Сергей Владимирович долго одиноко ходил вокруг планера, разглядывая при лунном свете необычную конструкцию. Потом он всей своей тяжестью навалился на киль планера — вертикальный стабилизатор хвостового оперения.
Оперение скрипело, но выдержало натиск корпуса солидного председателя. Удовлетворенный, он сел в машину и также одиноко уехал досыпать в поселок.
Утром разрешение на испытательный полет было дано.
Сохранились веселые стихи, адресованные техкому и написанные неизвестным автором — участником слета.
Возле старта и в полете
Вездесущ техком на слете.
Наяву и если спишь,
Знаешь, ты не полетишь,
И сидишь, скучая, дома,
Если визы нет техкома.
От техкома не укрыться —
За тобою следом мчится.
Глаз в бинокле широко
Раскрывает сам Гурко,
У техкома воз работа:
Как хирург, он все расчеты
Проверяет чертежом
И решает что почем.
А на фоне гор и фруктов,
Трепеща, сидит конструктор!
Но техкому тоже горе…
Вот уж планеры все в сборе:
Восемь «змей», двенадцать «рыб»,
Девять «ласточек» и… «гриб»!
Кто здесь ласточка, кто чайка?
Попытайся — угадай-ка!
1935 г.
Самые различные испытания проводились во время слетов под руководством техкома.
На «Красной звезде» Сергея Королева опытный летчик Степанченок впервые сделал на планере петлю Нестерова. И не одну, а целую серию петель…
Адольф Карлович Иост, умелый планерист, решил на антоновском «Городе Ленина» установить рекорд дальности.
В ветреную погоду он решил, обогнув со стороны моря Карадаг, пройти дальше вдоль берега, насколько это представится возможным. Такой маршрут до И ос та никто не выбирал, поэтому его полет вызвал всеобщее внимание.
Вот планер легко оторвался от склона. Тонкие длинные крылья вынесли его навстречу морскому простору. Еще раз мелькнула тонкая черточка крыльев и скрылась за грозными скалами вулканического хребта.
Дотянет ли планер до противоположного конца Карадага? Хватит ли ему запаса высоты? Не прижмет ли его воздушный поток к скалам? Ведь там не найдешь и крошечной площадки для того, чтобы сесть.
Эти мысли волновали не только конструктора планера Антонова, но и всех участников слета, пристально следивших за опытным полетом.
Вспомнились полусерьезные, полушутливые слова Антонова:
«„…Нужно летать в двух случаях: во-первых, когда метеорологи предсказывают наличие восходящих потоков. И, во-вторых, во всех остальных случаях“. Несмотря на свою юмористическую форму, высказывание это не так уж нелепо, как это может показаться с первого взгляда.
Итак, смелее в неизвестное! Там, за поворотом, еще много сюрпризов, много новых возможностей! Руководство слета предоставляет нам огромные ресурсы для использования всех видов парения как известных, так и подлежащих освоению.
Нам необходимо активно и яростно драться за использование малейших возможностей для повышения наших достижений и расширения нашего опыта».
Эти слова объясняют, почему участники слета шли порой на весьма рискованные эксперименты, подобные полету Иоста на планере «Город Ленина».
…А в это время у каменной груди Карадага разворачивалось действие, полное драматизма. Внизу бушевали свинцовые волны залива. Впереди вздымались отвесные скалы, не оставлявшие никаких надежд на выбор посадочной площадки.
А планер в поисках восходящих потоков воздуха постепенно терял высоту.
Выбора у летчика не оставалось — Иосту надо было садиться на воду. Резко повернув планер, чтобы не наскочить на скалы Чертова ущелья, летчик зацепил крылом за волну и мгновенно оказался в бушующей воде. Он успел лишь сбросить кожаную куртку и сапоги, тянувшие его ко дну.
Через несколько часов усталого, голодного и продрогшего летчика, примостившегося на мокрой скале, подобрал катер научной экспедиции, работавшей на биостанции Южного берега Крыма.
Еще более рискованный эксперимент было решено провести на планере «Рот-Фронт» конструкции Олега Антонова.
В авиационных кругах того времени шли споры по одному очень важному вопросу: при какой скорости летательный аппарат, будь то планер или самолет, входит в колебания — так называемый флаттер, — достигающие разрушающей силы.
Некоторые, в частности, профессор Владимир Петрович Ветчинкин, считали, что летательный аппарат рассыплется при скорости 220 километров в час.
Большинство же было уверено, что разрушение наступит только при скорости свыше 300 км/час.
Техком принял решение — проверить этот важнейший показатель на практике. То есть предстояло испытать планер в воздухе до полного его разрушения.
— Олег Константинович, не давайте ломать свой планер, — упрашивал его шеф-пилот «Рот-Фронта» Виктор Расторгуев. Последний мечтал установить на этом планере рекорд высоты.
— Ничего не поделаешь, надо! — решительно отвечал Антонов. — Кто-то должен страдать во имя общих интересов.
Также решительно был выбран и пилот для проведения эксперимента. Им стал, вне сомнений и конкуренции, Сергей Анохин — человек исключительного самообладания, точной реакции в минуту опасности.
Мне выпало счастье лично встречать, уже после войны, этого выдающегося летчика, прошедшего огромную школу жизни. Герой Советского Союза, стройный, худощавый, с плотной колодкой орденских планок, он поражал каждого своей удивительной собранностью и внешней простотой своего сложного характера.
Видимо, уже в предвоенные годы Сергей Николаевич был таким же собранным, талантливым летчиком. А ведь задача перед ним стояла исключительно сложная: испытать машину до полного разрушения ее в воздухе, спасая собственную жизнь в последний момент на парашюте. «Игра со смертью» — так назвали впоследствии это опасное испытание.
Нет, игры не было! Каждый четко знал свое дело. И когда после томительного ожидания самолет, поднимавший планер, застрекотал и выбрал слабину троса между планером, все облегченно вдохнули:
— Наконец-то…
Сцепка самолет — планер поднялась в воздух. Планер отцепился от буксировочного троса на высоте три тысячи метров. Отсюда открывался сказочный вид на коктебельскую бухту, на каменную громаду Карадага, на голубовато-коричневый простор выжженной солнцем крымской земли.
Но Анохину не до красот — перед ним конкретная задача — разбить планер в воздухе.
И вот планер пикирует. Стремительно нарастает его скорость. 120, 150, 200 километров в час. Планер начинает вибрировать. Срывается крышка кабины. Поток встречного воздуха ударяет летчика в лицо, пытаясь сорвать с него шлем и очки.
Свист падающего планера переходит в рев. Глаза Анохина прикованы к указателю скорости — 225 км в час.
— Еще держимся… — успевает зафиксировать летчик. Но в это мгновение раздается предательский треск, и планер, словно после взрыва, мгновенно рассыпается в воздухе.
Хаотическая мешанина исковерканных частей планера продолжает кружить в воздухе серо-серебристым облачком.
— А человек?
Его не видно… Нет, опережая растерзанную мешанину обломков, вперед вырывается черная точка — это человеческая фигура, сжавшаяся в комок.
— Неужели конец? Неужели, потеряв сознание, летчик не успеет раскрыть спасительный парашют?
Проносятся трагические секунды — человек продолжает падать, оставляя за собою обломки — все, что осталось от антоновского планера. Но вот упругий щелчок, и над фигуркой человека вспыхивает белый-белый раздувшийся купол парашюта.
— Спасен… Молодец! Вот это класс… — срывается с губ многочисленных зрителей.