Полковник Нобиле писал, что специально для Амундсена установил у одного из боковых иллюминаторов плюшевое кресло; сам же полярник утверждает, что сидел на алюминиевом баке с водой. И в данном случае он, вероятно, прав, не насчет кресла, а насчет позиции. Полярник не хотел сидеть у бокового иллюминатора, он хотел сидеть впереди, у большого панорамного окна.

Руал Амундсен — тоже король, ничуть не менее, чем Виктор Эммануил, незначительная фигура в тени Муссолини.

Непоколебимый, как самодержец, полярник сидел спиной к своим подданным. Всю жизнь он странствовал под защитой Господа по зеркальным ледяным чертогам. И ни на миг не усомнился в своем праве на власть. Король, разыскивающий свою державу.

Пока что всё — повтор. «Льды почти как в прошлом году, — дисциплинированно записывает он. — Весь экипаж прилежно трудится». Чем они, собственно, заняты, Начальника не интересует — ведь всё «идет отлично». В позднейшем рассказе он обращается к образу, заимствованному из животного царства: «Во всех трех гондолах, точно обезьяны, сновали механики».

Самых головоломных акробатических номеров Начальник не видит, они разыгрываются далеко от капитанской гондолы: такелажник Алессандрини вылезает через носовой люк наружу, чтобы осмотреть внешнюю оболочку аппарата. Он ужом ползает взад-вперед по округлому корпусу, на трескучем морозе, при скорости 80 километров в час. Стало быть, механики, «эти бодрые, веселые сыны юга», как их называет Начальник, впрямь владеют своими обезьяньими искусствами. Холод был столь же беспощаден, а высота падения ничуть не меньше, чем для погонщика собак, бодро бегущего по испещренным разломами ледникам Антарктиды.

Времена изменились. На «Фраме» и «Мод» кишмя кишели собаки и приходилось ежедневно убирать помет; здесь, на «Норвегии», ничего такого нет. Хотя лай все-таки слышен.

Собачка Нобиле скачет по гондоле. Но если фрамовские собаки заполняют многие страницы саги Южного полюса, то Титина в «Первом полете над Ледовитым океаном» практически не упоминается. Можно лишь догадываться о мыслях полярника. Невысказанность — свидетельство великодушия. Собачка Нобиле — нарушение устава. Полярник таких мелких собачонок просто не замечает. Собака ли это вообще?

Полковник Нобиле говорит, что она подлиза, не хотела оставаться без хозяина. Полярник умеет оценить верность собаки, ведь в ней столько благородства, но практические функции? Собаки должны либо везти хозяина вперед, к цели, либо сидеть дома и стеречь его имущество. Комнатной собачке в полярной экспедиции не место. Она — уязвимая точка в организации, душевный изъян пилота. Не собака зависит от полковника, полковник зависит от Титины.

По зрелом размышлении полярник решает, что собачка, может быть, даже пригодится. Смотрит на Вистинга и вспоминает Потрошителя. Титана весит килограммов пять. Вистинг умеет свежевать собак и использовать по максимуму. Каждому достанется немного, но дележ будет равный. В тот миг, когда они ступят на лед, распоряжаться будет он, Начальник, — людьми, животными и дневными рационами.

Котлеты из собачины — штука хорошая. Умелец на все руки знает и кулинарные хитрости. Это блюдо называли попросту — «собачинка». Полярник бросает взгляд на острую темную мордочку. Тельце гладкое, белое. Это вообще собака?

Поживем — увидим.

В десять вечера «Норвегия» пересекла 87°30* северной широты. Чтобы размять ноги, Начальник встал с водяного бака и занял место у одного из рулей. Вот тут-то ему и приносят радиотелеграмму. Частную, от конкурсного управляющего Руде, где сообщается, что «оба дома мои». Начальник сменяется у руля. Пишет на листке несколько слов, отдает радистам; «немедля послал Херману благодарств. телеграмму».

Эта короткая фраза в дневнике свидетельствует, что горькая глава в жизни полярника завершилась — всего за несколько часов до достижения Северного полюса.

Судебная тяжба между конкурсным управляющим и Леоном Амундсеном завершилась примирением — 19 апреля. Иначе говоря, Леон отказался от мысли обжаловать дело и предавать огласке щекотливые обстоятельства частной жизни брата. Недвижимость отошла под конкурсное управление, которое свободно могло перепродать ее Херману Гаде и дону Педро. На сей раз за полную рыночную стоимость.

Благодарственная телеграмма Херману была в высшей степени уместна. Конкурс пока в силе, поэтому формально дома будут числиться за ним, но фактически ими снова владеет полярник.

На пути к Северному полюсу Руал Амундсен не выдает своих мыслей. Но, глядя на ледяную пустыню внизу, он знает, что последняя нить, связывавшая его с братом, оборвалась. Когда-то они сообща проделали магический трюк — обманув весь мир, превратили север в юг. Но цена была высока. Северный полюс ему пришлось покорять в одиночку.

В этот же час оборвалась и последняя связь между Руалом Амундсеном и Кисс Беннетт. Все хитросплетения вокруг дома, который он хотел подарить ей, остались за пределами истории. Публике незачем копаться в несостоявшейся совместной жизни.

Полярник наконец-то свободен, ничем не скован. Летит — на корабле легче воздуха. Он нарек его «Норвегия», но по-прежнему находится на борту «Летучего Голландца».

И еще одно событие происходит до Северного полюса: «Полночь,88°30′. День рождения Элсуорта, 46 лет. Выпили чаю за его здоровье». Для американца это была скромная, однако бесценная «деньрожденная» пирушка. Как-никак место весьма знаменательное для вечного мальчишки-холостяка в его неугомонной погоне за приключениями и сложными физическими задачами. Лишь через семь лет он скоропалительно женится. Если верить мемуарам, с красавицей-женой он был не слишком словоохотлив.

Вскоре внимание сосредоточивается на богатырской фигуре Рисер-Ларсена; он стоит у бокового иллюминатора, с секстантом в руках. Если пилот дирижабля одет в волчью шубу, то навигатор — в спортивный костюм и кепку. Температура в гондоле ниже нуля. Термосы с горячим питьем замерзли, но богатырь не зябнет. Мало того, в кармане брюк у него спрятан фарш. Как только Рисер-Ларсен констатирует 90°, дирижабль снижается, моторы заглушают. Махина беззвучно зависает в воздухе.

Дневник Начальника: «В 2.20 утра мы на Северном полюсе. Сбрасываем флаги. Норвежский красиво развевался. Древко чин чином воткнулось в снег. Лед был сильно изломан на мелкие льдины. Мы висели на высоте 200 м, при — 11°. Туман рассеялся, едва мы достигли полюса, поэтому можно было оглядеться».

В книге флажная церемония приукрашена: «Со свистом полетел вниз прекрасный, сшитый вдвойне, норвежский шелковый флаг. Поперечная рейка была приделана к длинному алюминиевому древку — совсем как бывает на знаменах, — и поэтому флаг при падении получил совершенно верное направление. Флаг упал безукоризненно, впился в лед, и под дуновением легкого ветерка норвежские цвета развернулись над полюсом».

Полярник, который на сей раз пишет и от лица Элсуорта, продолжает в третьем лице: «В то же мгновение Амундсен обернулся и крепко сжал руку Вистинга. Не было произнесено ни одного слова, слова были излишни. Две те же самые руки водрузили норвежский флаг на Южном полюсе 14 декабря 1911 года». В эту триумфальную минуту капитан неудачницы «Мод» был вознагражден за свою преданность.

Не менее важно и еще одно: этим рукопожатием Начальник снял с себя обвинение в том, что исключил Ялмара Юхансена из состава южнополярной группы, так как якобы не желал, чтобы человек, поставивший высокоширотный рекорд на севере, добился того же и на юге. Теперь это обвинение снято. Безмолвным жестом Начальник продемонстрировал свое великодушие. Добрался до вершины сам и поднял туда крепыша-хортенца. Они оба — единственные в мире — были покорителями двух полюсов.

После рассказа о крепком рукопожатии норвежцев, соединивших этим символическим актом два полюса, описание того, как американец в одиночку совершил свою флажную церемонию, приобрело какой-то странно приватный характер: «Когда еще придется человеку водрузить на полюсе флаг родины в свой день рождения».