Когда исчезла под плоскостями синяя гладь моря, горизонт услужливо открыл перед летчиками новый пейзаж Теперь на нос самолета набегала равнина с темными контурами городов и селений, с прозеленью полей и озерами, поблескивающими на солнце острыми стекляшками.
В герметически закрытой кабине было светло и тихо. Мощный гул турбины сюда почти не проникал. Только легкий свист, какой-то мечтательный и убаюкивающий, доходил до слуха. Самолетные часы показывали без девяти два. Мочалов подумал о том, что поезд с геологами будет на станции в четыре дня и простоит всего семнадцать минут. После посадки у него останется не более часа на то, чтобы добраться на вокзал. Прибор скорости показывал девятьсот.
Еще на земле, готовясь к этому сложному перелету на большую дальность, Мочалов предусмотрел, что на последнем отрезке пути его эскадрилья выйдет вперед, чтобы поскорее совершить посадку и освободить полосу для следующей группы. Андронников со своими одиннадцатью ведомыми оторвется от группы Ефимкова, тот же выйдет к аэродрому последним. Мочалов приказал всем ведомым своей группы увеличить скорость.
Впереди уже пробивались сквозь дымку контуры большого города, виднелся высокий железнодорожный мост над рекой. За рекой зеленело полузатопленное весенним паводком займище.
Мочалов прибавил газ, оглянулся вправо и влево. Слева от него, четко выдерживая интервал и дистанцию, шло звено старшего лейтенанта Спицына. Справа четверку истребителей вел Пальчиков. Из трех его ведомых наибольшее опасение вызывали лейтенанты Москалев и Ларин, оба молоденькие, остроносые, веснушчатые — «аяксы», как называл их смешливый Пальчиков. Сейчас один из них, лейтенант Ларин, немного отстал от строя, и в звенящем эфире раздался окрик Пальчикова:
— «Семнадцатый», прибавить скорость!
Ларин поспешно выполнил приказание, но, очевидно, прибавил лишние обороты, и по инерции его машина вырвалась вперед на один уровень с самолетом Мочалова.
— «Семнадцатый»! — протяжно повторил Пальчиков своим надтреснутым тенором. — Стать на место, вы не флагман!
Голос Пальчикова издевательски холоден.
Группа Мочалова, постепенно снижаясь, уже заходила на посадку. Таяла дымка, обволакивающая землю. Солнце теперь не резало глаза, как на высоте. Внизу виднелся крест из длинных, рассекающих широкий аэродром бетонированных полос, показались выкрашенные в белый цвет аэродромные постройки. Мочалов услышал команду с земли.
— «Соколы», я — «Зенит», к приему готов.
И они стали садиться. Горючего оставалось в обрез, поэтому летчики пилотировали с особенной осторожностью, чтобы никого не заставить уходить на второй круг. Мочалов первым подвел свою машину к земле и, закончив пробег, отрулил на указанное для эскадрильи место. Выключив двигатель, он откинул фонарь и ногами встал на пилотское сиденье. Поднявшись во весь рост, смотрел из-под ладони на посадку последних групп.
Вздымая легкие облачка пыли, через равные промежутки времени парами опускались истребители на аэродром и приземлялись сначала на два основных и секундой позже на переднее колесо. Вот уже и последнее звено, ведомое старшим лейтенантом Карповым, завершило полет.
Мочалов успокоенно вздохнул. Незнакомый механик подставил к его самолету стремянку, и Мочалов вылез из кабины. На земле он с удовольствием расправил руки и плечи, замлевшие от долгого напряжения. После трудного перелета было приятно чувствовать под ногами твердую землю, покрытую весенней травкой. Откуда-то вынырнула серая «Победа» и остановилась рядом с его «единицей».
— Вы подполковник Мочалов? — окликнул Сергея смуглый черноволосый старший лейтенант. — Вас просит к себе начальник гарнизона. Садитесь.
Подполковник забрался в машину. По пути они прихватили успевшего вылезти из самолета Кузьму Ефимкова и поехали на командный пункт. По узкой винтовой лестнице поднялись на вышку: впереди старший лейтенант, за ним Мочалов и Ефимков.
На вышке Мочалов и Ефимков увидели кряжистого, круглолицего генерала. По всему было видно, что генерал мало времени проводил в своем кабинете и привык подставлять аэродромным ветрам свое лицо. На его шее болтался бинокль. Генерал окинул Сергея беглым цепким взглядом.
— Подполковник Мочалов, командир истребительного полка, — представился Сергей.
— И, вероятно, весьма не плохой командир, — басовито подхватил генерал, — хорошо сажал свою воздушную армаду. Я с секундомером стоял. Не могу придраться. Будем знакомиться. Лавров.
Мочалову эта фамилия была известна. Лавров командовал одной из дивизий на Берлинском направлении и не однажды отмечался в приказах Верховного Главнокомандующего. Сергей с удовольствием пожал его руку и тотчас же представил Ефимкова:
— Знаю и такого, — отозвался Лавров, — о нем мне ваш бывший хозяин, генерал Зернов, рассказывал. Да и о вашей, Мочалов, эпопее с иностранным самолетом он говорил. Значит, к нему, к старику Зернову, путь держите? Что же, отлично. Вашу миссию знаю. Обратно будете лететь на новых самолетах. Совсем не на таких, на каких летите сейчас. Сам с удовольствием покатаюсь в тех новых машинах. Как вы думаете, а? — Он смахнул с рукава соринку и, переходя на официальный тон, уточнил: — Путь будете продолжать в шестнадцать тридцать. Метеосводка получена. Вам разрешен второй этап маршрута. А пока идемте в столовую на обед с кваском, — гостеприимно закончил генерал.
Сергей тревожно посмотрел на часы: тридцать минут оставалось теперь до прихода московского поезда. Если придется обедать, то все пропало, а сразу отказаться от приглашения генерала было как-то неловко. Пока он обдумывал наиболее удобную форму отказа, Ефимков без всяких предисловий спросил:
— Товарищ генерал, а как бы у вас машину до вокзала на часок взять?
Выгоревшие брови Лаврова удивленно поползли вверх:
— Машину? На вок-зал?
— Да, да, на вокзал, — не давая Лаврову опомниться, продолжал Кузьма, — моему командиру нужно поспеть к московскому скорому, жену, встретить.
— Жену? — с нарастающим недоумением переспросил Лавров. Он вдруг расхохотался, лукаво погрозил Кузьме пальцем. — Хитрите вы, шутники! Жена у Мочалова в Энске. Не обманете! Наверно, какую-нибудь проезжую курортницу решили встретить. Они целыми косяками уже потянулись на побережье.
Сергей клятвенно прижал руки к груди и стал торопливо объяснять свое затруднительное положение. Генерал внимательно слушал, усмешка сбегала с его лица.
— Ладно, верю. Раз такое дело, мчитесь. «Победу» мою берите, а обратно прямо в столовую. Буду ждать.
Горячо поблагодарив Лаврова, Сергей с Кузьмой бросились к машине. Они еле-еле успели к поезду. Когда, запыленные, вспотевшие от жаркого полуденного солнца, выбежали они на перрон, московский скорый уже стоял на первом пути. Вероятно, он только-только остановился, потому что из всех тамбуров продолжали выскакивать уже по-летнему одетые пассажиры. Летчики шли вдоль состава от хвоста к паровозу. Перрон бурлил голосами. Пассажиры толпились у лотков с мороженым, стояли в очереди за пивом, под навесом в летней столовой ели горячий борщ. Пробегали мимо вагонов ребятишки с кульками первой черешни, выкрикивая: «На три рубля пара».
Шестой вагон был уже близко, но входить в него не понадобилось. Еще издали Сергей заметил Нину. В длинном шелковом зеленом халате шла она вдоль поезда под руку с тонкой светловолосой девушкой. Тугой узел волос на затылке и походка, легкая, при которой она, чуть приподнимаясь на носки, очень прямо несла свою голову, — все это не могло обмануть Сергея. Опередив заулыбавшегося Ефимкова, он бросился вперед и, волнуясь, окликнул ее. Нина порывисто обернулась, вздрогнув от неожиданности и удивления.
— Сережа, ты… Сережа?!
И, отпустив локоть подруги, она кинулась к нему, крепко припала к груди, часто задышала в пропитанную пылью тужурку.
— Родной, ты как из-под земли, даже напугал. И с Кузьмой Петровичем?.. Здравствуйте, Кузьма Петрович. Но какими же вы судьбами?.. И почему здесь?
Ее большие глаза с радостным изумлением перебегали с одного на другого. Кузьма стоял, широко расставив крепкие ноги, из-под низко надвинутого на лоб козырька фуражки смотрел на нее хитро сощуренными глазами.
