— Дэйли-Тауэр, Номер четыре.

Я замешкалась на несколько секунд, прежде чем заставила себя ступить на платформу. В конце концов на мои нервы успокаивающе подействовал взгляд Виджея, исполненный терпения и благожелательности. Прямо за моей спиной со свистом захлопнулись двери, и поезд бесшумно умчался прочь, подняв лёгкий ветерок, растрепавший кудри на моём затылке.

«Не останавливайся. Не думай об этом. Просто иди». Я проскользнула мимо Виджея и позволила ему идти на шаг позади меня.

Вход в штаб-квартиру Сил особого назначения в Чикаго — пара стеклянных дверей с простыми металлическими ручками, которые считывают отпечаток вашей ладони, когда вы касаетесь их, чтобы войти. Единственная неизменная декорация — надпись чёрными буквами по прозрачной поверхности:

Дверная ручка под моей только что идентифицированной ладонью была холодной. Я так давно не появлялась здесь, что на дверном мониторе высветилось небольшое, адресованное мне послание:

«Входя в это помещение, вы лишаетесь права на конфиденциальность и анонимность, гарантированного Уставом ОМП относительно общих вопросов — 21:38:06. Поиск биографических данных и любой касающейся вас информации может быть инициирован в любое время любым сотрудником или официальным лицом, будь то живое существо или робот, состоящим на службе в ОМП — ДМОБ — ПСОН — ЧФ. Любое ваше слово или действие в стенах этого помещения может быть записано, зафиксировано и использовано в любом официальном деле или судебном разбирательстве, возбуждённом вами или против вас».

— У тебя был замечательный день, — пробормотала я, пытаясь справиться с дверью. За моей спиной тихонько посмеивался Виджей.

Не знаю почему, но я удивилась, когда увидела, что они немного изменили обстановку в фойе. Так или иначе, вы думаете, что места, покинутые вами, не меняются, как и ваши воспоминания о них. Из-за излишнего самомнения и эгоизма невозможно в действительности поверить, что жизнь продолжается и без вас.

Стойка администратора была прежней — выгнутый дугой деревянный стол. Поверхность его украшал барельеф — резной силуэт Чикаго на фоне неба. Но вместо казённого и скучного бежевого цвета пол теперь покрывали ковры с древними персидскими орнаментами. К тому же тут и там появились россыпи карликовых апельсиновых деревьев и розовых кустов, освещённые радужными огнями. Вместо сидений из пережированной кожи стулья и диваны снабдили вышитыми подушками, оправленными в деревянные рамы.

Одну из них заняла ещё одна знакомая мне фигура.

— Сири. — От изумления я на мгновение застыла на месте.

— Командир. — Сири Байджэн произнесла это мрачным голосом, сложив руки на груди.

Она похудела с тех пор, как я последний раз видела её. Перекрасила волосы в блестящий медно-красный цвет, но по-прежнему носила прямую короткую стрижку, с какой я её и помнила. Её кожа стала темнее то ли из-за окрашивания, то ли под воздействием солнца — трудно сказать. Когда Сири была не на службе, она предпочитала одежду ярких цветов. Это был её ответ на официальное установление носить форму в полевых условиях. Сегодня на ней был оранжевый с золотыми нитями топ с большим запахом и ниспадающими складками широкими рукавами, ярко-красные слаксы и сапоги точно такие же, как у Джо. Должно быть, последний писк моды.

— Добро пожаловать обратно, — сказала она с нескрываемым раздражением в голосе.

— Я не возвращаюсь, — ответила я ей, ответила им, старалась ответить самой себе. — Я всего лишь собираюсь выслушать то, что скажет Мисао.

Она оглядела меня сверху вниз язвительным взглядом блестящих глаз, как раз соответствующим её тону.

— Тогда зачем ты сюда приехала? Могла бы поговорить по телефону.

— У меня больше нет надлежащего допуска к секретной работе.

То, как она отвернулась и стала ко мне спиной, яснее ясного говорило о том, что именно она думала о таком оправдании. Сири была в ярости, когда я решила уйти в отставку. Даже сознавая всё, что случилось со мной, я имела все основания подозревать, что она до сих пор видела в моём поступке нарушение долга. Двадцать лет, до самого моего ухода, она была протеже Бьянки и усвоила все её уроки относительно службы.

Я подняла глаза на Виджея, надеясь на его помощь, но он не отреагировал. Ему приходилось работать с Сири, рассудила я.

— Так зачем же ты вышла встретить меня? — спросила я Сири. — Виджей мог бы проводить.

Мои слова возымели действие. Она обернулась:

— Потому что это важно. Ты всегда лучше всех вела себя под давлением обстоятельств. — Она сказала это без злобы и без ревности. — Потому что какую-то долю секунды я надеялась увидеть свою подругу, прежде чем она снова превратится в моего экс-командира.

Наши взгляды встретились. Каждая из нас ожидала, что другая отведёт глаза, отступит или смутится.

— Прости, — прошептала я.

— Да. И меня тоже. — Язвительности в тоне поубавилось, но осмотрительности ей было не занимать. — Ну же, — сказала она. — Литтл Биг [2]ждёт.

Я передала своё пальто и рюкзачок на проверку и хранение администратору, а потом последовала за Сири. Как и фойе, коридоры стали более многоцветными по сравнению с тем, что осталось в моих воспоминаниях. Здесь преобладали спокойные, неяркие краски, составлявшие контраст орнаментам в золотистых тонах. Основными были серый и цвет слоновой кости. Они и задавали настроение. Настенные экраны поочерёдно показывали ленту новостей, пейзажи и музыкальные номера. Их тоже стало больше, чем я помнила, и они снова и снова оказывались в поле моего периферического зрения.

Однако люди, мимо которых я проходила, были точь-в-точь такими, как раньше: серьёзными, неярко одетыми в традиционном стиле, поглощёнными своими мыслями или разговорами. Никто не задержал на мне своего взгляда. Всего лишь ещё один посетитель офиса. Вряд ли здесь остался кто-то, кроме Виджея, Сири и Мисао, кому было знакомо моё лицо. На сегодняшний день средняя продолжительность жизни может достигать трёхсот лет, а средняя продолжительность карьеры в стражах — менее десятой части этого срока.

Теперь, когда Сири была с нами, тишина стала ещё более гнетущей. У меня разболелась спина от напряжения, сковавшего плечи.

Виджей постарался пробить стену молчания, начав разговор о том о сём.

— Ты до сих пор с Дэвидом? — спросил он.

— Да.

Сири прикосновением ладони открыла перед нами внутреннюю дверь и бросила на Виджея уничтожающий взгляд, когда пропускала нас внутрь, потому что не верила в его способность заводить подобные беседы. В ответ Виджей лишь вопросительно поднял брови. Она раздражённо пожала плечами.

Не только в семье можно общаться, не прибегая к словам.

— А Дэвид всё ещё работает Ван Хельсингом?

Я напустила на себя обиженный вид:

— Исследователь причин, препятствующих бессмертию, если вам будет угодно.

Очевидно, это смутило Виджея. Он наморщил лоб:

— А чем ИППБ лучше, чем Ван Хельсинг?

— Прекрати, Виджей.

Он тихо рассмеялся:

— Добро пожаловать домой, Тереза.

Офис Мисао иначе, как садом, не назовёшь. Сейчас он был огорожен защитными экранами, чтобы сохранить тепло внутри и позволить зимнему чикагскому ветру гулять снаружи. Ощущение складывалось такое, что вы вошли в тихий, ухоженный внутренний дворик, посередине которого стоял огромный письменный стол и несколько удобных стульев. На серых каменных стенах по-зимнему голые кленовые ветви напоминали наброски, сделанные углём. Вечнозелёные деревья накрывали, словно пологом, кусты остролиста, усыпанные алыми ягодами. Даже под тяжёлым свинцовым небом это выглядело празднично и торжественно.

Как только Виджей толкнул дверь, чтобы открыть её, Мисао взглянул поверх своей настольной установки и коротким, грубым пальцем коснулся кнопки «Отключить». Стол погрузился в темноту до того, как я прошла пару шагов по его офису, и мой экс-командир встал, чтобы удостовериться, что перед ним нахожусь именно я, страж Маршал-Стюард Мисао. Смит явно не был оптимизирован. Он смотрел снизу вверх на всех своих сотрудников, кроме меня. За что и заслужил своё прозвище, о котором прекрасно знал. У него по-прежнему было гладкое круглое лицо. Лицо мужчины, который готов вот-вот разменять пятый десяток. Приземистый коротышка с толстыми руками и ногами и едва заметной шеей, напоминавший своим телосложением пожарный гидрант. Но всю свою жизнь он умудрялся сохранять бодрость и здоровье. Тщательно зализанные назад гладкие волосы оставались абсолютно чёрными, а выражение осведомлённости не покидало его пронзительно-зелёных глаз.