Близок по духу ему стал и фронтовик, моряк балтийского флота Иван Ганабин. Как артист ансамбля балтийского флота, Алексей Иванович его считал своим однополчанином. Это был выпускник литинститута, который писал нежные стихи о Родине, и по-фатьяновски был влюблен в родной край…

В 1953 году Иван Ганабин стал завотделом литературы и искусства областной молодежки «Сталинская смена». Неприглядное помещение в подвале чайной Дома колхозника кипело и бурлило, как любая редакция. Крохотные комнатки, наползающие друг на дружку, в коридорах — столы, внимательные машинистки, работающие где попало, чуть не на ступеньках, при желтом свете настольных ламп… Беготня, стрекотня, суета. Главным редактором газеты в том же году стала Антонина Степановна Атабекова, которая также вскоре сделалась другом Фатьянова.

В 1953–1954 году Алексей Иванович часто бывал во Владимире.

Готовилась к печати его первая и единственная прижизненная книга стихов. Он приезжал, останавливался всегда в гостинице, и пропадал в издательстве. Работа с редактором, верстки, гранки, корректорские поправки — все это Фатьянову хотелось проследить самому.

Когда он заходил в редакцию, все вставали со своих мест, шумно здоровались, обступали поэта, слушали все, что он говорит. Самые хмурые улыбались. С обожанием выслушивались и новости, и хула, и похвала. Непосредственный нрав, дружелюбие, просто человеческая красота — все было в нем притягательно. Здесь публиковали его стихи. Здесь берегли каждое слово и каждый знак, написанный его рукой. Эти непритязательные, провинциальные экземпляры со своими стихами он очень ценил.

Он вообще любил все, связанное с родиной. И дружбу с земляками принимал близко к сердцу.

А Вязники этого времени коснулась «хрущевская оттепель». Когда появился в Москве модный журнал «Метрополь», подняв на знамя перемен молодых Вознесенского и Евтушенко, волна самиздата тут же покатилась по всей России. В литгруппу Вязников ходили молодые парни и девушки. Но они только начинали, их не печатали. Они соблазнились «демократизацией» и выпустили несколько рукописных журналов «Космос». Естественно, начался большой шум: что дозволено Юпитеру, не дозволено быку. Из обкома специально приезжал работник, чтобы разузнать, что стряслось в тишайших Вязниках.

Серьезная комиссия экспертов выясняла: о чем думали и что хотели сказать своими литературными опусами местные молодые люди.

А эти молодые люди были увлечены абракадаброй и бессмыслицей, словоплетеньем и бледным подобьем депрессивных гимнов. Более-менее ясной была критическая статья о Маяковском, где его раскритиковали в пух и прах, ободрали прижизненную бронзу и, попросту, развенчали, как первого поэта советской эпохи …

Борис Симонов с Юрием Мошковым тоже выпустили в 1955 году журнал «Ясень», но уже не протестно-дерзкий, а лирически-задушевный. Это была молодежная мода, но как хорошо, что это было!

Иван Ганабин более благоволили к лагерю лириков, нежели трибунов. Да и Фатьянов, несмотря на свою любовь к Маяковскому, как мастеру гротеска и формы, всей душой льнул к Есенину.

…Смерть Ивана Ганабина, слишком ранняя, потрясла его и подавила.

— Так не должно быть! — Рубил ребром ладони по столешнице так, что на пол скатывались карандаши.

Но так было.

Это случилось 20 февраля 1954 года, когда все были молоды и никто не думал о том, что всем придется когда-то навсегда расстаться. Поэт родился в деревне Коломна Вязниковского уезда в 1922 году. Он был моложе Фатьянова на три года, и отличался веселой простоватостью нрава. Они съезжались в Вязниках, любовались венцами, читали стихи, выступали. К нему поэт питал чувства братские, немного покровительственные, помогал. Сергей Никитин, Владимир Соколов, Александр Меркулов — все однокурсники Ганабина были поражены трагедией. Иван умер в поезде. Ему стало плохо, и выяснилось, что у него рак легких… Побывав на похоронах в Юже, все владимирцы приехали в Вязники. Река была еще крепкая, и они перешли ее по заснеженному льду молча, вспоминая каждый — свое.

Атабекова, Никитин, Фатьянов заходили тогда к Ивану Симонову, долго сидели у него, говорили мало…

Так начинали они уходить — поэты, которые были рождены, чтобы встретиться и навсегда остаться рядом на страницах академических антологий, которые еще будут написаны.

Этот год был тяжел переживаниями.

Но наконец вышла книга «Поет гармонь» с предисловием Льва Ошанина. Для провинциального издательства тираж был почти неподъемным — 25 тысяч экземпляров. Эта маленькая книжечка с веткой плакучей березы на обложке мгновенно разошлась. Ее востребованность оказалась выше любого бестселлера. Она пелась от березовой коры до березовой коры.

Пока Галина Николаевна занималась домом, бытом, детьми, Алексей Иванович был в разъездах, старался заработать выступлениями, концертами. Во время странствий по любимой Владимирщине он попал на премьеру в Ковровский драматический театр. Играли пьесу местного автора А. Плоткина «Дело Рогозина». Он заволновался, увидев на сцене пожилого актера Н. Жилина. Это была весточка из юности — они вместе начинали в театре Красной Армии еще до войны.

Старые знакомые потянулись за всеми на банкет в дом драматурга. Звучали тосты, панегирики и славословия. Плохо вслушиваясь в их содержание, невзирая на усталость, они проговорили до утра.

— Тебе сколько сейчас, Алеша? — Спросил вдруг Жилин, имея в виду возраст.

— Сто рублей и «ЗИМ» к подъезду! — Отвечал Фатьянов, не любивший считать дней жизни.

«Как держалась в те годы родня!» — думается, когда глядишь на этот русский фамильный куст. А ведь времена-то их были жестокими.

В середине пятидесятых опустела квартира в Хрущевском переулке. Генерал Александров, муж матери Галины Николаевны, был отправлен в Ростов-на-Дону. Анна Николаевна, собрав скарб, последовала за мужем.

Теперь Фатьяновы всей семьей стали наведываться в Ростов.

Летом им полюбилось отдыхать в Кочетовке, где чувствовался дух шолоховской прозы. Голосистые казаки и казачки пели по вечерам, прохаживаясь с гармоникой. Эти заоколичные звонкие хождения, теплое марево над деревенскими улицами, дух знойного лета, сенокоса были так похожи на вязниковские. Батюшка Дон притягивал к себе.

Иногда в Кочетовку приезжали из Ростова на машине бабушка и дед. Алена и Никита радовались их появлению. Особенно ликовал Никита. Эта машина возила их с отцом на рыбалку, за рулем сидел настоящий солдат в пилотке и при погонах. Случалось, они просиживали долгое время, держась за удочки, а клева не было. Тогда солдатик вез их на берег, где торговали серебристыми рыбами пропахшие водой рыбаки. За бесценок продавали они свои трофеи.

Однажды Алексей Иванович приехал в Ростов в босоножках. Военный тесть с недовольством посмотрел на него:

— Ну что же ты в опорках в Ростов приехал?

У Фатьянова был очень большой размер ноги, и с обувью ему часто приходилось мучиться.

— Ну, я тебе достану на складе… — Потеплевшим голосом пообещал строгий тесть и повел поэта на свой генеральский склад.

Чего там только не было! Какого только товара не припас заботливый «Военторг» для генералитета! А вот обуви нужного размера не находилось. С трудом нашли пару запыленных от невостребованности летних туфель, которую и купил уставший от неудачных примерок поэт.

Теща так характеризовала Алексея:

— Он был благодарный, всем довольный… Замирал среди толпы.

В Ростове Алексей Иванович был человеком известным. Кроме песен, Ростовчане помнили его по выступлениям, прошедшим летом 1951 года. После отъезда поэта местная газета «Большевистская смена» полностью опубликовала его поэму «Наследник», разместив ее в трех номерах. Так что, когда он выходил на рынок по утрам, его многие узнавали.

Он любил ходить на яркий цветами ростовский рынок с горами помидор и ларями арбузов. Алексей Иванович покупал продукты только отборные, никогда не скупился и не торговался. Приносил сумки, ставил у порога кухни, а уж теща выготавливала его любимые блюда: сазана под сметаной с картошкой и чесноком, шпигованную баранину, пироги с капустой. Стол ломился, когда приезжал зять, и новые ростовские друзья появлялись следом за ним, мечтая побыть рядом с поэтом, который живет рядом, на той же земле, а кажется — на небе.