Дом опустел, поскольку почти всю прислугу послали в Роллайну. Недоставало также многих предметов обстановки, которые поплыли на баржах вниз по Лиде, а потом оказались на повозках на нетенской пристани. На другой стороне реки уже тогда видны были иногда выходящие на берег клинья пехотинцев в голубых мундирах со звездами. Повозки уехали, а голубые лучники на следующий день захватили Нетен, Тень Доброго Знака.

Одинокая Жемчужина шла по коридору, направляясь в северное крыло. Свернув, она вскоре оказалась в комнате коменданта дворцовой стражи, которого когда-то столь бесцеремонно разбудил Йокес, показывая письмо от покушавшегося.

Теперь в комнате не было никого.

Невольница немного постояла в дверях, задумчиво глядя на незастланную постель, потом снова вышла в коридор и двинулась дальше, направляясь в охотничий зал.

Бесчисленные трофеи составляли настоящий лес, поскольку только часть из них могла украшать стены. Огромный зал, довольно темный, был заполнен чучелами всех созданий, которые населяли самый большой лесной массив Шерера. Здесь были выставлены прекрасные экземпляры зубров, туров, лосей и медведей, не считая целых стад оленей, серн, кабанов, волков и барсуков, поскольку о дичи поменьше не стоило даже и упоминать. Под потолком красовались филины и лесные орлы с распростертыми крыльями. Стены ощетинились густой чащей рогов. Целые поколения охотников создавали эту необычную коллекцию. Трофеи, которые не вьщержали испытания временем, убирали, принося взамен новые. Здесь можно было найти настоящих чудовищ — экземпляры впечатляющих размеров, такие как гигантский зубр, почти вдвое крупнее своих собратьев. Но в самом центре зала, окруженное свободным пространством, стояло на возвышении таинственное существо, о котором ходили легенды, поскольку ни один человек никогда его не видел. Никогда и нигде, лишь однажды… Здесь, в Сей Айе. Существо, более крупное, чем самый рослый человек, было покрыто рыже-черной шерстью. Двуногое, опиравшееся на необычно длинные руки создание морщило серую голую кожу на лице, скаля клыки. Ибо у этого зверя было лицо, немного похожее на человеческое, но жестокое, дикое и бессмысленное. Кеса слышала, что похожими на него, но намного меньших размеров, были алерские твари, приходившие из-за северной границы, из-под неба, которым владела враждебная Шерни сила.

У Охегенеда, прирожденного охотника, как и у любого, имелись свои слабости. Он очень любил этот мрачный зал, где в воздухе стоял резкий, немного неприятный запах.

— Ты выглядишь, ваше благородие, словно один из этих трофеев, — сказала Жемчужина.

Охегенед, сидевший прямо на полу, опираясь спиной о ногу большого тура, иронически усмехнулся.

— И неизвестно, Кеса, не будет ли тут вскоре стоять мое чучело, как этого лося… В зависимости от прихоти тысячника Каронена. Хотя вряд ли он станет приказывать сделать из меня чучело. Каронен — солдат до мозга костей. Я никогда бы не стал глумиться над его телом, но знаю, что и он не станет глумиться над моим.

— А что надтысячник Каронен сделает с захваченной невольницей? — спросила Кеса.

— Не знаю, ты задаешь очень непростые вопросы. Армектанский легион уже много веков не брал столь выдающихся трофеев. Может, продаст? Я на его месте сперва бы отымел добычу. А потом еще раз отымел и еще.

— Это надо понимать как солдатский комплимент?

— Не сердись на меня, Жемчужина. Я ведь в самом деле только солдат. Может, еще охотник. Когда-то я пытался быть интриганом, но ты меня высмеяла.

Она медленно ходила по залу, разглядывая трофеи, словно видела их в первый раз. В первый или… последний.

— Стоит прекрасная погода. Болота просохнут не скоро, но Лида уже наверняка судоходна. Когда нам стоит ожидать гостей?

— Со дня на день.

— У тебя уже есть о них более точные сведения? Мне показалось, будто я видела Вахена…

— Он только что вернулся. Я как раз пришел сюда, чтобы обдумать то, что он сказал.

— А что он сказал? Не требуй, чтобы я спрашивала про каждое слово отдельно, комендант, — спокойно упрекнула она его.

— Каронен всю конницу, которая у него осталась, разослал на разведку. Но конница ему здесь не нужна. Он получил какое-то подкрепление, правда, очень небольшое. Несколько клиньев пехоты. У него примерно четыре тысячи солдат.

— Что с Йокесом?

— Охраняет княгиню в столице. Он не придет. Или ты получила какое-то новое письмо?

— Нет, не получала.

— Значит, ты знаешь, что он делает, и прекрасно знаешь, что он не придет.

— А мы? Что мы можем противопоставить надтысячнику?

— Это ты тоже знаешь, зачем спрашиваешь?

— Я знаю, сколько у нас солдат, но не могу оценить, чего они стоят, — объяснила она. — Когда вы сюда пришли, половина тех пехотинцев выглядели так, будто они тут же умрут от усталости.

— Скорее от уныния, — поправил он ее. — День за днем их вырезали в лесу, где они когтями цеплялись за каждое дерево. Целую неделю они обороняли шесть миль, — с горечью добавил он. — Они смотрели на моих гвардейцев как на изменников, которые посидели немного в Нетене, а потом строем промаршировали в Сей Айе.

— Комендант, — холодно сказала невольница, — солдаты получают деньги за то, чтобы сражаться и умирать, а не за то, чтобы смотреть на гвардейцев. Я спрашивала, чего стоят твои войска.

— А я тебе как раз отвечаю. Гвардейцы стоят и пятисот человек, поскольку никому не могут посмотреть в глаза и мечтают только о том, чтобы войти в лес и защищать уже не шесть, а три мили, и не неделю, а две недели. Лесных стражей, вместе с теми, которые собрались тут со всех границ пущи, а не сражались раньше под Нетеном, у нас без малого триста. И вдвое больше пехотинцев, из которых двести сидят тут с самого начала, так что сама знаешь, чего они стоят. Все лучшие пошли к Йокесу и погибли, здесь остались самые старые, самые слабые и хуже всего обученные.

— Но очень хорошо вооруженные.

— Да, это единственное, с чем нет проблем, — признался Охегенед.

— А что с городской стражей и крестьянским ополчением?

— Не смеши меня, Кеса. Эти городские стражники могут самое большее нести караульную службу. А ополчение мы создали напоказ, для шпионов трибунала. Если сто мужиков бросятся на десять лучников, то наверняка справятся, если их добежит больше тридцати…

— И ничего с этими крестьянами не сделать?

Он пожал плечами.

— Послушай, если в деревню войдет одинокий клин лучников с намерениями поджечь хижины, изнасиловать девушек и перерезать свиней, то крестьяне разозлятся и прогонят их. Но сомневаюсь, что надтысячник Каронен начал бы завоевание Сей Айе с того, чтобы противопоставить себе все население поляны. Он сожжет все деревни, но только тогда, когда моих солдат уже не будет. А тогда это крестьянское ополчение… — Он развел руками. — Не знаю, как я мог бы использовать этих крестьян. Против тех самых солдат, которые под Нетеном перебили лесничих и обученную пехоту? При таких шансах я даже свору собак против них не пустил, а крестьяне — все-таки люди.

— Гвардейцы победят пятьсот, лесные стражи шестьсот, а пехота триста, — сказала Кеса. — Всего тысячу четыреста.

— Превосходно считаешь, — похвалил Охегенед. — И если бы сюда шло полторы тысячи солдат, то у нас были бы шансы при обороне. Но их втрое больше.

— Мы не сможем защититься.

— И речи нет. Сей Айе было крепостью, пока в лесу сидело восемьсот лесничих, а на поляне — гвардия и семь сотен пехоты. Теперь это крепость с незащищенными стенами и без гарнизона внутри.

— Так я и думала. Ну тогда вставай, уходим отсюда.

— С ума сошла? Куда?

— Куда угодно. В лес. Твои солдаты не защитят Сей Айе, но сумеют выгнать крестьян из деревень. Мы забираем все — живой инвентарь, ценные вещи, а прежде всего документы Сей Айе. То, чего забрать нельзя, нужно уничтожить или закопать, где-то спрятать.

— Подожди, подожди, — сказал он.

— Ждать я как раз не буду. Они могут прийти сюда по реке даже завтра. Уводи свое войско. Каронен получит голую поляну, которую он может сжечь, если захочет, помешать мы ему все равно не сумеем. Всю Буковую пущу ему не сжечь, а Сей Айе — это люди, не дома. Дома всегда можно отстроить заново.