Вскоре родина по ту сторону Атлантики погружается в траур. Незадолго до Рождества отошла в мир иной хозяйка Пульхёгды. «Пришло страшное сообщение о кончине фру Нансен. Я тут же телеграфировал г-ну министру», — пишет Руал Леону. Фритьофу Нансену предстоит пережить еще одну полярную ночь. Кремация происходит в тесном кругу. Прах развеивают по ветру. Леону каким-то образом удается передать венок.
Руал Амундсен отмечает Рождество в Лейк-Форесте (под Чикаго), у своего друга Фредрика Хермана Гаде. Глава семейства, владелец Фрогнерской усадьбы [58]Герхард Гаде, участвовал в торжественном обеде, данном в Христиании по случаю возвращения полярника из экспедиции на «Йоа». Все три его сына окончили Гарвардский университет и пожелали обосноваться в Соединенных Штатах: Джон в Нью-Йорке, Гораций в Бостоне и Херман в Чикаго. Поскольку все трое взяли себе жен из влиятельных (если не баснословно богатых) американских семейств, совместными усилиями они обладали сетью связей, совершенно бесценной для друга детства.
Херману Гаде предстояло сыграть в жизни Руала Амундсена особую роль. Открытый, любезный, подчеркнуто общительный, Херман сильно отличался от своего младшего товарища (между ними была разница в год). Будучи человеком светским, он умел проявить гибкость и легко приспосабливался к обстоятельствам; в то же время Херман испытывал безудержную тягу к свершениям большего масштаба, чем пополнение и так туго набитой мошны. Честолюбивый адвокат и предприниматель не меньше нуждался в славе Руала Амундсена, чем тот нуждался в связях и одолжениях состоятельного друга. Школьные приятельские отношения между ними переросли в дружбу, основанную на неафишируемой взаимности и отличающуюся тесной близостью, которая в остальных случаях отнюдь не типична для Руала Амундсена.
Полярного путешественника всю жизнь тянуло к тихому уюту счастливой семьи. Свое благоустроенное гнездышко в Лейк-Форесте Херман Гаде назвал в честь родной усадьбы — Фрогнером. Туда, где в довольстве и богатстве жил адвокат с женой Алисой и двумя детьми, очень любил наведываться Амундсен. Однако, хотя исследователь Арктики использовал любой предлог посетить Чикаго, ночевал он далеко не всегда во Фрогнере.
Связи общительного Хермана простирались далеко за пределы круга зажиточных чикагских поставщиков консервов. Изредка «старому срамнику» (как радостно называл его друг) нужно было прибегать к своим организаторским талантам, чтобы устроить для Амундсена ночевку под материнским крылышком мадам Кэрри — разумеется, если у той находилась свободная «девочка».
Полярник не терпит праздности. «Чем бы мне занять субботний вечер? — спрашивает он Хермана и, не дожидаясь ответа, продолжает: — Может, что-нибудь предложит моя старая подружка Кэрри? Спроси-ка ее насчет пикантной маленькой француженки и, если она не занята, договорись о встрече на субботу, в 9 часов. Полагаясь на твои блестящие способности по части организации таких дел, буду собираться в вашу сторону».
В своих воспоминаниях Руал Амундсен утверждает, что прожил жизнь «в самых строгих понятиях о чести». Очевидно существовавшие в его эпоху моральные нормы не мешали' ему за деньги сношаться с бесстыдными женщинами. Точно так же понятия о чести не препятствовали его участию в торговле эскимосками. Речь ведь шла об удовлетворении насущной потребности — вроде потребности в еде или тепле. Везде человеком двигал один инстинкт, будь то в Пенсаколе или в Гренландии, в Чикаго или в гавани Йоа. Разница были лишь в ценах: то, что в одном месте стоило несколько долларов, в другом предлагалось за иголку или пустой ящик.
У нашего полярника сугубо рациональный подход к окружающему миру, для него что люди, что звери — всё едино. Он так же спокойно ест собак, как любит женщин, так же спокойно любит женщин, как ест собак. Мужчины ходят на охоту, а потому готовы на что угодно за ружье. Женщины шьют, а потому готовы на что угодно за иголку. Для устремленного вперед всё кругом — не более чем средство. Новые собачьи туши найдутся и на следующем складе. Есть склады для утоления голода физического, а есть — для утоления любовного. Он мужчина. Мужчина, идущий к цели.
Рождество — самое время для размышлений. «Как дела у Нансена? — спрашивает Руал Леона под Новый год. — Останется ли он в Норвегии или решил вернуться на свою должность?» Иными словами: едет ли обратно в Лондон или, может, надумал предпринять путешествие к Южному полюсу? Теперь ведь ему не надо считаться с чужими интересами и можно отправиться на заснеженный край земли, дабы забыть про свою несчастную судьбу.
В течение февраля 1908 года Амундсен, по-видимому, получил от Хагенбека из Гамбурга сообщение о том, что белые медведи неплохо тянут в упряжке. Руал пишет Леону: «С любопытством прочитал об успехах Хагенбека… впрочем, если я пойду на "Йоа", места для мишек у меня не будет». Только у «Фрама» достаточно вместительный трюм, чтобы возить медведей.
Так складывается жизнь каждого полярника: разъезжая по свету с рассказом о прошлой экспедиции, он готовит следующую. Скоро пора будет обнародовать план. Амундсен уже заготовил название: «Намечаемая эксп. для изучения полярного бассейна». Звучит солидно. При этом ни слова о Северном полюсе, ни слова о белых медведях.
Лишь в марте Руал может доложить Леону, что «Йоа» находится в хорошем состоянии. Тем не менее: «Я намерен так или иначе сбыть ее с рук». Амундсен остановил свой выбор на «Фраме». И на «белых медведях в упряжке».
***
В конце апреля лектор возвращается в Европу. Конечно, он заработал определенную сумму, но далеко не такую, какую может дать основной капитал — ореол славы вокруг его имени. В письме из Лондона Амундсен просит Гаде забрать из Чикагского клуба коробку с диапозитивами. Однажды, прибавляет Руал, он забыл в том же незадачливом месте калоши. Сколько всякого должен держать в голове полярник!
Летом 1908 года, «посоветовавшись с Нансеном», Руал Амундсен едет в Берген знакомиться с последними достижениями в области океанографии (как в свое время ездил в Гамбург изучать магнетизм). Наука налагает свои обязательства. «Моя следующая экспедиция как раз будет посвящена изучению северных морей», — объясняет он другу Херману, который при всем многообразии интересов никогда не заглядывался в сторону естествознания.
Будущий океанограф впервые направляется в Берген по железной дороге, недавно проложенной через Хардангерское плоскогорье. «Поездка среди гор производит неизгладимое впечатление», — пишет он Леону 24 июля 1908 года. По этим самым горам братья плутали двенадцать лет назад. Теперь там тянутся рельсы. «За короткое время мы перенеслись из многоцветного летнего пейзажа в царство льда и снега, в первозданную природу, чего мне не приходилось наблюдать ни в одном поезде. Эта дорога — чудо техники». Здесь инженерное искусство победило зиму. Когда-то в Сан-Франциско Амундсен видел, как с помощью техники преображается лето, как его превращают в сказку. Ему тогда показалось, будто он попал в рай: «Едешь на автомобиле меж апельсинов и роз». Технические новшества приводили полярного путешественника в восторг. Тем не менее он пока не отказался и от идеи белых медведей.
По возвращении из Штатов Руал Амундсен принял важное решение: купил себе дом. В точности как Фритьоф Нансен, который после похода на «Фраме» выстроил себе замок в Люсакере, Амундсен вложил доход от экспедиции в покупку дома. В его случае это был не замок, а довольно просторный для холостяка коттедж. Можно сказать, летний дом типа шале. Дом располагался к юго-востоку от Христиании, на берегу Бунне-фьорда, и имел хороший доступ с моря и крайне затруднительный (крутой, малопроходимый подъем) — со всех прочих сторон.
Покинув родительский дом, Руал Амундсен сменил в Христиании не один адрес. Последний дом в Свартскуге, рядом с Болерудской пивоварней, находился примерно в полутора милях [59]от столицы — в направлении родного Борге. Леон уже провел на берегу Бунне-фьорда несколько летних сезонов, и, разумеется, именно ему доверены оформление покупки и надзор за необходимыми переустройствами. По примеру друга Хермана, назвавшего свой особняк Фрогнером, Руал нарекает новый дом Ураниенборгом. (Почитай отца твоего и мать твою.) В домик для прислуги переезжает няня. Его Амундсен зовет «малым Ураниенборгом». Идиллическая картинка.