросы задавал короткие, быстрые, слушал внимательно, не перебивая. За каких-нибудь двадцать минут он уже знал и о занятиях Мочалова в академии, и что после ее окончания тот отказался от более высокой должности в штабе, а предпочел ей место командира эскадрильи в далеком Энске, и что жена приедет к майору через несколько месяцев… Слушая Мочалова, Земцов время от времени одобрительно кивал головой.
— Работы у вас будет много, — сказал он, как бы подводя итог. — Эскадрилья в основном из молодых летчиков. Правда, учебный план они выполняют хорошо, даже на первом месте идут, но срывы есть. Ефимков много с ними возится. Летчик он отличный, образования, жаль, маловато, это иной раз и подводит. Я надеюсь, с вашим приходом дело пойдет лучше. У него опыт, у вас знания.
Земцов поглядел в окно. Медленно плыли низкие облака. Они редели, и синеватая линия гор обозначалась еще более отчетливо.
— Вчера звонили от генерала, — продолжал подполковник. — Приказал, как только появитесь, немедленно доставить вас к нему. Связной самолет уже заказан. Нужно только справиться о погоде.
Подполковник взялся за телефонную трубку. Эта способность Земцова быстро переходить от слов к делу понравилась Мочалову.
— Четвертый! — громко заговорил подполковник. — Какие виды на погоду, товарищ дежурный? Значит, перевал открыт? Отлично. Майор Мочалов через десять минут будет у самолета… — Земцов поднялся из-за стола и подал Мочалову руку. — Генерал, надеюсь, долго вас не задержит, к исходу дня вернетесь. Связной «лимузин» стоит вон там, — подполковник подвел Сергея к окну. Открылся вид на покрытый хорошо утрамбованным снегом аэродром с расчищенной посередине серой бетонированной полосой. Командир показал на зеленый связной самолет, с кабины которого моторист поспешно сбрасывал чехол.
Самолет снижался. Навстречу бежали возникшие из морозной пелены тумана контуры большого города, окаймленного с востока и юга невысокой горной грядой. Мочалов увидел четкую сетку кварталов, широкие проспекты, прорезавшие город, черные фермы железных мостов. Угадывалась занесенная снегом река. Он успел даже рассмотреть на одной из прилегающих к городу гор развалины древней крепости. Летчик сквозь шум и треск мотора прокричал:
— Отруливаю на северную сторону аэродрома, буду там заправляться!
Земля приближалась. Мочалов, не любивший быть на борту самолета пассажиром, придирчиво заметил:
— Высоковато выравниваете, товарищ лейтенант.
Но летчик не расслышал, машина легким толчком коснулась земли и побежала, разметая снег. Когда они вышли из кабины, Сергей долго разминал и отогревал озябшие ноги. Летчик скептически посмотрел на хромовые сапоги Мочалова, его чуть рябоватое лицо дрогнуло в усмешке.
— У меня понадежнее обувь, товарищ майор, — он похлопал себя по мохнатым рыжим унтам и деловито прибавил: — Ожидать вас буду здесь.
На попутной машине Мочалов добрался до штаба, но попасть на прием к Зернову не смог. Кабинет генерала был опечатан. Адъютант — молодой лейтенант в безукоризненно отглаженном костюме — с сожалением поглядел на майора.
— Генерал неожиданно заболел и в штабе сегодня не будет.
Мочалов досадливо вздохнул. Припомнились сразу и болтанка над заснеженным перевалом, и онемевшие от холода ноги, и ожидание попутной машины на аэродроме. Стало жаль напрасно потраченного времени.
— А вы из Энска? — спросил адъютант. — Это я передавал приказание генерала, чтобы вас вызвали к нему на прием. Действительно досадно, если войти в ваше положение, — сочувственно покачал он головой. — Чем бы вам, право, помочь? Впрочем, знаете, — глаза молодого офицера оживились, — давайте я все-таки доложу. Дома по делам службы генерал обычно не принимает, но, может, он скажет, как быть.