— Зачем вы полезли в мой дом?

— Откуда я знала, что вы там? Вы оставили свой «БМВ» в Нью-Йорке.

— Вы перерезали телефонный провод и испортили сигнализацию. Вы были вооружены…

Марго вновь с опасением глянула на соседку.

— Потише, пожалуйста!

— Вы испортили сигнализацию! — Как старуха могла это сделать, оставалось для Натали тайной, окутанной мраком. Это больше всего бесило ее.

— Я все исправлю.

— Не шутите со мной, Марго! Я готова заявить на вас в полицию. Думаю, газетчикам придется по душе эта история. Вы скажете мне наконец правду?

— Я хотела узнать, какую контрабанду вывез Уоллес из России.

— Разве он занимался контрабандой? — Изумлению Натали не было границ. — Вы бредите. Он не мог поставить под удар весь наш бизнес!

— Ваш бизнес — только малая часть того, чем занимался Уоллес.

Натали готова была выплеснуть на старушку Марго тысячу вопросов. Люба тоже намекала на какие-то таинственные операции Уоллеса в России. Неужели поездки на пушные аукционы были только прикрытием для более важных и, вероятно, опасных дел? Один вопрос Натали не могла не задать сразу же:

— Вы знаете, кто застрелил его?

— Я не могу вам сказать.

— Вы скажете… или я тут же зову полицию.

Марго вздрогнула от испуга.

— Поверьте, я не знаю конкретно эту женщину, но, уверяю вас, это не любовная история.

Натали ощутила какую-то расслабленность во всем теле. Напряжение, мучившее ее все время, как будто начало ослабевать. Впервые после смерти Уоллеса кто-то твердо заявил Натали, что муж не изменял ей. Но Марго тут же подпортила ей настроение, добавив с ехидством:

— Впрочем, про Уоллеса ничего нельзя сказать наверняка.

Натали парировала не без злости:

— Признайтесь, Марго, вы не принадлежите к тому типу женщин, которыми увлекался Уоллес.

— Не ворошите прошлое. — Женщина погрустнела. — Конечно, он предпочитал более высоких и более костлявых. Вроде вас.

— А Люба?

— Кто?

Ее реакция казалась искренней, но Натали не верила ей.

— Выкладывайте, Марго, все до конца. Как вы стали его женой?

— Я встретила его в Германии в 1939 году. Он был совсем юным и крутился среди нацистских бонз. Он добивался разрешения на вывоз из страны в Англию еврейских детей. Мне было девятнадцать. У меня на руках были маленькие сестры. Что-то пошло не так, как ожидалось, и наш специальный эшелон задержался на границе. Шло время. Мы умирали от страха. В конце концов подъехал генерал в открытом автомобиле, махнул рукой охране, и мы продолжили свой путь. Из окна я увидела молодого парня, сидящего в машине между генералом и его адъютантом. Он приветливо улыбнулся мне как раз в тот момент, когда немец спроваживал нас через границу.

Мы вновь случайно встретились через пару недель на улице в Лондоне, и он затащил меня в постель, потратив на это меньше времени, чем я сейчас трачу на рассказ об этом примечательном событии. В уплату за мою потерянную невинность он поведал мне правду о том, что произошло тогда на границе.

Натали было неприятно слушать о любовных приключениях Уоллеса, пусть даже с тех пор прошло почти полсотни лет.

— Уоллес в машине держал генеральского адъютанта под прицелом. Он сунул пистолет ему меж ребер. А до этого он застрелил генерала.

— Как? Генерал же махнул рукой!

— Уоллес махал его рукой. Генерал был уже трупом.

— Выдуманная история! — пожала плечами Натали.

— Может быть, но в духе тех времен!

— Он мне ее не рассказывал…

— Забыл или не хотел ворошить прошлое.

— А что было дальше? — все-таки спросила Натали.

Марго ответила не без хвастовства:

— Я завербовалась туда же, где уже служил он. И меня забросили обратно в Германию. Я там неплохо поработала.

Это уже кое-что объясняло. Например, умение старой леди справиться с сигнализацией.

— Но у меня сдали нервы. Я возвратилась в Лондон. С разведкой было покончено. На фабрике моего отца в Лейпциге я научилась шить белье. И в Лондоне стала зарабатывать себе на жизнь этим же ремеслом. Самая мирная профессия!

— Он говорил мне, что вы погибли при бомбежке!

— Уоллес никогда не лгал от начала до конца. Чаще всего он рассказывал полуправду. Моя подруга действительно попала под бомбу на Стренде в сороковом году.

— Кем она была для него?

— Не знаю и никогда теперь не узнаю, — усмехнулась Марго. — И вы тоже, Натали. Кстати, она была похожа на вас. Его любимый тип женщин.

— А история про его встречи с Трумэном?

— Он вам это рассказал?

— Это правда или полуправда?

— Может быть, и правда. Вы знаете про его отца?

— Да.

— Его отца союзники отдали на растерзание Сталину. И вот тогда Уоллес вспыхнул от ярости. Он решил воспользоваться случаем. Трумэн награждал медалями отличившихся во время войны сотрудников спецслужб. Уоллес был в их числе. Вы знаете, каким он мог быть настойчивым, когда чего-либо хотел. Я представляю, как он загнал президента в угол в Белом доме и внушал ему, что Сталину нельзя верить ни в чем, что в Кремле засели хитрые гангстеры, которые водят западных простаков за нос и неуклонно добиваются своих преступных целей.

Любую информацию, поступающую из России, убеждал президента Уоллес, надо проверять и перепроверять. Русские — мастера разыгрывать спектакли перед западной аудиторией, а Сталин талантливейший из режиссеров. В России нет ничего очевидного, ничего, что можно принимать на веру, — ни правдивой статистики, ни нейтральной прессы. Заявления или обещания их вождей — словесная шелуха. Разведывательные службы Британии и США напичканы советскими агентами и занимаются дезинформацией. А хуже всего то, что, чем больше разрастается их штат, тем сильнее они влияют на политику и могут манипулировать самим президентом, навязывая ему свое мнение.

Гарри Трумэн сделался багровым. Уоллес ожидал такой реакции. В гневе президент становился красным, как вареный рак. Уоллес все рассчитал заранее. Трумэн ненавидел само слово «шпионаж», всякие секреты, явки, шифры, клички, коды, пароли. Профессиональных агентов он к себе почти не допускал. Ему казалось, что взрослые дяди играют, как подростки, в шпионов за счет налогоплательщиков. Он укорял себя за то, что согласился на создание новой структуры — Центрального разведывательного управления. Будущее послевоенных поколений он поначалу представлял в радужном свете. Две великие империи поделят земной шар пополам и уж как-нибудь договорятся между собой. Я уверена, ваш отец рассказывал вам об этом.

— Что вы знаете о моем отце и обо мне? — удивилась Натали.

— Кое-что знаю! — Марго вновь хихикнула. — В общем, Трумэн угодил в ловушку, поставленную Уоллесом. Он не любил профессионалов-разведчиков, не доверял им, но нуждался в информации. Уоллес нашел для него удобный выход из положения. Он предложил ему свои услуги в качестве частного лица, которое берет на себя сбор сведений в России, сплетет там свою сеть и будет докладывать обо всем лично президенту — только ему одному. Трумэну это понравилось…

— Все неправда! — воскликнула Натали. — То, что вы рассказали, могло случиться сейчас, в наше время — частные армии или секретные службы и тому подобное, — но не сорок лет назад. То, что я слышала от деда про Трумэна, напрочь опровергает ваш рассказ. Трумэн был такой человек, что не пустил бы Уоллеса на порог своей резиденции.

Марго сочувственно посмотрела на Натали.

— Вы наивны, дорогая! Вряд ли ваш дедушка знал о Трумэне хоть десятую долю того, что знал о нем Уоллес. Конечно, Трумэн поставил свои условия. Никаких тайных операций, диверсий, убийств… Никаких «гарвардских ковбоев», как он их называл, роющих подземный туннель под Кремль, чтобы заложить динамит в ночной горшок Сталина. Он придерживался честных правил игры и не лазил в чужой карман, не отнимал хлеб у ЦРУ. Он жаждал объективной информации из непредвзятых уст. Это и обещал ему Уоллес. Никакой войны, никаких расходов. Брак не по расчету, а по любви.