В мае 1907 года ему приходит письмо из Тромсё, от Хельмера Ханссена [54], у которого «всё в полном порядке, только уж больно тихая и скучная жизнь, рановато мне уходить на покой». В виде средства от скуки в кругу женщин и детей Ханссен предлагает провести «Йоа» обратно Северо-Восточным проходом. «Не потому, что на этом пути возможны какие-либо открытия и прочие неожиданности, а исключительно потому, что плавание вдоль северного побережья Сибири дало бы возможность запастись дорогими мехами по приемлемой цене».

Со временем Хельмер Ханссентаки проплывет Северо-Восточным проходом, но не на «Йоа». У Начальника были свои соображения, почему шхуне лучше оставаться в Америке, однако он держал их в тайне и от Нансена, и от Ханссена. Его планы не были целиком и полностью связаны с «Фрамом». «Йоа» доказала, что она тоже может сослужить неплохую службу. Амундсен даже не был уверен, какому судну отдать предпочтение. Это зависело от многого, не только от исхода профессорских раздумий.

В августе 1907 года Руал Амундсен завершает свое европейское турне в Гамбурге, проводит несколько дней там и возвращается на родину через Данию, ненадолго задержавшись в ютландском поместье барона Ведель-Ярлсберга. По прибытии домой оказывается, что просочились кое-какие сенсационные слухи о его планах. Говорят, что капитан намерен в следующей экспедиции использовать в качестве тягловой силы белых медеведей! Еще большую сенсацию вызвало подтверждение слухов самим Амундсеном. 3 сентября в газете «Афтенпостен» появляется следующее его высказывание: «Меня давно занимала мысль о том, что из белого медведя должно получиться замечательное ездовое животное, но никто не верил в ее осуществление. И вот в Гамбурге я попал в потрясающее зоологическое заведение Хагенбека и увидел, какие чудеса он творит с помощью дрессировки. Хагенбек — подлинный ученый в своей области». Карл Хагенбек подкрепил веру Амундсена в возможность использования диких зверей на службе человека: «В дрессированном виде белый медведь — самое ручное и преданное создание из всех четвероногих. Гораздо покладистее собак».

Руал Амундсен не спешит разглашать своих планов (как в отношении медведей, так и в отношении других вещей), однако признается, что затеян научный эксперимент: «За зиму Хагенбек попытается в виде опыта приучить парочку медведей к саням и упряжи».

Неужели на царя Ледовитого океана можно надеть узду цивилизации, впрячь его в сани и заставить тянуть их лучше собак, оленей или пони? Идея напрашивалась сама собой и была отнюдь не новой. Например, Юлиус фон Пайер, в начале 70-х годов XIX века открывший Землю Франца-Иосифа, рассказывает в отчете об экспедиции, что его люди поймали двух белых медведей: «Команда всерьез намеревалась заставить их на обратном пути в Европу тащить нарты».

Но действительно ли можно было отыскать достойное XX века решение таких проблем в мире животных? Сразу после интервью в «Афтенпостен» к Амундсену обратился инженер из Христиании Д. Г. Мартенc и, прося сохранить его визит в строжайшей тайне, захотел познакомить полярника с секретными планами Отто Свердрупа для второго похода на «Фраме».

«Месяца за два до отплытия Свердрупа я изобрел моторные сани, которые движутся с помощью колеса и перемещаются по льду вроде белого медведя или, если угодно, слона… скорее даже слона. Мотор у них работает на керосине. Хотя экспедиция была уже полностью экипирована, а отпущенные на нее деньги истрачены до последнего эре, Свердруп со товарищи настолько увлеклись моей идеей, что изыскали средства для постройки саней и я стремглав кинулся в Англию наблюдать за их изготовлением». Как объяснил Мартене, при том, что выход экспедиции в море задержался, построить сани вовремя все же не успели. Решено было дослать их на север позже, однако после отбытия «Фрама» дело застопорилось — по финансовым причинам.

Изобретение инженера Мартенса было не менее сенсационно, чем метода Хагенбека. Кроме того, из его сообщения выяснились такие подробности о благоразумном капитане Свердрупе, которые никому не приходили в голову: «Официальный план похода Вам известен, но на самом деле капитан собирался вморозить "Фрам" в лед, а потом взять сани и двигаться прямо к полюсу».

Хотя Руал Амундсен сам всю жизнь охотился за разнообразными техническими новинками, едва ли он согласился на предложение Мартенса «закончить изготовление саней». Кстати, всего за два месяца до его собственного похода на «Фраме» Амундсену предложили еще одни сани: их приводил в движение «довольно мощный дизельный мотор с усовершенствованной мною системой зажигания». Изобретатель, требовавший от Амундсена «твердого обещания не разглашать тайну», подписался: Халвор Т. Нурбё из прихода Бё в Телемарке.

Христианийский инженер рассчитывал, что его моторные сани будут делать по десять миль в час. Технический гений из Бё тоже был настроен оптимистично: «Вероятно, сани можно разогнать до такой степени, что они будут поддерживать скорость почти вдвое — или более чем вдвое — выше той, с которой, насколько нам известно, двигались Скотт и Пири. А ветронепроницаемое парусиновое укрытие и небольшая печка создадут в санях дополнительные удобства, сделав их прямо-таки уютными». К сожалению, Амундсену пришлось отказаться и от этого моторизованного чуда. Весной 1910 года менять планы не стоило. Теперь полярный путешественник, видимо, рассчитывал лишь на одну замену для «собак с вечно израненными лапами» — выдрессированных Карлом Хагенбеком «белых медведей в упряжке».

На решение судьбы «Фрама» у Фритьофа Нансена было полгода. Руал Амундсен поднял отнюдь не простой вопрос. Нельзя было ожидать от него скорого, невзвешенного ответа.

Если какой-то норвежский корабль и заслуживал наименование «королевского», это был «Фрам». В него вложила свои надежды и чаяния (не говоря уже о деньгах) вся страна. На постройку судна бедная зависимая нация истратила 250 тысяч крон. «Фрам» воплощал честолюбивые замыслы маленького народа, стремившегося мгновенно превратить свое несамостоятельное государство в великую державу. Корабль викингского короля воплощал собой силу, мужество, жажду деятельности и тягу к экспансии. Но викингский корабль ассоциировался не только с благородством и славой: от него веяло также страхом и разрушением. Это был военный корабль, который опустошал земли и умерщвлял людей.

У «Фрама» тоже было две стороны: светлая и темная. Плавание по Ледовитому океану принесло Норвегии блеск славы, укрепило самосознание народа, послужило его сплочению. Благодаря этому походу Фритьоф Нансен возвысился до положения символа и предводителя нации. Но три года, проведенные в ледовой пустыне, стоили ему недешево: они омрачили его душу и прихватили морозом его недавно заключенный брак. У Евы Нансен, которая сама когда-то нарекла корабль «Фрамом», он стал вызывать грустные мысли. Самым страшным было не долгое расставание, а годы лихорадочных приготовлений к экспедиции и особенно то, что за ней последовало: совместная жизнь с человеком, на котором крайне плохо отразилось трехлетнее арктическое заточение.

Фритьоф Нансен побеждал приступы депрессии работой. Его разносторонняя одаренность позволяла ему решать всё новые проблемы — сначала научные, а вскоре и политические. Третьим походом Фритьофа Нансена стала борьба, которую он вел в 1905 году за независимость Норвегии. Его деятельность как стратега и вдохновителя общественного мнения логически продолжала две предшествующие экспедиции. С самого первого шага на лыжах по льду Гренландии Фритьоф Нансен считал свои успехи полярного путешественника трудом на благо родины.

Должность посланника в Лондоне, которую взял на себя Нансен, стала своеобразной зимовкой в его третьей — политической — экспедиции. Представляя Норвежское королевство в туманном Альбионе, Фритьоф Нансен должен был добиться договора с Великобританией и тем самым укрепить независимость своей страны. Осенью 1907 года эта работа приблизилась к завершению. Наконец-то он будет свободен — свободен для покорения Южного полюса.