По сравнению со сборным домом Фрамхейм, который столяр Стубберуд и лыжный мастер Бьоланн поставили на другом конце земного шара всего за несколько дней, здесь речь шла о совершенно иных масштабах. Но персоналу в Кингсбее тоже предстояла зимовка. И работать пришлось при низких температурах, во мраке полярной ночи — при свете мощных прожекторов.
Чтобы дирижабль «Норвегия» благополучно добрался до этого крайнего форпоста, надлежало возвести три причальные мачты. В Европе транспортировка не представляла проблем, там существовали аэродромы, но гористый северный край не располагал оборудованием для приема воздушных исполинов.
На чертежном кульмане экспедиция представала как немалое достижение инженерного искусства. Полковник Нобиле сконструировал ангар и огромные мачты специально для своего полужесткого дирижабля.
Принятие решений и реализация планов происходили без непосредственного участия Руала Амундсена. Полярник действовал как обычно: совершал турне. Он остался прежним. Только вместо брата Леона был теперь сложный международный экспедиционный концерн.
По натуре Руал Амундсен был человеком сугубо единовластным, как полководец на поле битвы или художник в своей вымышленной вселенной. Временами он, конечно, волей-неволей прибегал к демократии, но, по сути, мнимой. Тем не менее ему достаточно рано пришлось делегировать широкие полномочия другим людям, и таких было много. Однако им приходилось действовать в его духе — Начальник предпочитал оставлять последнее слово за собой.
Лишь во время перелета к Северному полюсу ситуация изменилась; здесь у него был заместитель — движущая сила на этапе подготовки и лучший из специалистов-практиков. Все делалось так, как желал Начальник, и выполнял это человек, который никогда не обманывал его доверия. Наряду с Линкольном Элсуортом, Ялмар Рисер-Ларсен явился большой и удачной находкой в этот последний период карьеры полярника.
Теперь все будет иначе.
Нынешний главный специалист — и при подготовке, и при осуществлении проекта — вовсе не был послушным орудием в руках Начальника; Умберто Нобиле представлял другую культуру, другой народ, другой флаг. Помимо Руала Амундсена и полковника Нобиле статус руководителя имели еще трое. Во-первых, Ролф Томмессен, председатель Общества воздухоплавания, несущего ответственность за дирижабль. Далее герой-летчик Рисер-Ларсен, который даже не думал отказываться от роли заместителя Начальника. И, наконец, американец Элсуорт, на этот раз купивший себе место рядом с Амундсеном за 100 тысяч долларов. Он представлял ценный финансовый вклад и одновременно третий флаг и, как выяснится, усложняющий обстановку психологический элемент.
Проблемы возникнут не только в руководстве новой экспедицией; экипаж тоже стал источником непрерывных разногласий, нередко с национальным оттенком. Уже после первых официальных обедов на американском континенте Начальника настиг первый кадровый конфликт.
Своими долларами Линкольн Элсуорт закрепил за собой не только формальную позицию, но и реальные обязанности. Американцу предоставили ключевой пост штурмана-навигатора. И с этим старший лейтенант Дитриксон примириться не мог.
Ведь не кто иной, как он, Лейф Дитриксон, был штурманом героического перелета 15 июня 1925 года из смерти к воскресению. Кроме того, он сам обучал Элсуорта навигации и считал, что для такого ответственного задания американцу не хватает квалификации. Начальника извещает об этом ословское руководство. Тот решает подойти к проблеме Дитриксона с принципиальных позиций и 17 октября телеграфирует из Нью-Йорка: «Плохо, что он начал критиковать решения, принятые на совещании Общества воздухоплавания. Если он так поступает, значит, никуда он не годится. Дисциплина, и еще раз дисциплина. Иначе нельзя».
Дисциплина дисциплиной, но ословское руководство готово отнестись к доводам лейтенанта с пониманием. «Д. беспокоит, — гласит ответная телеграмма, — что, если с навигацией не заладится, винить будут его, а если все пройдет успешно, должных почестей ему не достанется».
Однако Руал Амундсен, воссоединившийся в Нью-Йорке со своим богатым американским компаньоном, вовсе не склонен разжаловать человека, некогда спасшего его карьеру. «Зато сам Элсуорт, — пишет он, — готов отказаться от поста навигатора, коль скоро еще до старта эксп. заметит, что ему это не по плечу. Вот все, чего мы по справедливости можем ожидать. В остальном претензии Дитр. непонятны, ведь он хорошо знает Э. и отлично понимает, что тот ни во что влезать не станет. Ему просто-напросто хочется, чтобы мир видел в нем больше чем рядового участника».
Ни Амундсен, ни Элсуорт, высоко ценящие Дитриксона, не хотят, чтобы экспедиция лишилась лейтенанта. Между тем именно так и выходит. Еще до конца года Лейф Дитриксон отказывается от участия, «по семейным обстоятельствам». Разногласия между двумя навигаторами по поводу компетентности позднее найдут аналог в долгом запутанном конфликте по поводу командования дирижаблем — между офицерами Рисер-Ларсеном и Нобиле.
В разгар подготовки перелета «Норвегии» наконец-то завершилось плавание «Мод». 22 августа шхуна пришла в Ном, где была встречена полицией, а затем, уже по прибытии в Сиэтл, конфискована и продана с молотка. Да, славным такое возвращение никак не назовешь.
Целых семь лет «Мод» пыталась поймать течение, чтобы совершить трансполярный дрейф. Увы, тщетно. Теперь ее настигло новое время. Шхуна, которая была преемницей «Фрама» и гордостью отечества, оказалась разжалована до статьи конкурсного имущества. Судно, предназначенное для ледового дрейфа, забраковано в пользу другого корабля — воздушного.
С точки зрения полярника, экспедиция «Мод» была полной неудачей. Но это не единственная оценка; научный руководитель доктор Свердруп пишет на родину профессору Бьеркнесу: «С общепринятой точки зрения, наше плавание безусловно фиаско. Но я лично вовсе не в отчаянии, так как, по-моему, наши научные результаты столь богаты и столь ценны, что эта экспедиция по праву займет одно из первых мест среди полярных экспедиций, обогативших reoфизику новыми данными — и новыми подходами». А если вдуматься, плавание «Мод» и планировалось именно как научная экспедиция [159].
В последние три года под командованием Вистинга и руководством Свердрупа обошлось без потерь в экипаже, какими были ознаменованы те годы, когда на борту присутствовал сам Начальник. Единственный случай отмечен в июле 1923 года, когда машинист Сювертсен скончался от энцефалита, согласно диагнозу Вистинга.
Вистинг сделал, кстати говоря, еще одно медицинское открытие. Пробыв некоторое время во льдах, он телеграфировал Начальнику, что швед-метеоролог страдает пороком сердца. Имея два серьезных недостатка (во-первых, он был швед, во-вторых — ученый), Финн Мальмгрен в общем-то с трудом приживался на борту. И Мальмгрен, и Одд Дал оказывали д-ру Свердрупу большую помощь, но, как выяснилось, швед был плохо приспособлен к практической моряцкой жизни. «У М. маловато силенок — он неловок и забывчив», — конфиденциально сообщает Вистинг Свердрупу.
Вечером 4 ноября 1925 года в Осло прибывают трансатлантическим пароходом первые трое парней с «Мод»: русский Олонкин, швед Мальмгрен и норвежец Карл Хансен. Перед тем как они сошли на берег, от всех троих настоятельно потребовали хранить молчание, поскольку конкурсному управлению могут еще обломиться денежки от рассказов о путешествии. По иронии судьбы, приветственную речь произносит именно конкурсный управляющий Руде. В силу своего положения следующим выступает адвокат Леон Амундсен — административный руководитель экспедиции. На фоне восторженного приема, оказанного несколькими месяцами ранее участникам авиаэкспедиции, частичное возвращение конкурсного имущества дает повод для иронических высказываний. Газета «Дагбладет» публикует язвительный комментарий насчет «обожаемого всем миром руководителя и его брошенной команды».
