В свое время, когда еще Фритьоф Нансен отправлялся на покорение Северного полюса, Бьёрнстьерне Бьёрнсон назвал полюс «алмазом победителя». Этот алмаз и должен был привезти из похода Амундсен, дабы прикрепить к груди Кисс. Оставалось лишь добыть сокровище. И самоуглубленный мечтатель уступает место собирающемуся с силами спортсмену.

В голове кружатся новые планы. Руал Амундсен решает сделать стратегическое отступление в Сиэтл, где судно может пройти необходимый ремонт. А еще он обратится в стортинг с просьбой об очередной дотации. Если таковую Дадут, он хочет иметь «два аэроплана и опытного пилота — лучше всего офицера норвежского военно-морского флота». 27 апреля составление планов закончено. «Никогда прежде мне так не хотелось двинуться в путь, как теперь».

Решение проблемы было взято если не с потолка, то из воздуха. С ноября 1918 года, сразу после окончания войны, англичане и американцы стали планировать полеты к Северному полюсу. Тем не менее ближе всех к достижению этой цели подступил Руал Амундсен. Мало того что у него в кармане имелся диплом летчика, у него еще была «Мод», которую можно было из обойденного конкурентами полярного судна превратить в передовую аэробазу.

Руал Амундсен не может ждать, пока льды выпустят «Мод» из плена, и принимает решение покинуть ее. Его удерживает только одно: Каконита.

25 мая с этой проблемой тоже покончено: «Я решил взять малышку с собой. Мы безумно привязаны друг к другу, так что расставание было бы для нас обоих большой потерей». Разумеется, Камилле тоже придется поехать с ними. И вот Руал Амундсен с двумя приемными дочерьми пускается в дорогу — на нартах, вдоль моря, к Восточному мысу. Оттуда китобоец «Херман» доставляет их через Берингов пролив в Ном. Вообще-то зверобойное судно шло в противоположном направлении, однако капитан оказался родом из Сан-нефьорда и наплевал на китов ради того, чтобы удовлетворить желание знаменитого соотечественника.

17 июня 1921 года полярный исследователь снова попадает в поселок золотоискателей. Оттуда, из Нома, он посылает сообщения для печати о новой неудаче «Мод». И сразу следом — «телегр. в стортинг с ходатайством о финансовой поддержке… в размере 300 тыс. крон».

В последних числах июня 1921 года усталый, но несломленный Руал Амундсен поднимается на борт парохода «Виктория», единственного средства сообщения между Номом и Сиэтлом, и то лишь в летнее время. Статного мужчину сопровождают две детские фигурки. Хотя обе девочки по происхождению чукчи (одна целиком, вторая наполовину), в разных концах земного шара их будут впредь называть «амундсеновскими эскимосками».

Эти трое вступают в бурный период своей жизни. Для маленьких мир перевернется с ног на голову, для полярного путешественника он пойдет кругом. Амундсен потерял три года. Больше он не может терять ни минуты.

«Вместо того чтобы предаваться раздумьям о прошлом, я сразу окунаюсь в дела, нацеленные на будущее, — пишет Руал Амундсен с борта парохода «Виктория» на родину, брату Леону. И добавляет: — Полагаю, ты в последний раз поддержишь меня».

Леон Амундсен уже не миллионер, занимающийся биржевыми операциями. Однако после краха финансовых спекуляций он, хотя и рухнул с изрядных высот, но все-таки приземлился на ноги, устоял и неплохо жил на свои 200–300 тысяч. Сам Леон, а особенно его жена Алина испытывали соблазн вернуться со своими четырьмя детьми во Францию, но, как бывало уже не раз, в итоге семейство водворяется на Бунне-фьорде. Что до двух старших братьев, Тонни и Ежика, то у них все по-старому: оба постоянно носятся с новыми прожектами, которые кончаются обманутыми надеждами, старыми долгами и новыми просьбами о помощи.

Последние три года Леон занимался конфиденциальными делами экспедиции «Мод», что включает информацию, хозяйственные и кадровые вопросы. И хотя фактически именно управляющий прекращает выплату жалованья списанным на берег членам экипажа, он не разделяет отрицательного отношения Начальника к этим людям. В одном из писем Гаде Леон отмечает, что все это, «собственно говоря, вполне понятно, ведь разлука с домом, во всяком случае для женатых мужчин, явно слишком затягивается».

Сам отец семейства, Леон внимателен к человеческим сторонам долгих разлук. И д-р Свердруп, как человек воспитанный, считает естественным поблагодарить управляющего: «Все письма из дома говорили мне, сколь тщательно Вы всегда заботились о том, чтобы мои близкие получали вести об экспедиции прежде, чем они появятся в газетах, и всегда предоставляли рукописи, фотографии и проч. На родине все очень это ценили».

В письме с «Виктории» полярник дает указания насчет того, что, пожалуй, можно назвать новой экспедицией, по крайней мере совершенно новым началом. «Незамедлительнонужен перечень консервов для 10 человек на 4 года», а также «5 тонн вяленой рыбы (собачьего корма), 20 козьих сыров, 20 кругов рокфора и 20 головок острого норвежского сыра, 500 бут. сока», не говоря уже о телеграфной станции и «2 аэропланах». Из людей требуются механик и пилот. «В остальном обойдусь местными жителями». Весной 1922 года, к моменту отплытия из Сиэтла, все должно быть готово.

Кроме того, Начальник просит доставить г-жу Вистинг: «Я обещал это В., в качестве небольшой благодарности». О романе века тут, конечно, речи нет, однако ж после трех лет в полярном море и у хортенского мастера на все руки могли прорезаться романтические причуды.

С другой стороны, полярник предупреждает, что «кой-какие вещи» надо будет отправить домой. «Наибольший интерес наверняка вызовут мои две девочки». Он набрасывает план устройства их будущего. Сначала для Камиллы, которой, по его прикидкам, сейчас лет двенадцать. «Я думаю дать ей такое образование, чтобы лет через пять, когда вернется домой, она умела помочь соплеменникам. В первую очередь необходимы чистоплотность и понимание. Она очень смышленая, без труда всему выучится. Вторая — Каконита — "моя собственная малышка". Не пойми меня превратно: я получил ее в подарок от отца». С ней обстоит иначе: «На всем свете не сыскать девочки прелестней. Она для меня совершенно как родная дочка и домой никогда не вернется».

Фактически приемными родителями станут Леон и его жена Алина, ведь сам полярник еще много лет оставался вдали от родины. «"Нита" любит "Дедушку", — пишет он, — но, думаю, это быстро пройдет, как только мы перестанем видеться». Он извлек урок из своих ошибок.

4 июля 1921 года, после полудня, «Виктория» прибывает в Сиэтл. Этот город — быстро развивающийся транспортный узел и центр торговли — живописно раскинулся по холмам на побережье Тихого океана, недалеко от границы с Канадой. Сиэтл с его трехсоттысячным населением являет разительный контраст всем тем продуваемым ветрами поселкам, где полярник побывал за последние три года. Здесь, в джунглях цивилизации, вдали от всех прежних опорных пунктов, будет его база на ближайший год. Единственные его спутники — двое детей кочевого сибирского племени.

Телеграфом полярник попросил Леона выслать чемодан с одеждой.

По прибытии в Сиэтл Руал Амундсен заканчивает журнал экспедиции «Мод». Но прежде делает запись о восьми телеграммах, полученных из Европы. Пять — деловые сообщения, в том числе одно от редактора «Афтенпостен» и одно от премьер-министра Блера. А кроме того: «2 телегр. от К., одна от Г. и Р.». Двумя последними инициалами обозначены Гудрун и Роберт Маус. К. нам известна; это единственное упоминание о ней на страницах трех тетрадей, исписанных за три долгих года убористым бисерным почерком. Экспедиционный журнал — ненадежное место для сокровенных мыслей путешественника.

Каков был внутренний настрой Руала Амундсена на момент временного отступления в Сиэтл? «Во льды меня зовет сейчас конечно же не страсть, но ощущение, что это мой дом, — пишет он на родину Леону и добавляет: — Нансен, несомненно, прав в своей теории течений, надо только отыскать подходящее место, чтобы в это течение попасть». Им что же, и теперь, после трех лет мрака и полного исчерпания экспедиционных ресурсов, по-прежнему движет обещание, которое он дал профессору? Или он не может примириться с тем, что «Мод» потерпела полное фиаско именно там, где «Фрам» добился величайших успехов?