Если строительство Панамского канала все больше затягивается, то работы, развернувшиеся осенью на берегу Бун-не-фьорда, ведутся безупречно. Там возводят дома, копают колодцы, прокладывают трубы, ставят телефонные столбы. 26 ноября полярный путешественник получает следующий отчет: «По случаю дня рождения королевы все дома расцвечены флагами, а работников угостят сигарами и выпивкой; хоть они и не роялисты, им объяснят, почему перепадает рюмочка, — и я не думаю, что они станут отказываться».

Через месяц первая часть турне завершена, принеся Руалу 44 тысячи крон. Куда направится наш герой теперь? Поплывет в Южную Америку и примет командование «Фрамом»? Или вернется на родину и займется организацией снаряжения? А может, ему лучше поехать в Берген и взяться за изучение этой чертовой океанографии? У руководителя экспедиции тысяча дел. Какие из них самые неотложные для человека, которому предстоит провести пять, шесть, а то и семь лет среди вечных льдов?

В воскресный вечер 14 декабря 1913 года капитан Амундсен снимает номер в лондонском «Савое». Спустя неделю он посылает рождественские поздравления Леону, его супруге Алине, детям и Бетти: «Я буду отмечать Рождество тихо и спокойно, в одиночестве, но мыслями я с вами и участвую в вашем торжестве». Последнее — чистейшая ложь, пусть и невинная, из самых добрых побуждений. Мыслями Руал — в том самом городе, где находится. «Да, я снова здесь, — пишет он в тот же день Херману Гаде, — и трудно вообразить себе человека, который бы чувствовал себя лучше меня».

Итак, к Рождеству 1913 года положение дел с третьим походом «Фрама» следующее. Леон Амундсен, как всегда, пребывает на своем посту в Бунне-фьорде. Полярный корабль под командованием лейтенанта Нильсена, выйдя в свое бесконечное плавание на юг, пересекает Карибское море. Сам же Начальник, оторванный от экспедиции, сидит один в пингвиньем костюме за ресторанным столиком в «Савое», устремив взгляд поверх белой камчатной скатерти. Мыслями он не на родине и не борту «Фрама»: он играет на мандолине под освещенным окном Стэмфорд-хилла.

3 января 1914 года полярник вынуждает себя к действию. Собрав чемоданы, он переезжает в изысканный Биарриц. Дон Перучо, недавно ставший (наконец-то!) рыцарем ордена Святого Олава, собирается вступить в брак с французской аристократкой. Из дипломатических соображений следует повидать семейство Кристоферсен.

Затем покоритель Южного полюса продолжает свое турне. Похоже, ему хорошо в Старом Свете. «Последний доклад в Вене принес мне наибольший успех, — сообщает он домой. — Две тысячи нарядно одетых слушателей в красивейшем из виденных мною залов… все вне себя от восторга! Памятный вечер». Где бы ни проходили пути Руала Амундсена — через ледовую пустыню или в цивилизованных краях, — качество жизни должно поддерживаться по возможности высоким. «На сей раз живу в "Адлоне", — докладывает он из Берлина. — Чудесная гостиница, самая лучшая в городе… особенно учитывая то, что кайзеровский двор стал мне наскучивать».

Нет таких удобств, которые полярный путешественник ценит больше роскошной ванной. Современная ванна, как и аэроплан, изобретение XX века. Незаменимое для человека, идущего в ногу со временем. Руал принимает ванну ежедневно. Не только когда разъезжает с выступлениями, но и дома. В Ураниенборге он оборудует ванную так, что из крана можно пустить либо пресную, либо морскую воду. Теперь, оказавшись в изысканных европейских апартаментах, он шлет домой новые указания. Все должно быть красиво, презентабельно. «Не вздумай установить какую-нибудь страшную раковину». Вскоре ванная полностью оборудована: ванна, умывальник, ватерклозет… даже биде. «И еще: подведи к фонтанчику не только холодную, но и горячую воду». Главную роль играют мелочи.

8 февраля, по-прежнему находясь в Берлине, Руал Амундсен сам устраивает ужин для избранных, который получает наименование Антарктической конференции. Один из гостей в «Адлоне» — бывший заместитель Скотта, капитан Эдвард Эванс. Как и в случае с Шеклтоном, Амундсен налаживает добрые отношения с Эвансом, который также плохо ладил с покойным руководителем. Эванс еще раньше предложил норвежцу пользоваться во время наездов в Лондон их экспедиционной конторой. После ужина в Берлине англичанин посылает ему в знак своего расположения изысканный набор пуговиц для жилета. Другим гостем был Вильгельм Фильхнер — руководитель экспедиции на судне «Дойчланд» («Германия»), которое находилось в Антарктике почти одновременно с «Фрамом» и «Терра нова». Этого баварского офицера, открывшего Землю принца-регента Луитпольда, в ту зиму пригласили участвовать в предстоящем норвежском походе. Амундсен продолжает расширять состав аэродинамического отряда.

Наш полярник радуется любезной встрече между представителями трех великих антарктических держав. Не только потому, что они вкусно едят и пьют, ведут приятную беседу, но и потому, что, как он пишет Леону, «это хорошо смотрится». Руал умеет видеть себя со стороны.

Предполагалось, что 18 февраля он на борту пассажирского лайнера «Олимпик» отбудет в Америку, то есть начнет свое продвижение на север, в сторону Берингова пролива. Переезд через Атлантику откладывается до конца апреля, и Руал Амундсен плывет в Лондон. Куда же еще? В эту последнюю весну перед ледовой пустыней ему не хочется пропустить, как будут распускаться почки в имперской столице. Через десять — двенадцать дней он покидает город на Темзе, чтобы совершить еще одну поездку по Европе, в Париж и Вену. Интересно, один или прихватив с собой богиню счастья?

Наконец — примерно 17 марта 1914 года — Руала Амундсена ожидают на его заснеженной родине, дабы он отдал последние распоряжения в отношении усадьбы. «Наверное, первую ночь нам стоит провести в "Гранде"? — уточняет он у Леона. — Если позволят условия, домой можно будет пойти на лыжах». Давненько они не ходили на лыжах.

«Монтевидео, 25 марта 1914 года. Восемнадцатого марта умер воспаления мозга Бек матрос Сконес госпитализирован аппендицитом необходимо стать в док раздобыть топливо вяленую рыбу пришлось выбросить

Нильсен»

С «Фрама» поступают сплошь дурные вести. Идея Панамского канала отпала три-четыре месяца тому назад, а полярный корабль достиг лишь берегов Уругвая. До Магелланова пролива еще далеко, до Фриско — и подавно!

— Что скажешь, Руал?

— Что скажешь, Леон?

А вот и ответная телеграмма: «Ждите распоряжений. Наилучшими пожеланиями Амундсен». Гордость Норвегии, викингский, королевский, флагманский корабль, стал воплощением злосчастья. Спроектированный и построенный для снега и льда, он уже почти два года стоял и плавал в тропиках. Судно, направлявшееся к Северному полюсу, практически не продвигалось вперед.

Еще в Буэнос-Айресе «Фрам» пережил нашествие крыс — сотен, если не тысяч крыс. За ними последовали тараканы, моль, гниль и плесень. Не говоря уже о «черных тварях», или «рыбных жуках», которых подробно описывает капитан Нильсен сразу после отправления удручающей телеграммы: «В последние дни стоянки в Колоне мы заметили во внутренних помещениях какие-то личинки — черного цвета, длиной около сантиметра. Решили, что они ползут из рыбы. Одновременно или даже раньше рыба начала вонять, отчего находиться на борту, особенно в носовой кают-компании, стало просто невыносимо. При ближайшем рассмотрении обнаружилось, что личинки действительно созрели в рыбе; возможно — или даже скорее всего — зачатки личинок появились там еще в Норвегии, хотя точно сказать нельзя. Мы просмотрели свой запас кофе и сложили все две тонны в рабочих помещениях. Через некоторое время из личинок начали вылупляться жуки с невероятно твердым панцирем. Наступить на жука было все равно что наступить на орех. Потом эти черные твари (жуки) добрались до кают — моей, Сундбека и Доксруда, и нам пришлось провести серьезную санитарную обработку. Наконец дело зашло так далеко, что я решил при первой же возможности избавиться от рыбы. Поскольку мне не хотелось, чтобы ее подхватило Гольфстримом и занесло в оживленный Флоридский пролив, я предпочел выждать, когда мы отойдем подальше. Тем не менее 2 января все триста тюков с рыбой полетели за борт. Чтобы никто не догадался о ее происхождении, мы разодрали первый тюк и спороли надписи, намалеванные с одного конца упаковок. Впрочем, так мы поступили только с первым. Внутри оказалось черным-черно от насекомых. Чтобы уничтожить большую их часть, нужно было сбрасывать тюки целиком. Кстати, почти все тюки сразу затонули. От рыбы там остались кожа да кости, мясо съели копошившиеся в них миллионы жуков. Еще одна неприятность, которую доставляли эти твари, связана с тем, что они вгрызались в дерево, так что у нас оказалась масса ящиков со множеством дырочек, в каждой из которых сидело по личинке».