В письме Леону полярный путешественник выдвигает первую из многих версий, почему Тессем и Кнудсен до сих пор не добрались ни до Норвегии, ни до телеграфа на Диксоне. Он связывает это с «крепким каменным домом», который они построили в гавани «Мод» и в котором могли зазимовать, чтобы поохотиться на белых медведей. В таком случае пощады им не ждать: «Если они совершили столь безответственный поступок, то не заслуживают никаких почестей. В таком случае тебе следует уничтожить письмо королю, в котором я прошу наградить обоих медалями за заслуги». Начальника тревожат семьи, «пребывающие в великом страхе», однако сам он пока что совсем не боится, что охотники на медведей и впрямь могут пропасть.

Зато юный Тённесен кое-как добирается через Ном до цивилизованных краев. Сначала он даже не понимает, зачем двигаться оттуда дальше, на родину. Это не мешает ему поделиться с норвежскими представителями в Нью-Йорке конфиденциальной информацией о положении в экспедиции. Эти сведения тут же телеграфом передаются в Норвегию. В частности, он рассказывает о столкновении Начальника с медведицей и его болезни: «Амундсен сильно сдал не употребляет спиртное кофе чай табак настроение постоянно на нуле». Общее положение немногим лучше: «Состояние экипажа плохое всем нравится Амундсен но не Хельмер Ханссен».

Еще на «Мод» Тённесен утверждал, что отделаться от него захотелось не Начальнику, а капитану с Вистингом (первым помощником). Хотя это не совсем верно в отношении Амундсена, такое заявление предполагает, что положение капитана Ханссена на борту было не лучшим. Неужели Начальник по-прежнему стремится прикрыть товарища, с которым вместе покорял Северо-Западный проход и Южный полюс?

Вероятно, полярный капитан Хельмер Ханссен так по-настоящему и не понял, с каким поручением он в конце марта 1920 года очутился в Анадыре, у самого дальнего конца бескрайней Сибири. Анадырь нельзя было считать ни имперским, ни большевистским: он лежал за пределами государственного контроля. Тем не менее связь с миром там была. В Анадыре находилась телеграфная станция. Туда-то и приходит Хельмер Ханссен — гонец любви.

Кроме деловых телеграмм и телеграмм в газеты, он посылает Леону Амундсену следующее сообщение от Руала: «Inform elizabeth our arrival in nome alaska end July this year all well love signed roald amundsen» [103].

Значит, Начальник уже 1 декабря 1919 года, когда Ханссен и Вистинг уходили с «Мод», решил, прежде чем судно попытается вернуться в Северный Ледовитый океан, взять курс на Ном. К их прибытию в Анадырь со времени последнего соприкосновения экспедиции с цивилизованным миром прошло полтора года. Многовато для жениха, все это время не видавшего невесты.

Связаться из Анадыря с прочим миром было крайне сложно. Ответ от Леона Хельмер Ханссен получил лишь через десять дней. Это была та самая телеграмма из Христиании, «где сообщалось, что Тессем и Кнудсен в Норвегию не прибыли. Но в телеграмме говорилось и кое-что еще. В завуалированной форме, расшифровать которую Ханссен никоим образом не мог, телеграмма содержала последнюю — решающую — весть о Кристине Элизабет Беннетт.

Эту весть Хельмер Ханссен и доставил на «Мод».

25 июня 1920 года, через десять дней после возвращения Вистинга и Ханссена, Начальник впервые поднимает вопрос о том, кто из команды хочет по приходе в Ном покинуть экспедицию [104]. Леону он описывает свой разговор так: «Несколько дней назад я сказал ребятам, что с юридической точки зрения имею полное право задержать их на судне и вынудить продолжать со мной эксп. после Нома. Однако морально, как мне кажется, я такого права не имею, а потому предпочитаю последовать неписаному закону и предоставить им самим выбор: остаться или сойти на берег».

Результат беседы Руал Амундсен немедля заносит в дневник: «Ханссен сразу же сказал, что в таком случае желал бы списаться с корабля в Номе. Он плохо себя чувствует, устал, извелся, и я очень хорошо его понимаю. Хочет уехать домой и Рённе. Он слишком стар для походов. Остальные пока о своих желаниях не заявляли».

Нельзя не заметить понимающего тона при изложении беседы, хотя обессиленное состояние Ханссена скорее всего явилось для Начальника неожиданностью. Через неделю Руал сочиняет пространное письмо управделами, где приводит иную версию обстоятельств, при которых увольняется капитан: «У меня уже давно были основания для недовольства X. Он вел себя из рук вон плохо: игнорировал мои распоряжения и зачастую во всеуслышание отвечал мне по-хамски. Я совершил серьезную ошибку по отношению к нему и к самому себе, назначив его капитаном "Мод". Это вскружило ему голову, при том что его квалификация отнюдь не соответствовала такой должности. Недавно я имел с ним долгую беседу, в ходе которой объяснил, что ему следует уйти с судна по доброй воле, иначе я его выгоню. Это настолько задело X. за живое, что мне стало больно. Однако продолжать нашу экспедицию можно, только избавившись от накопившихся переживаний и чувств. Он восстановил против себя весь экипаж и просто обязануступить свое место другому, если мы хотим иметь на борту мир и покой».

Разговор с командой был не более чем обманным маневром. Следует заметить, что экспедиционные дневники Амундсена лишь отчасти носят личный характер; прежде всего они велись для составления на их основе официального отчета. В письме, которое Амундсен отправит через год Педеру Ристведту, участнику похода на «Йоа», он прокомментирует отставку капитана в духе послания к Леону: «А еще… как Вам известно, Ристведт, мы лишились Ханссена. И виноват тут я. Я думал сделать доброе дело для давнего товарища по путешествиям, назначив его капитаном "Мод". Лучше бы я воздержался от такого шага!»

Тут Руал Амундсен, вероятно, прав: не следовало назначать капитаном исследовательского судна промысловика. Совершённая ошибка объяснялась тем, что выше всех профессиональных качеств Амундсен ценил одно: верность. Хельмер сопровождал своего предводителя в экспедициях по Северо-Западному проходу и к Южному полюсу, выказывая ревностность в исполнении обязанностей и покорность Начальнику, каких не выказывал больше никто. Однако между возвращением «Фрама» и экспедицией на «Мод» прошло шесть лет — шесть лет почета и славы. Когда тебя столько превозносят, даже самому благовоспитанному из подчиненных немудрено задрать нос.

В открытую уволить капитана Ханссена означало бы создать серьезные трудности и для похода, и для самого Амундсена. Да и Хельмеру Ханссену, авторитет которого во многом держался на хорошем сотрудничестве с Начальником, это не пошло бы на пользу. Вот почему капитан согласился уйти добровольно.

Щедрым жестом предложив экипажу свободу, Руал Амундсен избавился от двух его членов, с которыми и так собирался распроститься. «Рённе сильно сдал и мучается, поэтому из Нома я отправлю этих двоих домой», — пишет Руал Леону.

4 июля, однако, случается непредвиденное. Из дневника: «С-бек отказался от места. "Я соскучился по дому!" Дезертир он, и всё тут». Заведующий машинным отделением Кнут Сундбек, который в свое время спас мотор «Фрама» и которого Амундсен в начале экспедиции считал «гением» (наряду с Линдстрёмом), теперь попросился на свободу. Из письма Леону: «Вчера ко мне пришел со слезами С-бек и сказал, что хочет домой. Дескать, он "совершенно впал в тоску". Вот уж чего я никак не ожидал. Он прекрасно знает, что заменить его некем… тем более в Номе. Я расцениваю возвращение моториста как трусливое бегство. Мне и в голову не приходит удерживать его». Такую неожиданную цену пришлось заплатить Начальнику за комедию, которую он разыграл, дабы, не нарушив морального права, избавиться от одного человека.

Разница между добровольным и псевдодобровольнымотъездом существенная, на что намекают и дальнейшие шаги Амундсена. «Рённе и Ханссену я дорогу в Норвегию оплачу, — пишет он управделами, — но крепкому и здоровому С-беку — ни за что на свете. Он увезет с собой мое презрение. Совершенно ясно, он не мужик. Как ты понимаешь, к Ханссену я тоже особо теплых чувств не питаю. Рённе же действительно плох и не справится с дальнейшим походом. Если будет возможность, отнесись к нему с участием. Постарайся, чтобы возвращение этих господ на родину прошло как можно тише. Для них чем быстрее эта история порастет быльем, тем лучше».