— Не тушуйся, — сказала она. — Я тебе помогу.

Она положила правую руку Кормака прямо себе на талию, подняла его левую и легко положила на нее свою. Музыка началась двумя ударами по клавишам пианино, и они оба легко поймали неброский носочно-пяточный ритм Клэровской чечетки. Они вместе шагнули вперед, назад, потом Кормак развернул Нору в бальной позиции и провел вокруг площадки. Он явно не впервые был на танцевальной площадке.

— А ты человек с сюрпризами, — сказала она. Кормак улыбнулся и тихо сказал ей на ухо:

— Я бросил танцы, когда занялся музыкой, но тут как с ездой на велосипеде. Такое не забудешь.

Когда танец закончился, они направились обратно к Доусону. который погрузился в беседу с парой за соседним столом. Он подозвал их и представил Джо и Маргарет Скэнланам, пожилой паре, которая пропускала этот тур танцев. Молчаливый коренастый Джо как раз набивал трубку и только слегка кивнул в знак приветствия, но Маргарет Скэнлан наклонилась поближе и пожала им руки, глядя на них лучистыми глазами. Доусон сказал:

— Вы бы не повторили этим милым людям то, что вы мне тут рассказывали, миссис Скэнлан?

— Мы разговорились, — сказала Маргарет, — и когда я выяснила, что мистер Доусон работает на раскопках в Лугнаброне, я спросила, слышал ли он последние новости о жертве убийства. Тут все думают, что это парень из наших краев, Дэнни Брейзил.

— Странно, — перебил Доусон, — но семья Брейзил ов…

— Говорит, что он эмигрировал, — закончила за него Нора.

— Верно. А вы откуда знаете?

— Я как раз разговаривала с его племянником сегодня днем. — Джо и Маргарет Скэнланы обменялись многозначительными взглядами. — Я его спросила, как Дэнни и его отец нашли Лугнабронский тайник, и Чарли сказал, люди до сих пор спрашивают его, где захоронено золото.

— Кажется, вы уже знаете все, что мы могли бы рассказать, — сказал Доусон. разыгрывая разочарование.

— Нет, я впервые слышу, что люди думают, что тело принадлежит Дэнни Брейзилу. Миссис Скэнлан. откуда это пошло?

— Ну, Элен, племянница Джо, работает в зубоврачебном кабинете как раз рядом с участком Гарды в Бирре. Около половины одиннадцатого вчерашнего утра она видела, как Тереза Брейзил — это мать Чарли — зашла в участок и через несколько минут вышла. И в тот же день в кабинет зашли полицейские и попросили данные Дэнни Брейзила.

— Не хочу показаться скептиком, миссис Скэнлан, — сказала Нора, — но уж конечно его собственная семья знает, эмигрировал он или нет. Как бы он отсутствовал двадцать пять лет, и его семья ничего об этом не знала? Это нелепо.

— Все зависит от семьи, — сказал Доусон. Маргарет Скэнлан наклонилась к ним поближе.

— Вот именно. А если знать Брейзилов, то это вполне логично. Все они на голову слегка не того, если вы меня понимаете, — все до одного.

— А что говорят о мотивах убийства? — поинтересовался Кормак.

— Думаю, все уверены, что всё дело в золоте, — сказала миссис Скэнлан. — Тут о нем годами сплетни ходили.

— Все считали, хотя, возможно, это было просто предположение, что Лугнабронский тайник был больше, — вставил Доусон. — и Брейзилы отнюдь не все передали Музею. Наверное, люди всегда так думают, даже если это и неправда. Приятнее думать, что сокровище все еще захоронено где-то, и его можно найти.

— Но теперь Дэнни нашли мертвого, — сказала Маргарет Скэнлан, — и все подумали, что дело тут в его брате и золоте.

— Но нет же настоящего доказательства, что Брейзилы оставили себе что-нибудь из тайника, верно? — спросила Нора.

— Я о таком не слышал, — сказал Доусон. — Наверное, мы никогда и не узнаем.

— Конечно, эта семья уже не первый раз имеет дело с полицией, — Маргарет Скэнлан отпила глоток хереса и принялась рассказывать, а ее муж откинулся назад, посасывая трубку и кивая: — Лет десять-двенадцать назад разразился жуткий скандал из-за того, какие ужасные вещи сделали с несколькими овцами и козленком — о таком и говорить-то невозможно. Я и думать об этом не хочу. Все говорили, что это сделал Чарли Брейзил. но доказать его вину не удалось, так что его никогда и не судили. Это было просто ужасно. Позорное дело. А вы знаете, как говорят. — яблоко от яблони недалеко падает.

К тому времени, как Нора добралась в среду утром до болота. Лугнабронского человека уже упаковали в ящики для путешествия через Алленское болото в Дублин. Почему-то ее охватила грусть при виде того, как он покидает место, где так долго покоился. Но Нора сказала себе, что снова увидит его и узнает, открыв секреты, хранимые его плотью, костями и спинным мозгом.

Когда музейный микроавтобус скрылся из вида, она повернулась к Доусону, который остался наблюдать за следующим этапом раскопочного процесса. В следующие несколько недель пройдут полномасштабные раскопки участка в поисках дополнительных останков под торфом. Но сегодня они начнут поиск, просматривая каждый клочок почвы, ища фрагменты костей, кожи и любых связанных с останками предметов. Им придется голыми руками перерыть полторы тонны сырого торфа, ища предметы размером с ноготь. Вскопанную гряду разметили на участки, чтобы каждый мог справиться со своей задачей, и любую находку можно было бы занести на схему. Участок Норы был как раз рядом с участком Найалла Доусона.

Через три четверти часа нашелся один из ногтей болотного человека, но работа была медленная и скрупулезная. Нора закончила перебирать четвертое ведро сырого торфа и как раз переменила позу, чтобы тело не затекало, как вдруг что-то сильно укололо ее прямо под коленом. Она охнула и перекатилась в сторону, чтобы выяснить, что это такое. Выпрямив ногу, она обнаружила, что что-то острое пронзило ей брюки и на добрую четверть дюйма вошло под кожу. Она вытащила этот предмет.

Доусон уже стоял на коленях и наблюдал через ее плечо.

— Что это?

— Не знаю. Часть застежки, похоже. — Она потерла место укола, пытаясь вспомнить, когда ей в последний раз делали прививку от столбняка, а затем протянула предмет Доусону. Он негромко присвистнул, и она увидела, что он раскрыл глаза от изумления. — Что это?

— Это фибула. Вы наверняка видели их в коллекции Музея — это что-то вроде английской булавки Железного Века.

Нора перевернула вещь в руке. Большинство виденных ею фибул были бронзовыми, но эта булавка — ее яркий желтый металл был не поврежден сыростью — несомненно, была золотой. И очень изящной: стилизованная птица с подобранными когтями и длинным клювом, образовывавшим дугу. Хоть Доусон и смотрел прямо на нее, в первый момент ей захотелось сжать этот красивый предмет в ладони и опустить себе в карман. Это напоминало ее детское желание спрятаться, когда в комнату кто-нибудь входил.

Глядя, как Доусон отмечает место находки и помещает булавку в прозрачный полиэтиленовый пакет, помеченный номером раскопки, Нора почувствовала, как что-то в ней сопротивляется самой идее сбора, сопоставления, нумерации. Ее рука помнила приятный вес булавки. Как легко было бы опустить ее в карман и никому не сказать ни слова. Она вспомнила плакат в офисе Оуэна Кадогана, где рабочих на болоте просили сообщать о найденных ими вещах. У нее зародилась идея.

Когда они пошли в сарай пить чай, Нора нагнала Доусона.

— Найалл, предположим, я нашла что-то ценное на болоте и решила оставить это себе.

Доусону явно не очень хотелось рассуждать на эту тему.

— Если бы вас поймали, вас бы ожидал большой штраф, а может, и тюрьма, если это было сделано преднамеренно, а не просто по незнанию. Закон о национальных памятниках очень детально расписан и очень строг.

— Что же мне помешает прийти сюда с надежным металлодетектором в поисках сокровищ?

— Вы имеете в виду, кроме того, что это противозаконно и неэтично? Даже археологам нужна лицензия, чтобы использовать на раскопках металлодетектор. Но мой ответ на ваш вопрос, — к сожалению, вам мало что сможет помешать.

— А если меня не поймают?