Всплыло на поверхность обнаружение ребенка. Сантовито и бровью не повел. Лопес не упомянул о телефонном звонке Монторси. Не упомянул и о событиях 1962 года: обнаружение ребенка на Джуриати, смерть жены Монторси. Черная работа Ишмаэля.

В туалете. В одном из телохранителей Киссинджера он узнал человека, который в Гамбурге убрал Ребекку, — он загримировался, черты лица были слегка изменены. Начальники переглянулись. Лопес сказал, что он пытался остановить Киссинджера, хотел проверить этого человека из охраны, но тому удалось его задержать. Лопес сумел вырваться из рук третьего человека из охраны Киссинджера. Бросился к туалету. Когда он вошел, агент Монторси и человек Ишмаэля целились друг в друга из пистолетов с глушителем. Лопес еще раз солгал. Он ничего не сказал о реплике Монторси. Он сказал, что нельзя было поступить иначе, не подвергая Киссинджера опасности.

Он среагировал инстинктивно. Он сделал правильно. Он вышиб мозги из американского агента.

Спустя два часа он был свободен и мог идти. Сантовито предоставил ему день отпуска. Он проводил его до дверей. Сказал, что они поговорят после Черноббио. Лопес едва обратил на него внимание. Он думал о Монторси, о двух детях, найденных на Джуриати, об Ишмаэле. Ишмаэль.

Кто такой Ишмаэль?

Сантовито оставил его во дворе: он возвращался к коллегам, находившимся в зале по координированию операций, — они срочно отправятся в Черноббио. Лопес спросил, попадают ли тела двоих охранников Киссинджера под юрисдикцию управления. Сантовито сказал, что ими занялись американцы, что они уже забрали тела.

Это означало, что отдел расследований больше не сделает ни шага по направлению к Ишмаэлю.

Что дело еще не закрыто, но все складывается будто так оно и есть.

Он попрощался с Сантовито, увидел, как тот поднимается обратно по лестнице. Этот кусокдерьма шел спасатьто, что еще можно спасти. Он будет вплоть до конца Черноббио добиваться своего повышения. Своего качественного скачка.

Лопес — руки в карманах. Ишмаэль, прощай. Он кивнул людям из охраны, стоявшим у дверей. И отправился к Собору.

На другой стороне улицы он увидел Монторси.

Они зашли в кафе в лабиринте боковых ответвлений Бреры, между ISPES и управлением. Лопес начал рассуждать. Монторси был бесстрастен. Лопес продолжал прокручивать сцену в туалете: брызги крови американца на стенах. Монторси подождал, пока он успокоится. Потом начал говорить.

— Вы правильно увидели ситуацию, Лопес, — во всем. Я хотел сделать вам комплимент. Вы даже не работаете на спецслужбы, а увидели все это гораздо раньше спецслужб.

Лопес:

— Вы тоже не работали на спецслужбы в шестьдесят втором. И, насколько я понял, вы увидели все гораздо раньше спецслужб.

Монторси медленно пил пиво.

— Так это и начинается. Вы удивляете меня, Лопес. Что вы поняли из событий 1962 года?

— Я составил себе некоторое мнение, отталкиваясь от сегодняшней деятельности Ишмаэля — той, которая разворачивалась на моих глазах. Я считаю, что картина такова. Ишмаэль в Италии уже давно. Я думал, мы имеем дело с террористической группой или сектой — недавно созданной организацией. В 1962 году вы столкнулись с операцией, спланированной и проведенной людьми Ишмаэля. Скажем, все это работает так: тут есть некий ритуальный компонент — приносимый в жертву ребенок, как в 1962 году, так и сегодня; потом следует казнь — Маттеи в 62-м и Киссинджер сегодня. Я ошибаюсь?

— Давайте дальше, Лопес. Вы продолжаете меня удивлять.

— В 1962 году инспектор Давид Монторси ведет расследование по делу об обнаружении ребенка на спортивном поле Джуриати. В тот же самый день погибает Энрико Маттеи. Обадела у отдела расследований забирают. Давид Монторси продолжает свои поиски: он выяснил, что существует связь между трупом ребенка и смертью Маттеи. Я не знаю, каким образом вы установили эту связь. Я даже не изучал это дело. Однако наверняка тут замешан журналист из «Коррьере», Итало Фольезе, которого нашли мертвым в окрестностях Милана. Операция Ишмаэля отлично удалась. Единственное пятно — этот инспектор отдела расследований, который может наломать дров. Вот тут я не понимаю. Они должны были убрать вас, Монторси. А вместо этого убили вашу жену. Какой в этом смысл? Что-то тут не сходится…

Маура. Белое пламя в памяти. Монторси водил указательным пальцем по краю своего бокала.

— Оставим в стороне вопрос о соответствиях. Я скажу вам все, что возможно сказать, после. Перейдем к сегодняшнему дню. Как вы себе это видите? Удивите меня снова.

Лопес смочил глотком пива кашицу сухой слюны во рту.

— Отправной точкой является Черноббио — здесь, у нас, в Италии. В действительности отправной точкой является кое-что раньше Черноббио — Париж. Есть эта секта, которая имеет отношение к Ишмаэлю. О секте говорится в рапорте АНБ — организации, занимающейся глобальным контролем, которая теперь находится в подчинении у ЦРУ. Покушение на Генри Киссинджера в Париже. Неудавшееся покушение. Киллер — ничтожество, некий Клемансо. Выходец из «Сайнс Релижн». В его доме найдены свидетельства его контактов с группой Ишмаэля. В Милане тем временем — труп на улице Падуи. Казалось бы, новое дело очень далеко от игр Ишмаэля. Но это не так. Делом об убийстве на улице Падуи начинаю заниматься я. Мне удается связать труп с улицы Падуи с Клемансо, исполнителем неудачного покушения в Париже. Я устанавливаю личность убитого — некий Терцани. Он тоже имел контакты с «Сайнс Релижн» и ушел оттуда. Я нахожу связь с Ишмаэлем. В этот момент я устанавливаю некие определенные знаки деятельности Ишмаэля. Я понимаю, что речь идет о своего рода церкви — у нее свои особенные ритуалы, некоторым образом связанные с эротической практикой. На трупах Клемансо и Терцани присутствуют следы насилия: синяки, раны от ударов хлыстом, растяжение анального отверстия. Мне удается связать ритуалы Ишмаэля с деятельностью группы, которая вращается вокруг садомазохистского общества. Я проникаю на их встречу. Появляется ребенок. Я устраиваю полицейскую облаву.

Монторси — во рту «житан», раздражающий дым.

— Тут вы меня разочаровали, Лопес. Здесь вы плоховато проявили себя.

— Да, я ошибся. А вы откуда знаете?

Горький дым «житан».

— Я знаю все шаги, которые вы предприняли, Лопес: или потому, что и я там тоже был, или потому, что нас об этом проинформировали.

— Да. Обычная история со спецслужбами.

— Спецслужбы делят с Богом одно общее качество и отличаются от него в другом: как Бог, они знают все, в отличие от Бога они ничего не создали. И все же Европейское агентство — это больше, чем спецслужбы. Так же как АНБ — это больше, чем ЦРУ. Вернемся к вашей ошибке, Лопес. К садомазохистскому собранию.

— Да. Тут я ошибаюсь, скажем так. Я теряю ребенка. Мне не удается остановить человека, который увозит его. Мне не удается устроить слежку за ним. Я должен заниматься допросами. На шефа оказывают серьезное давление представители политических кругов. Мне не удается разобраться, где здесь спецслужбы, где политический уровень, а где — Ишмаэль. Инженер, тот тип, что организует эти собрания, сотрудничает со спецслужбами, но я готов допустить, что мы имеем дело с важным для Ишмаэля человеком. Ритуалы Ишмаэля проводятся в рамках такого рода собраний, притом что большая часть присутствующих об этом не знает. Так было в Соединенных Штатах. Так было в Париже. Так происходит и в Милане. Однако наверняка можно утверждать, что Ишмаэль отдал приказ принести ребенка в жертву, чтобы подготовить вторую фазу своей операции — покушение. Теперь мы знаем, что жертвой уготовано было стать Киссинджеру. И тут я тоже не понимаю: Киссинджер должен был умереть в Париже, и если Ишмаэль действует после жертвоприношения, то какое жертвоприношение было перед покушением в Париже?

Монторси потушил сигарету и улыбнулся.

— Возможно, Киссинджер не должен был умереть в Париже. Вы еще не привыкли к поведению Ишмаэля. Он использует свою грамматику — внешне… как бы это сказать?.. противоречивую. Вы научитесь в свое время, Лопес. Оставьте в стороне вопрос о соответствиях. Дальше.