Я пришла сюда, чтобы установить, собираются ли и как потомки Джаспера и Фелиции Эразмус использовать старые переходные врата в качестве средства нападения на миры Солнечной системы. Я пришла, ожидая, что обнаружу связь между смертью Бьянки Файетт и её открытием, что Эразмус оказался горячей точкой.

Теперь я знала, что Бьянка приняла решение в одиночку разрушить Эразмус. Почему? Что довело её до этого? Здесь было плохо. Было скверно. Но мы видели и похуже.

Ну ладно, мы видели, по крайней мере, где было так же плохо. Что довело её до крайности? Берн утверждал, что ему неизвестно. Если известно Ляну, то он не заинтересован в том, чтобы рассказать мне об этом.

Она связалась с контрабандистами. Для того чтобы они помогли разрушить Эразмус или чтобы узнать о перелётах на Обливион и в обитаемые зоны? Она пыталась обнаружить, откуда исходит угроза войны, или организовать уничтожение этого места? А может, и то и другое?

Она совсем ничего не говорила о времени, проведённом с Великим стражем. Любое упоминание о Ториане было стёрто из обрывков воспоминаний Джеримайи.

Между тем кто-то предпринял отчаянную попытку похитить меня и Сири. Я получила инструкции от Мисао. Капу Лу нанял Никко Доннелли, дискредитированный член Кровавого рода. Или, по крайней мере, он вступал с ним в контакт. Намеревался ли Доннелли передать нас Семье? Почему? Что он надеялся обрести, рискуя открытой враждой с Солнечными мирами?

Доннелли, по словам Мисао, руководил Обитаемой зоной 3. В обитаемые зоны намечалась вылазка Виджея с контрабандистами. Доннелли связан с контрабандистами? Пытался ли он организовать похищение таким образом, чтобы оно не было раскрыто? Если так, почему Капа Лу просто не убил нас?

Капа сказал, что ему не были известны намерения Доннелли, и Мисао поверил. Поверила и я. Капа вступил в игру, потому что ему дали свободу или, во всяком случае, корабль с гиперпространственным двигателем, что было так же здорово, как и обрести свободу. С такой-то наградой за свои труды он бы не стал задавать вопросы своему нанимателю, стараясь узнать о его мотивах.

А там, по другую сторону, посреди черноты небес, засели в своих укреплённых замках члены Кровавого рода. В соответствии с разрешительными документами и кадрами, полученными благодаря телескопам, ни один и шагу не ступил, чтобы лично следить за системой, которая, предположительно, находилась у них в управлении. Кроме, естественно, Великого стража Ториана Эразмуса. На поверхности он выглядел как человек, не связанный ни с какими делами, касающимися действительного руководства, как и все остальные.

«Чего же я не замечаю? — Я обращалась к темноте, той, где раньше обитал Дилан. — О чём забываю?»

Забываю.

Забыла.

Когда что-то забываешь, значит, предаёшь забвению.

Обливион мёртв.

Почему Кровавый род позволил ему умереть?

Чудовищная потеря. Даже если вы абсолютно ни во что не ставили этих людей, зачем позволили им умереть? Вы могли допустить, чтобы они дошли до крайности, испытали приближение смерти, а потом просто пришли и предложили им воздух в обмен на рабскую зависимость. Множество из них купилось бы на такое обещание.

А если вы хотели, чтобы они в любом случае умерли, зачем попусту жертвовать целой планетой? Почти век дела тюрьмы процветали, и она приносила немалые доходы. Когда я проводила исторический анализ, я по горло погрязла в счетах. Тюрьма и труд заключённых на Луне-5 были столь же доходны для Эразмуса, как и Госпиталь. Почему бы просто не явиться, не вышвырнуть старые трупы и не начать всё сначала? Инфраструктура существовала. Экосистему можно было восстановить за пять лет или около того.

И они теряли понапрасну не только Обливион. Я окинула всё вокруг свежим взглядом. И это место тоже. Людей, которые изо всех сил старались выжить. Если бы им предложили работу, но только не занимаясь насильственной вербовкой, а собрав вместе, создав единую рабочую силу, то появилась бы основа для восстановления богатств Кровавого рода. В мирах, заселённых диаспорой, всегда требовалось больше рук, чем им думалось. Но они позволяли этим мирам гнить. О да, повсюду шныряли клерки и оперативные сотрудники безопасности и следили, чтобы ни у кого не рождались идеи, и похищали любого, кого требовалось похитить, но отсутствовали механизм управления, цепь инстанций, связующих народ с Кровавым родом.

Фэйвора Баркли, самое высокопоставленное лицо службы безопасности на Эразмусе, выпихнули из его собственной базы. Клерк Амеранда Жиро разбился насмерть. Всё это прикрывалось как-то неловко и неумело. Не обеспокоились даже притвориться, что собираются арестовать Амеранда. На самом деле его клерк сказал, что Жиро хотели использовать, чтобы завершить создание некоей системы, и если он знал, что это значит, то был самым лучшим актёром из всех, которых мне доводилось видеть.

И возможно, настоящей виновницей в смерти клерка Хамада была доктор Варус.

Но доктор Варус — с Госпиталя, и, какой бы чертовщиной они там ни занимались, услуг мирам диаспоры они не продавали. В последние шесть месяцев они лишь совершали полёты внутри системы: с Госпиталя на Дэзл или на Фортресс. Пока они все не были отменены. Полёты в систему или из неё. Зачем их отменили? Ещё два года назад они были делом обычным.

Доктор Варус также лечила Сири, недолго, но она лечила её как раз перед тем, как Сири начала вести себя как-то странно. Перед тем как она рассказала Виджею историю о сети клерков и голосах, сифонированных из человеческих существ. Но не раньше, чем Сири решила, что Бьянка по-прежнему жива и находится на Госпитале.

— О, чёрт! — Я мгновенно выпрямилась. Прохожие повернули ко мне свои головы. И также быстро отвернулись.

Я бросилась бежать.

Когда вернулась обратно на базу, я полетела по лестнице наверх, перемахивая одновременно через четыре ступени, до самого третьего этажа, а потом по коридору до комнаты 356. Дверь была приоткрыта, и Сири сидела в своей любимой рабочей позе: одна рука на колене, другая — на блоке управления. Я кинулась вперёд, ломясь в запертую дверь, и сильно ударилась. Боль охватила руку до самого плеча.

Голограмма.

Я, пошатываясь, отступила. Передо мной, через приоткрытую дверь, я видела Сири, сидевшую в комнате в своей любимой рабочей позе: одна рука на колене, другая — на блоке управления.

Ругаясь, я нащупала в поясном кармане свои очки и нахлобучила их на себя. Теперь я видела дату и время, оттиснутые на голограмме, и мерцающие края гибкого экрана, который она разложила поверх двери.

В Солнечных мирах это бы никогда не сработало. Но здесь система данных, передаваемых через спутники, была фрагментарна, и все её фрагменты так тесно контролировались, что никто бы не стал ходить повсюду с включёнными очками и имплантатами. Я даже не знала, имелись ли имплантаты у Орри.

Я отпихнула экран в сторону и повернула ручку. Моё прикосновение было ей знакомо, и она поддалась долей секунды раньше, чем я протиснулась через дверь.

Сири исчезла.

Я стояла, задыхаясь, в пустой комнате, и кровь приливала к ступням.

У меня чуть не подкосились колени, но я устояла. Вернулась в комнату с подслушивающей аппаратурой, вытащила из поясного кармана своё устройство для подсоединения. Прикрепила к уху, соединила с очками и подключила провод к узлу связи. Если бы я получила какую-то зацепку, зная, что подслушивала Сири, может быть, смогла бы вычислить, куда она пошла.

Я подключила другой конец провода к своему устройству и прислушалась.

Тишина. Мёртвая и холодная. Даже никаких помех. Я отсоединила устройство и проверила контакты. В порядке. Проверила индикатор мощности на обратной стороне узла связи. В порядке. Я снова закрепила устройство на ухе и пробежала пальцами по панели, отыскивая другую частоту, другой сигнал.

Ничего. Тишина. Только тишина.

Сири проводила здесь целые дни, подслушивая. Говорила, что поражена, насколько отчётливо слышатся голоса, что даже на их фоне улавливается нечто новое.