Смеясь, брал ее за талию сильными руками и легко, как юную балерину, поднимал к потолку:

— Москву видишь?

Отца поэта — Ивана и родную его тетю Капитолину родители Фатьяновы воспитывали в послушании и благочестии. Они были старообрядцы-единоверцы. Отец, Николай Иванович, одевался согласно моде времени, однако, не дерзнул расстаться с окладистой бородой — боялся Бога. Их родительница, Евлампия Васильевна любила модные наряды, но голову покрывала, как христианка. Семья жила в достатке и почете. Дочь Капитолина считалась одной из лучших мстерских невест, а вот сыну Ивану, вопреки местным традициям, сосватали невесту из Вязников. Сватовство ту же перешло в переговоры о свадьбе, которую не стали откладывать надолго. Вскоре Евдокия Меньшова — будущая мать поэта — венчалась Ивану Фатьянову. Приданое увозили из Вязников на двенадцати лошадиных подводах.

Свадебный поезд мчался по главным улицам Мстеры и Вязников.

Встречные обнажали головы и кланялись.

Кто-то из былых поклонников Дуси восторженно свистнул вслед и лошади прибавили.

Вперед, в неизвестное и кровавое…

А новая семья начинала свою жизнь в Мстере.

Там у молодой четы Фатьяновых появилось трое детей. Первенец Николай родился в 1898 году. Через два года — новый век и новая радость: родилась дочь Наталия. В 1903 году появилась на свет Зинаида.

А покуда Евдокию Васильевну занимало чадолюбивое материнство, дела ее мужа приходили в выморочность. Содержать иконописные мастерские становились «себе дороже», все кругом уже было полно дешевой литографической иконой. Медникам с фолежниками тоже по-старому не жилось: их товар для украшения икон окладами уже не пользовался спросом.

Таяло на глазах богатое приданое. К тому же, Иван Николаевич не был чужд мотовства — любил показать себя на людях «миллионщиком» и швырнуть деньги под ноги рысакам.

Вскоре семейство познало полынный вкус нищеты.

И тогда Василий Васильевич Меньшов в приказном порядке позвал семью дочери в Малое Петрино и дал ей приют в собственном доме. Меньшов вызвал их из Мстеры в Вязники, для того чтобы зять открыли свой торг.

— Смотри у меня, Иван… — сказал он, давая зятю подъемные деньги, и дважды легонько пристукнул своим маленьким кулаком по столешнице: — Я т-тебя!.. — В третий раз стукнул сильно.

Немалые деньги, которые он дал Фатьянову, помогли Ивану Николаевичу начать новое дело. Тому стало уже не до мотовства — он чувствовал вину перед семьей и строгим, работящим тестем.

Под доглядом Василия Васильевича зять выстроил двухэтажный каменный дом на центральной площади Вязников, напротив Казанского собора, главного городского храма. Это было самое бойкое место города: рыночная площадь, пожарное депо с каланчой, большие магазины… Вскоре новый дом с колоннами стал украшением Вязников. Именно в нем открылся первый в городе синематограф или, как тогда говорили, «биограф». То есть, кинотеатр.

Старший брат Алексея Николай Фатьянов легко освоил работу на кинопроекторе. В редкие свои приезды из Москвы он сам «крутил» фильмы. Это были первые годы нэпа. Но профессия киномеханика еще долгое время считалась настолько высокой и почетной, что большинство мальчишек, как о счастье, мечтало «крутить» кино.

В зале о тринадцати окнах опускались плотные черные шторы.

Начинал стрекотать кинопроектор, импровизировал согбенный от творческого азарта тапер.

И во второй, в пятый, в десятый раз, не надоедая, крутилась одна и та же «фильма» с Иваном Мозжухиным или Анатолием Кторовым пред глазастым уездным зрителем. Шла «Осада Севастополя», за которую Государь император пожаловал Александру Ханжонкову перстень со своей державной руки. Шли фильмы Гардина и Чардынина, «Песнь торжествующей любви» и «пламя неба» с участием Веры Холодной. Для усмирения публики, штурмующей кинозалы, власти в больших городах вынуждены были вызывать отряды драгун.

Известно, что когда Александр Алексеевич Ханжонков показал архиерею Московской епархии видовой фильм «Нил ночью», тот только и сказал:

— До чего Господь может умудрить человека!

Можно себе вообразить, как воздействовало кино на чувства простых людей и как готовило их к новому жестокому веку, унижая все, что было «до кино» до уровня наивной архаики.

При советской власти, когда родился Алексей и когда имущество родителей было национализировано, этот «биограф» не действовал.

Но любовь к кино и приближенность к нему семьи оставалась неистребимой. Не оттого ли, что все произошло так, как и произошло, сотрудничал поэт Фатьянов с кинематографистами всю свою жизнь? Насколько легко, празднично и естественно переплелись в его сознании жизнь с иллюзионом, настолько легкими, праздничными и естественными стали позже его песни для кинофильмов. И сам он при всей своей земной плотскости казался многим из тех, кто знал его, сказочным героем кино.

В передней части дома Ивана Фатьянова, в первом его этаже, размещались пивная и обувной магазин. В подвале стояли гигантские цистерны для пива. Они были сделаны на заказ, такие огромные, что не могли войти ни в одну дверь. Поэтому цистерны доставили сюда и разместили в будущем подвале еще до строительства дома. Пиво везли в бочках из Москвы, обувь шили при магазине, тут же валяли валенки и модные фетровые ботики.

Так появился «Торговый дом Фатьяновых в Вязниках», реклама которого была широко представлена в российской периодике начала двадцатого века. Дом этот был известен и по всей Владимирщине.

В переднем малом зале и втором зале, который побольше, семья принимала гостей. Но будничная, рутинная жизнь проходила во флигеле. Это была трехэтажная пристройка с правой стороны здания. В самом нижнем этаже находилась кухня и комнаты прислуги. Во втором и третьем этажах располагались спальни хозяев. Домашние комнаты были довольно скромны: основные доходы отец семейства тратил на образование детей.

Иван Николаевич оставался человеком широкой души.

По праздникам большая гостиная наполнялась городской детворой. Приглашались на карнавалы в основном бедные детишки, и Евдокия Васильевна хлопотала над подарками для маленьких гостей. Их щедро одаривали, с пустыми руками никто не уходил. О доброй и сострадательной атмосфере этой семьи вспоминала горбатенькая домработница Фатьяновых, которую все звали Дашонкой. Будучи уже совсем старой, она рассказывала Алексею:

— Пришла одна девчушка с мамынькой покупать желтые ботики…Облюбовала! Так они ей приглянулись. Пришли, а денег-то у мамыньки и не хватило. Мамынька, мол, это девчонку за ручонку ведет из магазина, а та плачет горючими слезами. Тут Иван Николаевич рядом случился, Царствие ему Небесное! Почто, мол, девочка горько плачешь? Ботики, мол, хочу… Он и купил ей их — носи, детка…

Иван Николаевич выписывал книги для богатой своей библиотеки, которой пользовались все читающие горожане. Он покупал музыкальные инструменты и сам, и все дети с ним музицировали. Не роскошь, но вкус и добротность царили в доме. И Евдокия Васильевна была его душой и духом. Строго религиозная и образованная, она дочерей отдала учиться в гимназию. Отец Меньшов гордился ею, укладом этот обустроенного ею дома.

Двоюродная племянница Ивана Николаевича Лидия, она же — тетка Марианны Федоровны Модоровой, училась в одном классе гимназии со старшими дочерьми Фатьяновых. И жила она вместе с сестрами, как своя. Старообрядцы могли отпустить девицу только в добропорядочную семью. Гимназистка почтительно любовалась Евдокией Васильевной.

В самый расцвет «Торгового дома Фатьяновых» появилась в семье еще одна дочь — Тамара. Шел 1916 год — близилось крушение патриархального русского уклада…

А в 1917 году имущество Фатьяновых национализировали.

Их дом оказался привлекательным для новых административных структур тем, что был велик, имел много помещений и располагался в самом центре города. В нем разместилась телефонная станция, обслуживающая революцию.