В это же время Чкалов испытывал новые планеры и обучал курсантов летать на них. Очередь дошла и до антоновского ОКА-3.
Планер строился по чертежам молодого конструктора и вовсе не походил на остальные безмоторные летательные аппараты. Вместо фюзеляжа у него была мощная балка. К ней крепились крылья и хвостовое оперенье, а пилот как бы сидел на ней выше уровня крыльев. Все было доведено конструктивно до предельной простоты — планер предназначался для массового производства и массового обучения на нем летному делу.
Есть в архиве Олега Константиновича замечательная фотография, сделанная им почти случайно.
Валерий Павлович поднял на плече планер ОКА-3 и несет его, сопровождаемый толпой взволнованных ребятишек.
Выхватив свою старенькую камеру «Эрнеман-фолдинг», Антонов запечатлел момент, когда великий летчик, взвалив на себя семидесятикилограммовую крылатую машину, поднимается в гору для испытательного полета.
— Вот он, подлинный Чкалов, смотрите. Как Христос, несет он свой крест на Голгофу, — сказал мне однажды Олег Константинович, доставая из папки эту незабываемую фотографию.
Трудно было тогда все же угадать прекрасную и одновременно драматическую судьбу Валерия Чкалова.
Судьбу, детали которой только сейчас, в период гласности, раскрываются нам в новых страницах истории его жизни и смерти. Эти страницы помог прочесть уже в наши дни Игорь Валерьевич Чкалов — сын героя. Его кропотливые исследования проливают новый свет на последние дни жизни и смерть отца.
Все знают о поразительных перелетах Валерия Чкалова, вписавших новые страницы в историю мировой авиации в 1936–1937 годах. Вышедший из-под опалы летчик совершил исторический перелет Москва — остров Удд.
Но еще большую славу Чкалову и его спутникам принес трансконтинентальный перелет Советский Союз — США через Северный полюс.
В. П. Чкалов, Г. Ф. Байдуков, А. В. Беляков впервые героически соединили в те далекие годы две великие страны через ледяную макушку планеты. Это была сенсация года номер один.
Чкалов стал любимцем Сталина. Это в конечном итоге, как выяснилось, и погубило его. Они неоднократно встречались.
Однажды Сталин, в начале 1938 года, позвонил Чкалову и неожиданно предложил ему занять должность народного комиссара внутренних дел.
Чкалов опешил:
— Как можно? Нет, я не смогу…
— Сможешь, — ответил Сталин.
Место наркома занимал в это время пресловутый Ежов. Видимо, узнав о разговоре вождя со своим любимцем, коварный нарком внутренних дел немедленно начал действовать. И по своим кровавым правилам.
Опытный образец истребителя конструктора Поликарпова, который предложили испытывать Чкалову, был специально подготовлен к катастрофе. Лететь на установленном моторе было запрещено летной комиссией. Жалюзи, регулировавшие охлаждение двигателя, — отсутствовали. Винт с изменением шага был заменен на неуправляемый.
В результате этих нарушений при испытаниях самолета мотор заглох. Это и погубило Чкалова — он разбился. Конкурент наркома был устранен.
Второй гигант, повлиявший на судьбу Олега Константиновича Антонова, — это Сергей Павлович Королев.
Впервые дороги двух конструкторов пересеклись на планерных слетах в Коктебеле. Сергей Королев появился там как представитель Киева, где к тому времени образовался мощный коллектив планеристов-конструкторов и пилотов одновременно.
В Киеве были свои энтузиасты безмоторного полета. Один из них, Николай Борисович Делоне — ученик Н. Е. Жуковского, увлекаясь воздухоплаванием вместе со своим сыном, юношей Борисом, строил первые планеры на Украине.
Было это еще в 1918 году и привлекло к себе исключительное внимание.
А первый самолет в Киеве, как уже говорилось, построил купец-старовер Федор Былинкин, впервые познакомившийся с авиацией в Париже. Там он купил мотор и винт, а копию самолета Райт построил сам.
Строил в это время самолеты и вертолеты — напомню — Игорь Иванович Сикорский, тоже проживавший в Киеве. К рассказу о нем мы еще вернемся ниже.
На второй коктебельский слет из Киева впервые приехали студенты Киевского политехнического института, где был создан планерный кружок. Небольшую группу возглавлял руководитель кружка, авиационный механик Константин Яковчук — участник гражданской войны, человек энергичный и волевой.
В том же кружке планеристов работал юноша Сергей Королев. Как и Олег Антонов, он отлично понимал: хочешь летать — конструируй крылья.
И он делал это добросовестно и увлеченно.
Будучи студентом, он работал грузчиком — таскал мешки.
Иногда выпадала работенка полегче — устраивался на киносъемки статистом. В это время киевская студия снимала «Трипольскую трагедию» — срочно требовались участники батальных сцен.
Сергей добросовестно относился к своим обязанностям — иногда, вместо того, чтобы бить противника «понарошку», делал это всерьез.
— Королев дерется, — жаловались участники съемок. — Уймите его…
Королеву дали новую роль — убитого казака, еще плывущего по реке.
Королев сыграл ее с блеском, создав реалистическую сцену.
Его планер, построенный вместе с Сергеем Люшиным, производил очень добротное впечатление: красавец, да к тому же и прочный. Такой не развалится!.. Тот же реалистический ключ — и то же королевское изящество.
Олег неоднократно помогал Сергею при его полетах на планере.
— Что это у вас? Плоскогубцы? Киньте-ка их мне в голову. Мне они нужны!
«Так я познакомился с Сергеем Павловичем Королевым, человеком железной воли и неиссякаемого юмора», — пишет в своих воспоминаниях Антонов. И далее рассказывает:
«— Держите крепче, — еще раз наставляет меня, садясь в кабину, Сергей Павлович, — и смотрите не отпускайте, пока я не крикну „старт!“.
— Десять… Двадцать… — отсчитывает десятки шагов растягивающий амортизатор команды из шести ребят на каждом конце.
Я лежу под опереньем и одной рукой держу за головку стальной полуметровый штопор от походной палатки, наполовину ввернутый в сухое каменистое тело горы, а другой — хвостовой трос планера, обернутый несколько раз вокруг этого штопора.
…Планер подрагивает, скрипят под лыжей камни, хвост гудит, как гитара, дрожит и, приподнимаясь над сухой колючей травой, сильнее натягивает трос, закрепленный на штопоре.
— Тридцать! — штопор наклоняется, раздвигая верхний слой камней. Я изо всех сил стараюсь удержать его. Но что может сделать распластанный на усыпанном камнями склоне парень, даже если его за ноги держат еще двое таких же ребят?
— Сорок!
Разжимаю пальцы, и штопор мгновенно вырывается из земли, обдав меня пылью, каменной крошкой, комьями сухой земли.
Планер, пробежав несколько шагов, приподнимает нос и прыгает в воздух.
Поднимаемся, стряхиваем с себя землю и отдираем от комбинезонов сухие комочки. Я потираю затекшие руки с глубокими отпечатками троса.
Мы стоим и смотрим, зачарованные, как стройный „Коктебель“ уходит вдоль склона на восток, набирая высоту.
Но что это? За хвостом планера, выписывая немыслимые пируэты, мотается… штопор!
Сергей Павлович летал больше четырех часов и не подозревал, что за хвостом болтается такой „довесок“.
Только после посадки, рассматривая большую дыру в оперении, пробитую злополучным штопором, пообещал мне „в следующий раз“ оторвать плоскогубцами мои покрасневшие от стыда уши».
Уши оставались на месте. Но между этими двумя такими различными по характеру людьми родилась дружба, и теперь уже навсегда.
Нет, они не обязательно беспрекословно поддерживали друг друга в новых начинаниях. Олег Константинович вспоминает, как скептически отнесся однажды Королев к тому, что конструктор Антонов убрал задний хвостовой костыль со своего планера.
— Ну это зря. Ты, друг, переборщил, — бормотал Королев.
— Почему же не убрать, если можно это сделать? Оставлять лишнее сопротивление? — оправдывался Антонов.
Королев считал это чудачеством.
