После того как Дэнни исчез, Доминик пытался убедить меня, что никакого золотого ожерелья не было, что это была просто приманка. Но Дэнни. видите ли, сделал замечательный рисунок. Мне сложно было поверить, что он выдумал эту вещицу. Я использовал различные методы убеждения, чтобы заставить Доминика рассказать мне, что на самом деле произошло. Я почти потерял надежду… почти. Правда, странно? Этим летом я собирался в последний раз прижать Доминика Брейзила. Вот почему я договорился встретиться с Урсулой. Она была хорошим прикрытием, благовидным предлогом быть здесь. А потом команда Урсулы очень удачно наткнулась на тело Дэнни Брейзила. Удивительное совпадение.

Надо сказать, что одним из качеств, которыми я действительно восхищался в Урсуле больше всего, было ее упорство. Однажды найдя тело Дэнни Брейзила, она не переставала разведывать все про эти старые слухи о незаконном золоте, надеясь, что что-то да найдется. Так и случилось. Она нашла здесь несколько рисунков Дэнни. Чарли повесил их на стену в сарае. Даже не знал, что это такое, бедный ублюдок — но Урсула знала. Она не могла дождаться, пока расскажет мне о рисунке ожерелья со странным набором кругов на обороте. Я собирался приехать взглянуть на это. Но Урсула была небрежна. Она позволила вашему дружку Магуайру в ту ночь уйти с рисунком. Я наблюдал, как он уносил его, не зная, что он был в этой чертовой книге. Я был там, за домом, все время, пока Кормак был с Урсулой. — На лице Десмонда появилась слегка сардоническая усмешка. — Что он сказал вам — что она напала на него, а он от нее отбивался? Не столь важно на данный момент, так как вы больше его не увидите, но, по мне, выглядело это не совсем так.

Нора ничего не сказала. Она знала, что Куилл просто проверяет ее, пытаясь увидеть, какую спровоцирует реакцию.

— Так что это были за круги на задней стороне рисунка? — спросила она. Она пыталась держать Куилла спиной к сараю, чтобы Брона могла уйти, но девушки не было видно. Может, она была слишком напугана, или не понимала, что ей нужно бежать за помощью.

— Это была карта вот этого места, девять ульев, хотя ее не сложно было узнать тому, кто был уже немного знаком с районом.

— Почему вы взяли водонепроницаемую одежду Кормака?

— А почему нет? Он уже погубил себя тем, что ходил к Урсуле в ту ночь. Это был еще один ложный маневр, способ заставить полицию вынюхивать вокруг него и оставить меня в покое.

— Как вы попали в коттедж? Двери и окна были все заперты. Я сама их проверяла.

— Двери заперты только для тех людей, у которых нет ключей. Урсула сказала мне, где был спрятан ключ, за задней дверью. Она была там десятки раз; она иногда использовала его как место для свиданий, когда хозяев не было. Очень беспечно с их стороны оставлять там ключ — и совсем не похоже на миссис МакКроссан. Ах, нет, миссис МакКроссан любит делать умные вещи, осмотрительные вещи, — презрительно сказал он.

— Откуда вы знаете Эвелин? — спросила Нора.

Глаза Куилла вспыхнули.

— Вы просто не могли держаться подальше, верно? Не могли позволить делу идти своим ходом. Все бы устроилось, Доминик Брейзил взял бы на себя вину за убийства, ваш дружок в конце концов был бы отпущен за недостатком улик, и все бы вернулось к тому, как было раньше. Один брат платит за смерть другого. Равновесие восстановлено.

— А Урсула и Рейчел? Что уравновесит их смерть?

— Они были необходимыми жертвами. Вы зря ищете праведников и золотые сердца там, где их не было. Под своей поврежденной внешностью Урсула была просто порочной пьяной шлюшкой. Она мне на самом деле весьма нравилась, но это не меняет сути. А Рейчел Бриско вы знали? Она пришла в дом Урсулы в ту ночь с обнаженным ножом. Уверен, она бы мигом полоснула Урсуле горло — если бы я не сделал это до нее. Она увидела меня и пыталась убежать. Вплоть до прошлой ночи пришлось ее искать, тупую маленькую сучку. Я дал каждой из них нечто большее: тройную смерть. Прекрасную смерть.

Нора стояла неподвижно, надеясь как-нибудь дотянуться до кинжала, когда он приблизится. Куилл подошел и положил пальцы на ее горло. Его лицо было лишь в нескольких дюймах от ее лица, и она знала, он что он чувствовал пульс ее под кожей.

— Я буду сожалеть о вас, доктор Гейвин. Мне действительно доставило удовольствие поговорить с вами. И не все, что я говорил вам об Урсуле, было ложью.

Аристократический голос Куилла отдавался в его груди; она чувствовала, как его вибрации идут от его плоти и костей в ее. Его глаза бесстрастно смотрели на нее.

Если бы она как-то его отвлекла, то возможно, Брона бы смогла убежать. Она потянулась вверх и нащупала пальцы Куилла вокруг своего горла. Ее голос перешел на сиплый шепот.

— Разве вы не знаете, что вас выдало? — Она опустила глаза на рисунок трискелиона на его булавке для галстука. — У вас была та же галстучная булавка, что и на фотографии в газете, сделанной после открытия Лугнабронского клада. Это настоящее или копия? Должно быть, вы очень привязаны к ней, если носите ее уже двадцать пять лет. Вот кар Урсула узнала, что вы в это замешаны, и как это вычислила я.

Губы Куилла скривились в невеселой улыбке.

— Ну разве вы не умны? Урсула думала, что она тоже умна, думала, что провела меня. — Он изумленно покачал головой. — Вы знаете, каков был ее грандиозный план? Прежде всего, она полагала, что я убил Дэнни Брейзила. Ее план, если можно было бы назвать его так, состоял в том, чтобы использовать те ничтожные улики, что она наскребла, чтобы шантажировать меня — будто страха разоблачения было бы достаточно, чтобы заставить меня делать все, что она хотела. А все, чего она хотела — это денег, достаточных для билета в один конец в какое-нибудь тепленькое местечко. Она думала, что дело было в деньгах.

— А если не в деньгах, тогда в чем?

— Я сомневаюсь, что вы поймете.

— Позвольте мне попытаться. Если вы собираетесь убить меня, должны же вы хоть что-то объяснить. Я хочу понять.

Он зашел ей за спину, наклонив ее голову назад и глядя ей в глаза. Его перевернутое лицо выглядело искаженным и странным.

— Вы знаете, почему-то я верю, что вы хотите. Но как объяснить что-то, что не основано на рассудке? Посмотрите туда… — Он опять наклонил ее подбородок вниз и жестом обвел озеро и болото, что простиралось перед ними. — Вы точно так же могли бы спросить о причинах у земли, воды и ветра.

Меня убивает, когда люди говорят об артефакте только в аспекте его денежной стоимости. Словно таким образом его значение можно измерить, принизить, опошлить. Я работал в музеях, и теперь они меня неописуемо угнетают — содержимое священных кладов превратилось из могущественных талисманов в простые безделушки и диковинки, и все эти толпы скучающих школьников и глазеющих туристов маршируют мимо и марают священные предметы недостойными, пресытившимися глазами. — Он свободной рукой приподнял ожерелье. — Разве можно кого-то винить за желание уберечь это от них? Даже не считая изящной красоты, предмет, подобный этому, является окном, через которое мы можем обрести доступ к сознанию, охватившему самые изумительные и замысловатые концепции. Человек, что создал его, работал в удивительном материале, который никогда не разлагается, никогда не разрушается. Он придавал ему форму, истинно веря, что его вдохновенное творчество дарует сверхчеловеческую силу человеку, который будет носить его. Кто мы такие, чтобы оскорблять его верования? Мы все еще носим их в себе. Что такое христианство, как не замаскированное под современную религию кровавое жертвоприношение? Мы потеряли нашу веру в мир вокруг нас, в наше более глубокое истинное «я» — в священную связь между кровью и смертью, в места на земле, которые могут провести нас глубже внутрь себя. Разрушение этого болота — подходящий пример. Я испытываю отвращение к этому высокомерному отношению, которое мы сейчас питаем к древним людям, оно вызывает у меня ярость. Вы, вероятно, не можете этого понять, не так ли?

— До определенного момента. Но разве может любой предмет — даже что-то столь исключительное, изысканное и могущественное — действительно стоить жизни трех человек?