Эльвира Павловна, увлекавшаяся спортом, сумевшая привлечь к дому Олега Константиновича целый круг интересных друзей и знакомых, явилась для Олега Константиновича тем ярким началом, которое осветило его личную жизнь, до предела загруженную делами и обязанностями.

Дети от этого брака как бы расширили границы молодости конструктора, еще раз подтвердив постоянство главной черты его характера: вечную молодость души.

Работая над книгой об этом выдающемся человеке, я неоднократно встречался с Эльвирой Павловной и благодарен ей за предоставленную мне возможность ознакомиться с богатым архивом Олега Константиновича.

Ежедневно, каждое утро, в одно и то же время — в девять часов утра, Генеральный появлялся в своем служебном кабинете в КБ. Его ждал огромный, необычной формы рабочий стол, напоминавший раскинутые крылья самолета.

Сделанный мастером Коваленко по чертежу Генерального, стол этот являет собою своеобразный пульт управления конструкторским бюро.

Слева, на консоли стола — переговорный пункт, провода которого выведены во все отделы КБ и цеха опытного завода Три телефонных аппарата, два микрофона: для диктовки писем и для переговоров. Справа — папки с необходимыми на данный рабочий день бумагами. В нишах, ящиках, на полках в верхней доске стола находится все необходимое. Достаточно, не вставая с места, протянуть руку, чтобы взять все, что нужно. Экономия времени, экономия движения.

Над столом «летающая тарелка» удобного светильника.

Перед столом Генерального — большой стол для совещаний. Тоже необычный. Верхняя поверхность его покрыта светлым шершавым пластиком — это чтобы любой, сидящий за столом, мог мгновенно прямо на поверхности стола набросать эскиз, чертеж, сделать нужный расчет.

Справа от стола огромные застекленные шкафы — в них модели самолетов и планеров фирмы. Как-никак их больше шестидесяти.

Перед витриной шкафа большая чертежная доска с рейсшиной. Легкая занавеска, расходящаяся в обе стороны, может при случае закрыть засекреченный до поры до времени чертеж (возникает и такая необходимость).

За спиной на низких полках еще два телефонных аппарата, книги, справочники и выкрашенный в белый цвет сейф. На нем крылатая бронзовая статуэтка Икара и небольшой портрет Сергея Королева.

Отсюда, из этого необычного кабинета, Антонов осуществлял руководство сложнейшим механизмом конструкторского бюро, связывая воедино результаты творческой деятельности отделов, цехов, бригад, групп, занятых общим делом — созданием новых самолетов.

Здесь собирал он нужных ему сотрудников. Отсюда уходил он в «горячие точки» КБ, разбросанные по комнатам, цехам и залам многоэтажных корпусов, соединенных стеклянными переходами на уровне разных этажей.

— Для экономии времени, — пояснили мне.

Садясь за руль собственной «Волги», Олег Константинович уезжал домой, в поселок, на улицу Огарева; на окраине этого рабочего поселка стоит небольшой двухэтажный коттедж, окруженный садом.

И дом, и сад, и даже небольшой бассейн в саду — все создано по мысли, а зачастую и руками самого конструктора.

Все просто, красиво и рационально — как бы повторяет характер и интеллигентность хозяина.

Вы входите в просторную, застекленную веранду с огромным камином, расписанным кистью Олега Константиновича. В этом зале собирались гости, отмечались праздники, здесь в обществе ближайших друзей встречали Новый год. По деревянной лестнице поднимаетесь на второй этаж в кабинет. Это просторное помещение — тоже своеобразное отражение характера хозяина. Что-то вроде полного собрания интересов и увлечений рационально ориентированного мечтателя, овеществленных в обстановке.

Небольшой письменный стол в одном углу. Напротив чертежная доска, наклонно укрепленная на стенде. Верстак с прекрасным набором инструментов для столярных и слесарных работ. Рядом с верстаком мольберт и ящик с красками и кистями. Что еще?..

Посреди комнаты большой стол для игры в пинг-понг. Он же во внеигровое время — рабочий стол; на нем раскладываются необходимые книги, материалы.

Вдоль стен низкие шкафы, похожие на серванты, — в них хранится замечательный архив конструктора, собранный им за всю его жизнь. Это пухлые папки, разложенные по годам. На каждой папке крупно выведена дата. Внутри фотографии, вырезки из газет и журналов, документы, ксерокопии и письма.

На шкафчике несколько теннисных ракеток. Одна стена целиком занята стеллажами с книгами и журналами. Собрания сочинений классиков, современная литература, книги по искусству с роскошными репродукциями, справочники по садоводству, энциклопедия, книги и справочники по авиастроению.

Рабочая комната Антонова как визитная карточка его трудов и увлечений. Ведь он творил здесь: заканчивал чертежи, рисовал картины, писал стихи, играл в настольный теннис.

Хобби, торопливо отметит читатель.

Не торопитесь, ведь все это в понимании хозяина выглядит несколько иначе. Выслушаем самого Антонова:

«То, что за рубежом называется „хобби“, в наших условиях выглядит совершенно иначе. У нас каждый человек, в сущности, может выбрать себе профессию по душе.

Именно в будущем можно достигнуть идеала, когда хобби и основная работа — одно и то же. Ну, в моем лице это так и выходит. Хотя у меня есть, помимо самолетов, и другие занятия, и другие интересы. Согласитесь, нередко человек бывает увлечен не одним предметом, а несколькими. Стремление к творчеству совершенно естественно. Я бы сказал — это неистребимое стремление.

Несмотря на мои увлечения, не могу отказаться от авиации. Когда, например, занимаюсь в саду, мысли обычно вертятся вокруг основной работы. На свежем воздухе думается хорошо — таким образом я делаю сразу два дела Всю жизнь понемножку рисую — это тоже авиация».

Вернемся к истокам этой мысли:

«Пристрастие авиаторов к искусству можно объяснить тем, что земля, небо удивительно красивы с высоты. Жаль, что художники-профессионалы мало летают. Новая, неведомая дотоле красота открывается человеку в полете, он хочет поделиться ею, как радостью. И берется за кисть.

Бывают и совершенно иные побуждения. Вернулся, скажем, после рабочего дня, в течение которого встретил нелепое препятствие в нужном деле, столкнулся с перестраховщиком, тупицей, бюрократом. Настроение бешеное. Пасторальный пейзаж, натюрморт с незабудками из-под кисти не возникают. Возникает „Ярость“ или „Битва“…»

Но ведь здесь, в этой комнате, рождались поразительные по своему обаянию главки книги Антонова «Десять раз сначала». С каким литературным мастерством написаны некоторые страницы этой книги, адресованной молодежи. Вот строки, передающие ощущение юного автора от горных просторов Коктебеля.

«Взгляд, привыкший скользить по бесконечной степной равнине или тонуть в сумеречной чащобе близкого леса, терялся в прозрачной перспективе огромных наклонных, вздыбленных плоскостей, кудрявых от карабкающихся по каменистым склонам кустов и деревьев. Пространство властно врывалось в нас своим третьим, самым впечатляющим измерением.

Непостижимо огромные массы камня перекликались тревожно звучащим эхом, подтачивая чувство реальности. Уже казалось странным, что по ногам привычно хлестали стебли сухих трав, что простые куски известняка с легким звоном вывертывались из-под отполированных ковылем подошв и, шурша, скатывались по крутобокому, пышущему жаром склону.

Ноги все быстрее и быстрее несли нас навстречу новым впечатлениям. Все казалось возможным. Вот последняя седловина. Еще несколько десятков шагов — и мы с бьющимися сердцами достигаем вершины Коклюка.

Перед нами, обрамленная двумя стремительными взмахами горных цепей, встала на цоколе из белой пены синяя стена моря.

На ней, рассеченной надвое золотой тропой солнца, медленно двигались и быстро исчезали корабли.

Мы замерли…»

Читаешь и думаешь: какое точное виденье, какая четкость слова, какая сочность метафорического мышления. Прекрасная проза…

Но ведь здесь же, под сводами этого кабинета-мастерской, рождались и стихи, тоже поражающие нас своим поэтическим могуществом и философской насыщенностью. Ведь они — духовное кредо поэта.