В зале преднамеренно поддерживалась некоторая военная строгость. Вдоль стен, неподвижно опираясь на мечи, выстроились самые знаменитые солдаты отряда Дома. По обе стороны от возвышения, на котором стоял трон, — только двое гвардейцев. У больших входных дверей ждал в полном гвардейском обмундировании комендант стражи в сопровождении лишь четырех своих солдат. Все это действительно напоминало некий военный совет.

Двери открылись без какого-либо предупреждения. Среди шума многочисленных разговоров очень отчетливо раздался лязг доспехов стоявших у стен солдат, которые подняли мечи в военном салюте, а потом опустили их, заскрежетав остриями о пол. Грохот стальных рукавиц, ударяющихся о бронированные груди, мгновенно погасил ропот в зале. В наступившей тишине все лица повернулись к дверям, из-за которых доносился звук шагов нескольких гвардейцев. Комендант Охегенед еще немного подождал, а потом громким и отчетливым голосом офицера просто сказал:

— Ее королевское высочество княгиня-регент К. Б. И. Эзена, госпожа Доброго Знака.

В зал вошли четверо гвардейцев и сразу же заняли места по обе стороны от узкого красного ковра. Княгиня в сопровождении вооруженной Черной Жемчужины спокойно направилась прямо к трону.

Готах стоял, ожидая с бьющимся сердцем, что произойдет дальше. Эзена разыграла все по-своему… Он должен был догадаться! Она не собиралась никого ни о чем просить, даже чего-либо требовать. После слов Охегенеда каждый из гостей мог выбирать — остаться в зале или уйти.

Кто-то, похоже, хотел было двинуться к дверям, но тут же застыл неподвижно, видя, что остальные не трогаются с места. Сколько было таких? Посланник знал, как действует воля одного на толпу. Вслед за первым смельчаком двинулись бы другие. Сколько? Могли уйти даже все. Посланник ждал первого смельчака. В толпе из трехсот человек… Никого?

Но Эзена тоже знала, как чувствует и мыслит толпа. Во имя Шерни, откуда? Откуда эта деревенская девушка, невольница и прачка, знала о таких вещах? Двери оставались открытыми достаточно долго для того, чтобы никто не посмел заявить, что княгиня заперла всех своих гостей; достаточно долго, чтобы любой решительный человек мог через них выйти. Но решительных в толпе никогда не было. Большие створки медленно закрылись, сомкнувшись с отчетливым стуком. Все. Никто не ушел, и уже было ясно, что не уйдет. Ибо как? Бессмысленно дергать дверь, вцепившись в большую ручку над головой. Время прошло, возможность исчезла. Ее королевское высочество Эзена позволила каждому принять решение, после чего сочла вопрос исчерпанным. Закрытым, как двери в тронный зал.

Готах смотрел на идущую к нему женщину в огромном красном платье, которое заказал старый властитель Сей Айе с мыслью о королеве Дартана. Ни одна дама Дома не могла бы надеть подобное одеяние, поскольку выглядела бы в нем смешно — переодетая королевой… Где она могла бы ходить в таком платье? По крутой лестнице в собственном высоком доме-дворце, на одной из улиц Роллайны? А может, в каком-нибудь имении на краю света? Кто и где мог в такой одежде принимать гостей, не навлекая за себя усмешки за спиной? Но здесь, в тронном зале дворца дартанских монархов, шла по королевскому пурпуру — нетерпеливо поглаживая пальцем какой-то документ — высокая женщина, у которой, похоже, было не слишком много времени. Она оделась без особых излишеств, драгоценных камней на платье блестело немного, а волосы, затянутые в шелковую сетку с рубинами, наверняка не требовали полдня на укладку. Она пришла решить некие дела, но, несомненно, ее уже ждали другие, вероятно, более важные или хотя бы не менее важные. Подойдя к возвышению, она поднялась по трем ступенькам, обменявшись взглядами с посланником, который в сотый раз вынужден был мысленно повторить, что нет никакой прачки Эзены, есть лишь женщина, которая родилась, чтобы стать властительницей могущественной державы. Она повернулась лицом к залу и сказала:

— Приветствую всех. Прошу прощения за беспорядок в моем доме, слишком долго здесь не было хозяина. Но то же можно сказать и обо всем государстве… Мы это исправим.

После чего она присела, беззаботно сминая свое огромное платье, на поручень трона — так, как порой присаживаются на край любимого кресла. Но над этим креслом сияла узкая четырехзубая княжеская корона, какой не было ни у кого другого в этом краю. Этот большой трон еще не так давно был символом власти императорского представителя в Дартане.

— Мы будем часто встречаться, — продолжала она, бросив нетерпеливый взгляд на частично развернутый пергамент у себя в руке, содержания написанного на котором никто не знал, — поскольку мне трудно заниматься всем и мне не раз потребуется помощь. Сегодня я хотела бы услышать, на какую помощь я могу рассчитывать. На вооруженную — уже знаю, что нет. Мои рыцари и солдаты как раз сейчас умирают во имя того, чтобы мы могли спокойно поговорить. — Она наконец положила документ и обвела взглядом сотни лиц у подножия трона. — Я понимаю, что дартанские Дома из Роллайны могут здесь, в столице, служить королевству лучше, чем на полях сражений. Сейчас мы об этом поговорим, но сперва — дела, не терпящие отлагательств.

Стоявший чуть сбоку и сзади от трона посланник увидел над высокой спинкой руку, подзывавшую его к себе, и тотчас же приблизился.

— Позови писарей, ваше благородие, — негромко сказала Эзена.

Готах поклонился и подошел к небольшой двери за троном.

Он сразу же вернулся вместе с несколькими скромно одетыми людьми, несшими многочисленные свитки. Последний тащил конторку, которую можно было также разложить в виде небольшого столика. Княгиня-регент с полнейшим спокойствием разглядывала собравшихся, словно желая запомнить всех, кто вдали от полей сражений составлял достаточно большой, состоящий из одних рыцарей отряд. Пока что она не задала ни единого вопроса, зато звучали такие слова, как «государство», «королевство». И спокойные утверждения вроде «мы это исправим», «мы поговорим». Всем этим людям никогда не приходилось решать подобные вопросы.

Им нечего было сказать, поскольку не было никакого королевства, только Первая провинция, управляемая князем-урядником, которого то назначали, то отзывали… Несколькими фразами ее высочество обрушила на прибывших весь груз ответственности за решение судеб собственного края. Но Готах знал, насколько тонка линия, по которой она шагала. Всего лишь паутинка отделяла свободу властительницы, которая сидела, как ей нравилось, и не могла этим никого обидеть, от поведения неотесанной простолюдинки, которая не понимает, где находится и с кем говорит. Пока что она не допустила ни малейшей ошибки, изображая перед собравшимися… ну да, королеву, которая еще вчера была в поле со своими войсками, а теперь вернулась в столицу, чтобы решить какие-то важные вопросы — чуть ли не на ходу, поскольку война не могла ждать.

Но в любой момент она могла споткнуться. Одно неосторожное слово или даже в буквальном смысле запинка… Готах вспотел при мысли о том, что (обычное дело, всего лишь случайность!) ее высочество, к примеру, потеряет равновесие на своем поручне и забавно взмахнет руками, чтобы не упасть… От подобного могла зависеть судьба великого государства. Через год королева будет иметь право даже растянуться во весь рост на лестнице. Но не сегодня.

— Ваше высочество, — сказал кто-то из первых рядов зала.

Там стояли наследники самых знаменитых родовых инициалов. Эзена посмотрела на подавшего голос. Представителей некоторых самых известных родов она велела подробно описать, собрала о них кое-какие сведения… Но говорившего она не узнала.

Она даже не заметила того, что сразу же заметил Готах, — что она одержала очередную победу. Она уже привыкла к титулу, но из зала не прозвучало допустимое, но неясное «госпожа»… Для собравшихся, вне всякого сомнения, она была «ее высочеством», то есть по крайней мере полноправной наследницей старокняжеской короны. С тех пор как она села и заговорила, никто не верил, что эта женщина в пурпуре когда-то была подневольной прачкой.