Вывод напрашивается сам собой: Чарльз Пито Беннетт подарил супруге новый дом. Речь шла о настоящей вилле, вернее, о помещичьей усадьбе неподалеку от Лондона, в идиллическом графстве Суррей, под Кобемом. Усадьба называлась Ли-Корт и, с одной стороны, была загородной, располагала парком и теннисными кортами, а с другой — была совсем близко от центра империи и земного шара. Воздушный замок для женщины твоей мечты.

Это свидетельствовало скорее о воссоединении Беннеттов, чем о готовящемся разрыве между ними. С матримониальной точки зрения лондонские обстоятельства и впрямь оставались «неизменными», что, вероятно, и дал понять Леон через Анадырь.

Руал Амундсен, что называется, влип. Сидит себе в каюте со своими отравленными легкими и надорванным сердцем, с укороченной двумя переломами рукой, со спиной, во всю длину которой тянутся шрамы от медвежьих когтей. Надо ж было так влипнуть… Жених один-одинешенек сидит в свадебном номере, пораженный в самое сердце телеграммой из Анадыря, тогда как над ним летят по красному фону белые чайки надежды:

So love is with the lover's heart

Wherever he may be.

Только в письме от 5 августа 1920 года, которое Руал Амундсен посылает брату из Нома (когда прошло свыше двух лет после отплытия «Мод»), он признается: «Я должен сказать тебе, что перед отъездом подарил Ураниенборг Кисс». Видимо, Леона ошеломило это сильно запоздавшее сообщение, и он не поверил собственным глазам. В отсутствие брата именно Леон Амундсен управлял обоими поместьями на берегу Бунне-фьорда. Летом управделами жил с семьей в Рёдстене. Кроме того, эта недвижимость составляла довольно большую часть Руалова капитала, то есть капитала, из которого финансировался поход на «Мод».

А развивались события следующим образом. 26 июня 1918 года Руал Амундсен вручил адвокату Трюгве Гудде генеральную доверенность, согласно которой тот мог от имени своей сестры распоряжаться как Ураниенборгом, так и Рёдстеном. Первоначально полярник хотел оформить на Кисс Беннетт дарственную, но из практических соображений сошлись на доверенности. Очевидно, тогда же Руал вместе с адвокатом Гудде составил и новое завещание — в пользу Кисс.

Двумя днями раньше «Мод» покинула Христианию. Руал Амундсен опять задержался — в частности, чтобы привести в порядок личные юридические дела. В качестве доверенного лица он на сей раз воспользовался не своим привычным консультантом — адвокатом Нансеном — и не управделами Леоном, а братом Кисс Беннетт, адвокатом Гудде. Резонно предположить, что тронхеймский правовед сопровождал Руала, когда тот догонял «Мод» на Скорой пароходной линии. Может, и Кисс была с ними в Христиании? А может, даже ездила на пароходе в Тромсё? Едва ли. И не только по причине войны. Вернее всего, Кисс Беннетт отказалась бы не только от дарственной, но и от доверенности. Если бы она хотела принять от Руала Амундсена его дом, то исключительно чтобы поселиться там самой.

Главное тут — проявленная забота. «Я сделал это, чтобы она всегда чувствовала уверенность: у меня есть дом», — объясняет свою щедрость полярный путешественник. На самом деле он просто сыграл в рулетку, поставив на кон все, что у него было: годы жизни, корабль, экипаж… и усадьбу. Пожертвовав собственным домом, полярный исследователь отрезал себе путь к отступлению. Если Нансен когда-то провозгласил: западное побережье или смерть, — то Амундсен стоял теперь перед дилеммой: богиня счастья или вечное изгнание. Вероятно, так он ощущал свое положение, отсюда и его поступки.

Неужели в этой игре, выигрышем в которой могло стать счастье, а проигрышем — материальные ценности, Руал Амундсен пожертвовал ради сверхбогатой женщины интересами старой няньки и малообеспеченной родни?

Стоит ему обмолвиться Леону об одном, как совесть тут же заставляет его идти дальше: «Если книга принесет мне столько денег, что я смогу положить Бетти 150 крон в месяц, я хотел бы это сделать. Я также искренне хочу помочь Малфр. и Густ.». Для близких остались только доходы от будущей книги.

Полярный исследователь ни минуты не сомневается, что его повествование будет успешнее плавания. Жаль, что он не может отдать сочинительству предпочтение перед другими делами: «К сожалению, занятия стряпней не позволили мне продолжить писания, но я посылаю дневники, которые ты можешь попросить обработать какого-нибудь способного парня вроде Вильхельма Крага». Только бы скорее объявились Тессем и Кнудсен с утраченными главами, «которые, я уверен, тебе уже нужны»… тогда рукопись с помощью нескольких поэтических вкраплений могла бы достигнуть 200 тысяч слов.

И снова приводить в божеский вид словесные излияния полярного путешественника доверено полузабытому неоромантику Вильхельму Крагу.

Вскричала птица вдалеке,

в пустыне моря [106].

Когда литературный материал наконец высылают из Нома, его оценивают в 300 тысяч крон: примерно по кроне за слово плюс 100 тысяч за фотографии и карты. Разве этого не должно хватить, чтобы обеспечить старость Бетти и будущее Густава с семьей? «Южным полюсом» Руал Амундсен поставил рекорд также и в издательском деле. Со следующей книгой, «Северо-Восточный проход», была только одна загвоздка — проход уже был открыт. Амундсенова история устарела. Все знали, что проход ведет к Берингову проливу.

Самым примечательным в рукописи, отосланной на родину полярным исследователем, было посвящение. Свою первую книгу Руал Амундсен посвятил «министру д-ру Фритьофу Нансену». Вторую — «кучке отважных людей, которые в тот памятный вечер на рейде Фуншала, на острове Мадейра, обещали помочь мне в битве за Южный полюс». На шмуцтитуле его третьей книги, «Северо-Восточный проход», значится надпись:

«В день рождения

Гавань "Мод", п-в Челюскина, 10 февраля 1919 г.

Руал Амундсен».

На почетном месте тома, в котором идет речь о национальной экспедиции, Амундсен помещает таинственное послание. Росчерком пера он превращает официальный отчет о походе в личный подарок на день рождения. Загадка для норвежцев, игра для развлечения светского общества по всему миру. У кого день рождения? Где? Когда? И какое отношение он имеет к Северо-Восточному проходу?

Лишь немногие посвященные мгновенно сообразили, что разгадку следует искать в Лондоне. Она отнюдь не была очевидной, ведь надпись, предваряющая «Южный полюс», тоже датирована. И все же ключ к толкованию давало число: 10 февраля 1919 года. В этот день Кисс Элизабет Беннетт праздновала свой тридцать третий день рождения.

Посвящение ей можно считать по меньшей мере странным шагом со стороны полярного исследователя, который впоследствии назовет себя «серьезным». Однако по сути дела оно оправдано. Экспедиция «Йоа» стала возможна благодаря престижу и поддержке Фритьофа Нансена. Покорение Южного полюса целиком зависело от верности и сплоченности экипажа. Глубинным основанием похода на «Мод» была борьба за благосклонность Кисс Беннетт. Вот до чего дошел Руал Амундсен.

Надпись была одним из звеньев этой борьбы. Перед отъездом полярный путешественник подарил возлюбленной всю недвижимость. Теперь он дарил ей место в истории. Возможно, он хотел дать Кисс повод выйти из тени, признаться, что число относится к ней, сбросить маску, объявить о своей безумной любви. Посвящением ей книги, которая, как надеялся сам автор, будет переведена на много языков и разойдется по всему свету, полярник намеренно заострил положение, приставил шпагу к груди лесоторговца.

Тем же числом, 10 февраля 1919 года, датировано и «Вступление», воспроизведенное в книге факсимильно, с сохранением почерка и своеобразной орфографии Руала Амундсена. Вступление вполне можно читать как обращение к новорожденной, как послание с дикого брега от неутомимо сватающегося жениха: «Не с блистательной победой за спиной, которая может себе позволить скрыть под флёром забвения оборотную сторону медали, выставляя напоказ только лицевую… напротив, видя впереди лишь долгий путь к цели, скрытый под непроницаемым покровом будущего… Что оно готовит нам? Наверняка победы и поражения, несчастья и радости, надежду и разочарование».