Мочалов прижал к щеке разлинованный листок.

— Боря, вы не спите? — Спицын привстал, упираясь ладонями в постель. — Получил письма от жены. Пишет — приедет работать с геологами, что исследуют перевал. На их площадке мы посадили самолеты. Счастливое совпадение…

— Счастливое! — согласился Спицын. Потом шумно заворочался в постели.

— Вам действительно хорошо, товарищ майор… А вот если, допустим, ты любишь человека, а в ответ получаешь одно равнодушие…

Мочалов провел ладонью по волосам и засмеялся. Рука с темным пятном татуировки на кисти потянулась в сторону лейтенанта.

— Это вы не про Наташу ли?

— А про кого же еще?

— Эх, лейтенант, лейтенант, — насмешливо заметил Сергей Степанович, — не годится грустить, отправляясь в дальнее плавание по жизни. Пока вы спали, Наташа дважды приходила. Ее сестра не впустила, ссылаясь на мою температуру. Я слышал их разговор за дверью.

Спицын смахнул с себя одеяло и быстро соскочил с постели. Сделав два шага по ковровой полосатой дорожке, наклонился к Мочалову.

— Товарищ майор, вы не шутите?

— Марш на место, врач явится…

Борис послушно забрался на свою кровать. В коридоре послышались шаги. Спицын почему-то подумал, что это Наташа. Но в распахнувшейся двери показался генерал Зернов. Он шел в накинутом на плечи белом халате, высокий, негнущийся. Генерала сопровождали Земцов и Оботов.

Увидев Зернова, Мочалов попытался сесть. Ослабевшее тело с трудом повиновалось.

— Товарищ генерал, — доложил он, — майор Мочалов в паре с лейтенантом Спицыным в учебном полете встретили иностранный бомбардировщик, нарушивший государственную границу. На сигнал немедленной посадки экипаж ответил огнем. Мы были вынуждены принять воздушный бой. Точных результатов не знаем. Из-за нехватки горючего сели в горах. Материальная часть повреждена незначительно.

Генерал слушал этот необычный рапорт выпрямившись, строго подняв голову. Едва Мочалов умолк, он порывисто склонился к нему и поцеловал в горячий лоб.

— Молодцы, — сказал генерал, обращаясь уже к обоим летчикам и слегка щурясь. — Говорите, результаты боя вам не известны… Но их знает Родина и хорошо знает. — Зернов обернулся к стоявшим позади Оботову и Земцову и попросил газету. Командир полка подал. — Внимание, — начал генерал торжественно. — Довожу до вашего сведения, что за образцовое выполнение своего долга перед Родиной Президиум Верховного Совета Союза Советских Социалистических Республик постановил наградить орденом Красного Знамени офицеров Военно-Воздушных Сил: майора Мочалова Сергея Степановича, лейтенанта Спицына Бориса Леонтьевича.

Читал он медленно, с расстановкой, старческий голос вздрагивал от волнения. Это было так неожиданно, что оба, и Мочалов и Спицын, растерялись и молчали, словно не сразу поняли, что речь в указе идет именно о них.

— Служу Советскому Союзу! — первым опомнился Мочалов.

— Служу Советскому Союзу! — с опозданием, но звонко выкрикнул Спицын.

Генерал возвратил Земцову газету, достал очки и укрепил их на носу, хотя теперь они были ему совершенно не нужны. Мочалов заметил — пальцы у Зернова дрожали.

— Хорошо служите, товарищи офицеры, — улыбнулся генерал.

После его ухода почти сразу пришла Наташа Большакова. Мочалов услыхал за дверью ее голос и уткнулся в подушку, сделав вид, что спит. Спицын нервно сжал пальцами одеяло. Он поймал себя на мысли, что ждет с нетерпением этой встречи и в то же время пугается ее.

Наташа ворвалась в палату с возбужденно пылающим лицом и встала у кровати Бориса. Она почему-то показалась лейтенанту очень высокой. «Наверное выше меня», — подумал Спицын и подивился, отчего эта ненужная мысль пришла первой. Белый больничный халат оттенял голубизну ее больших остановившихся глаз. Все такое знакомое — мягкие очертания подбородка и рта, золотистый завиток волос за порозовевшей от мороза мочкой уха. Только на лице не было всегдашнего подзадоривающего, полунасмешливого выражения.

— Боря, здравствуйте!

Она смущалась, щеки полыхали румянцем все сильнее. Девушка пододвинула себе стул. Спицын привстал на согнутых в локтях руках и ответил:

— Здравствуйте.

Разрисованное морозом окно отбрасывало на стену и пол солнечные зайчики. Они передвигались, как живые. Наташа неловко наклонила голову, повела глазами за одним из них.

— Я к вам уже третий раз, — заговорила она, — насилу прорвалась.

— Тут стража грозная, — подтвердил Борис, машинально следя за Наташиным зайчиком. «И опять не то, — подумал он. — При чем тут стража?» — А я решил, что вы уехали, — сказал он после минутного молчания и покраснел.

Наташа поправила прическу и, поборов смущение, заглянула ему в глаза.

— Уехать, не узнав, что с вами? Не дождавшись? Знаете, сколько я волновалась…

Спицын неловко заворочался.

— Зачем же волноваться, Наташенька. Ведь ничего такого не было. Обычное дело. Вылетели на задание с посадкой на чужом аэродроме, вернулись. Командир немножко приболел. А больше, ей-ей, ничего не было.

— Вот что, Боря, — строго перебила девушка и нахмурилась. — Посмотрите мне в глаза и перестаньте врать. Думаете, я ничего не знаю? Да ведь, живя в Энске, все можно было понять. — Решительным движением она положила ему на лоб руку. — Ах вы, лохматый, непослушный притворщик. Неужто вы думаете, я такая наивная! — голос был тихим, ласковым.

Борис крепко сжал ее руку.

— Спасибо, Наташа. С вами легко, как с хорошим другом. Вы бы еще пожили у нас в Энске. Я скоро встану, и мы снова пойдем бродить на лыжах.

— Под ночными звездами?

— Может, и луна в ту пору будет поярче.

— Нет, Боря, не суждено.

— Почему?

Не отнимая руки, Наташа взглянула на маленькие часики:

— Через семьдесят минут отходит мой поезд. Мне пора на вокзал.

Борис молчал. Тогда она осторожно высвободила свою руку из его горячей и твердой руки, сказала неуверенно, словно извиняясь:

— Да ну же, ну! Что вы нахохлились? Сестре я оставила письмо с московским адресом, к вечеру вы его получите. Мне сказали, что вскоре и вам предстоит поездка в Москву за получением награды. Я полагаю, вы разыщете там меня.

Глаза лейтенанта мгновенно заблестели.

— Что вы говорите, Наташа! Нас — в Москву? Как здорово! И мы увидимся снова.

— Если не поленитесь разыскать меня.

Наташа встала, сделала шаг к двери, но остановилась, над чем-то мучительно раздумывая. Видимо, решившись, она сказала:

— Боря, дайте слово, что будете лежать тихо и неподвижно, с закрытыми глазами.

— А глаза закрывать обязательно?

— Да.

Он вытянулся на спине, закрыл глаза.

Наташа вернулась к его кровати, склонилась над ним и неумело поцеловала в губы.

— До встречи, дорогой, — прозвучал ее взволнованный шепот.

Спицын быстро приподнялся, стремясь удержать девушку, но ее каблучки уже простучали за дверью палаты.

Он долго лежал неподвижно, счастливо улыбаясь. Взволнованный множеством выпавших за этот день на его долю переживаний, Борис не заметил, как задремал.

Когда он проснулся, было поздно. За окном в холодном небе висел месяц. От него в комнату падали широкие дорожки голубого света.

Лейтенант услышал голоса. Разговаривали Мочалов и Ефимков.

— А этот малыш спит, что ли? — спросил бас Ефимкова.

— Спит. Ты его не тронь. У паренька сегодня самый счастливый день. И первый орден, и девушка приходила. Кажется, в любви они объяснились.

— Это какая же девушка?

— Наташа Большакова.

— Наша библиотекарша?

— Она.

— Славная дивчина. Эх, парень! С такой ты легко пойдешь по жизни.

— Ты стал философом, Кузя.

— А думаешь, нет! Сейчас только доклад о советской военной гордости прочитал. Кстати, могу проинформировать: в нашу эскадрилью двух новичков дали. Недавно школу летную кончили. Когда узнали из моего доклада, как вы со Спицыным бой вели с нарушителем, проходу не дают: «Покажите нам этого лейтенанта», «Вот бы посмотреть на лейтенанта поскорее». Сам понимаешь, что их больше всего поразило. Молодой летчик, недавно из авиаучилища, и вдруг такой подвиг…