— Жизнь там прокукуешь… И свою, и мою, и деток наших… — Сказал он без раздумий. — Уходи от нее — хватит…
Жена да убоится мужа своего — Анне Федоровне пришлось покинуть место у певицы.
При расставании Анастасия Вяльцева подарила бывшей горничной этот граммофон и свои пластинки.
С грустью слушала Анна Федоровна, как из трубы граммофона лился томный голос знаменитой Вяльцевой. Не могла она знать тогда, что не состоявшаяся ее жизнь в искусстве восполнится в ее сыне Василии.
2. От пряничного домика до «музыкального комода»
Василий, второй сын четы, родился 25 апреля 1907 года. С раннего возраста он подружился с соседом — мальчиком Сашей Борисовым. Через несколько десятков лет друзья, композитор и актер, стали народными артистами. А тогда мальчишек влекла музыка. Но Василий не хотел двухрядку — он хотел трехструнку. Не хотел играть на отцовой гармони — мечтал о балалайке с тех пор, как ему приснилась витринная балалайка с нарисованным на ней пряничным домиком. Ему нравилось звучание струнных. И отец купил ему этот инструмент. Парнишка быстро освоил балалайку и самые счастливые детские минуты проводил с нею наедине. Вскоре у Васи появилась гитара. Он повязал на нее большой красный бант и «приручил». Саша Борисов тоже играл на гитаре, хорошо пел. Подрастая, мальчики учились исполнять музыку ансамблем.
Среди многочисленных жильцов доходного дома, где жила дворницкая семья, квартировал виолончелист оркестра Мариинского театра. Вдвоем с Шурой Борисовым Вася слушал его репетиции, затаившись в садике неподалеку от квартиры. Как-то раз артист заметил ребят через открытое окно и позвал к себе. Напоил их чаем, расспросил и пригласил в театр послушать спектакли не где-нибудь, а в оркестровой яме. Громовое звучание лучшего оркестра империи, изысканный вид музыкантов, их отработанная до мелочей тактика будоражили детские души. Там же, сидя в углу ямы, Вася однажды услышал голос Шаляпина.
Юность Василия Соловьева проходила при полной культурной анархии второго десятилетия века.
В городских садах шумели рестораны, манили эстрады, зимними морозными вечерами влекли катки. Эстрада собирала зрителя на любой вкус. Чечеточники, куплетисты, фрачники, лапотники, артисты «рваного жанра»… Фрачники были первоначинателями конферанса, лапотники — народных ансамблей а-ля рюс. В бусах и кокошниках, лаптях и рубахах, они исполняли народные песни и танцы, впервые поставив этот жанр на коммерческую стезю. И он оказался прибыльным. Артисты «рваного жанра» открывали дорожку для будущих Райкина и Жванецкого. По выражению самого композитора, в его родном городе юности был неразреженный «музыкальный воздух».
А он был настолько музыкально одарен, что пианино освоил с первого к нему прикосновения.
Пианино, к которому прикоснулся Василий, стояло в кинотеатре «Слон».
Раз после сеанса он наиграл «Светит месяц», чем порадовал киномеханика… Вскоре парень стал тапером в «Слоне» и имел заработки после киносеансов. Его смешили веселые дивертисменты, разыгрываемые перед показом фильма шутки. Это были пустоватые сценки со стриптизом или клоунскими выходками. Народ с готовностью отзывался на каждую реплику, заполняя хохотом и аплодисментами молодые кинозалы. А вскоре — так же искренне рыдал над роковыми страстями Веры Холодной.
Самоучкой же он попал на радио и там играл музыкальные заставки, аккомпанировал. Павел Павлович умел наблюдать и делать выводы: он купил среднему сыну «музыкальный комод» — пианино.
Пианино тащили грузчики в третий этаж, пролет за пролетом.
Когда умерла Анна Федоровна в 1922 году, отец вторично женился. Русская сказка о мачехе стала для их семьи былью. Василий взял балалайку и гитару с бантом и ушел из дома. Его приютила добрая пожилая немка и не слишком много брала за чистенькую сдаваемую каморку. Он зарабатывал, чем мог. Играл в гимнастических классах, там же и учился импровизировать, предчувствуя вторжение джаза в Россию. Импровизации были в моде, молодые таперы ходили по кинотеатрам и студиям слушать друг друга.
Теперь ежедневно Василий играл в утренней радиогимнастике и готовился поступать на кораблестроительный факультет. У него для этого были синие глаза и любовь к морю.
Но поступил он в музыкальный техникум на композиторское отделение, в класс Рязанова. А вскоре весь курс Рязанова перевелся в консерваторию, где и получил образование будущий композитор. Здесь он и «поседел».
Василий в детстве был беловолос, во дворе называли его Седым. Может быть, в память о детстве, научившем его любить и чувствовать жизнь, как музыку, он и взял себе этот псевдоним. Есть фамилии, которые достаточно распространены и как-то теряются в памяти.
И, несмотря на то, что фамилия у будущего композитора была «говорящей», он все таки решил ее «приукрасить». Так из Соловьева он сначала стал В. Седым, потом — Соловьевым-Седым.
В 1939 году Василий Павлович был призван в армию, служил он рядовым красноармейцем на границе с Финляндией, там, где воевал отец.
3. Друзья и соавторы
Мистическое начало творческого века Соловьева-Седого случилось в теплый день 1942 года, на пятачке Оренбургской земли, в сквере «Тополя».
Работу с другим композитором своего «сынка Алехи» Василий Павлович воспринимал с тех пор, как утонченную обиду за товарищескую измену.
— Отдать немедленно жизни за други своя! — Кричал он Алексею в телефонную трубку. — Или не попадайся мне на глаза — «залигую»!
Так же относился к новым творческим дуэтам друга и Фатьянов. А когда услышал «Подмосковные вечера» на стихи Михаила Матусовского, был рад успеху, но печалился, что автор — не он. В середине пятидесятых актер Виталий Доронин зашел в гостиницу «Москва», где остановился Соловьев-Седой. Актер и композитор готовили песню к спектаклю «Песня табунщика»… Алексей Иванович был там же, и восторженно сообщил о том, что Васлий Павлович привез свою новую песню. Предложил послушать… Они спели дуэтом «Подмосковные вечера».
— Это Песня песен! — Трагическим шепотом говорил он. И восклицал: — Великая русская песня!
«…Признаться, я был потрясен великодушием Фатьянова. Песня была «чужая», а он радовался от всего сердца, будто сам написал для нее стихи», — написал Доронин в своих воспоминаниях.
Это была близость душ невероятная — кровное родство.
Известно, что к некоторым своим песням композитор сам сочинял стихи. Строку «Где же вы теперь, друзья-однополчане», композитор придумал сам, и с нее началась песня. Не будь в нем поэтического чутья, смог бы он разглядеть в стихах молодого солдатика алмазное зерно русской песни?
Грузнеющий, рыжеватый композитор в роговых очках почитался членом семьи Фатьяновых.
Он проявлял попечение о детях друга. Когда Алена показала себя музыкально одаренным ребенком, Василий Павлович предложил ее… «удочерить». Он считал себя ответственным за судьбу крестницы. Он шутил:
— Крестный — это кто? — Водил он указательным по воздуху. — Это — отец! И я имею полное право и все основания забрать у тебя Алену! Понятно?
Как известно, новорожденного сына Фатьяновых, нареченного Никитой, Василий Павлович требовал назвать Глебом. Он принимал живое участие в семье, считал себя близкой родней. Судьба преподнесла ему подарок — ему все же довелось понянчить мальчика с этим древним русским именем. Дочь Наталия родила ему двух внуков — Василия и Глеба.
Когда не стало Алексея Ивановича, он всерьез намеревался забрать Алену в свой дом и серьезно учить музыке. Но Галину Николаевну такие разговоры только смешили…
В 1948 году Василий Павлович стал депутатом, сменил Дмитрия Шостаковича на посту председателя Ленинградской композиторской организации. Он получил возможность выезжать за границу, что не грозило Фатьянову. Кстати, сам Александр Сергеевич Пушкин тоже за границей ни разу не был. Василий Павлович возглавлял международные жюри, участвовал в конкурсах, его песни пели на ломаном русском и других языках планеты. «Подмосковные вечера» стали международной маркой Советского Союза. Приезжая в родной Ленинград, он взахлеб рассказывал о чудесах «закордонной жизни».