Из окна на фасаде струился свет. Харриет не знала, грустить ей или радоваться. Она сказала себе, что, если в доме будет темно, она проедет мимо, поселится в «Скулхаус инн» и ляжет спать. Не то чтобы она ожидала, что заснет со всем тем, что проносилось у нее в голове и пылало в ее раззадоренном и соблазненном теле.

Как у нее хватило здравого смысла уехать?

Харриет подъехала к тротуару у дома, в котором выросла. Шеренга пенопластовых карамельных палочек шла вдоль тротуара, изгибающегося к двухэтажному дому. Сани с упряжкой северных оленей, включая Рудольфа с красным стеклянным носом, украшали увядший зимний газон. Харриет прищурилась, обдумывая местонахождение Санта-Клауса и его свиты. В детстве ее мать всегда настаивала, чтобы отец залезал на крышу и устанавливал его там. Возможно, ее отец наконец решительно воспротивился или крыша была слишком старой, чтобы выдержать его вес.

Какова бы ни была причина, двор был оформлен так же безвкусно, как и всегда. Харриет вздохнула и попыталась не смотреть на фальшивые сосульки, свисающие с крыльца, и квартет эльфов, по одному на каждой из ступеней крыльца. Ее мать, похоже, никогда не поймет, что лучше меньше, да лучше.

Сидя в машине, Харриет плотнее запахнула на груди красное кашемировое пальто, дрожа от холода, несмотря на тепло обогревателя. Почему она остановилась перед своим домом? Какая-то необходимость покаяться?

У нее было неплохое детство. Когда она думала о часто переезжавшем Джейке, который не мог иметь постоянных друзей, жил с матерью, которую описывал, как она догадалась, довольно сдержанно, она знала, что должна быть более благодарной. Ее жизнь была стабильной. Двое родителей. Один брат. Она колесила на своем велосипеде по городу и на Хэллоуин ходила за угощением, не думая об опасности.

И тем не менее больше всего на свете она мечтала сбежать из Дулитла, особенно от своей скучной семьи.

И она поступила именно так.

Так зачем возвращаться? Харриет положила руки на руль, опустила подбородок на руки и закрыла глаза. Родители никогда не поймут ее.

— Харриет, это ты?

Она вскинула голову и повернулась к крыльцу. Дверь стояла открытой, обрамляя ее отца в освещенном проеме. Он поднес руку к глазам, изучая горизонт.

Уже никуда не уедешь. Она могла держать дистанцию, но открыто не пыталась ранить чувства родителей. Она выключила мотор и открыла дверцу. Выходя, она сказала:

— Привет, папа.

Он закрыл входную дверь и спустился по ступенькам. На нем была красная клетчатая фланелевая рубашка поверх темно-синей пижамы. Он всегда носил темно-синий, подумала Харриет. Ей никогда не приходило в голову спросить его почему.

Он подошел, обойдя «хаммер» спереди.

— Мы не знали, что ты появишься сегодня, — произнес он, останавливаясь перед ней. В его волосах стало больше серебра, чем раньше, и это было неудивительно, учитывая, что прошло почти три года с тех пор, когда он приезжал к ней и Заку в Нью-Йорк.

Харриет держала руки опущенными.

— Ну вот я и здесь, — сказала она.

— Я уж вижу, — ответил он, отступив на шаг и окинув ее быстрым взглядом. — Прекрасно. Я бы не сразу узнал тебя, если бы встретил в толпе. — Он вздохнул. — Люди меняются, когда уезжают отсюда.

— О, папа, меня просто давно не было, — сказала Харриет. — Я ничуть не изменилась после нашей последней встречи.

— Да, — ответил он. — Мы с твоей матерью вчера вспоминали, как давно это было.

Харриет вернулась в машину за сумочкой.

— По-моему, это не важно. Сейчас я здесь.

— Давай, я возьму твои сумки, — сказал отец, очевидно, стараясь сменить тему.

— О, в этом нет необходимости, — сказала Харриет.

— Зачем тебе тащить их, когда я стою рядом? — возразил он.

Теперь она уже не могла сказать отцу, что не хочет ночевать в их доме.

— Потом, — сказала она.

— Ты всегда была упрямой, — произнес отец. — Непохоже, чтобы стало теплее.

— Конечно, нет, — сказала Харриет, чувствуя укол совести. Вот ее отец в пижаме и домашних тапочках хочет зайти в дом, в котором она знала, тепло, как в печке, потому что они всегда включали термостат на полную мощность. Пусть он внесет один ее чемодан. Ей будет достаточно легко отнести его обратно, когда она поедет в гостиницу. — На заднем сиденье.

Отец открыл дверцу и вытащил сумку.

— По крайней мере Зака ты устроила в приличное место, — заметил он.

— Откуда ты знаешь… — Харриет даже не стала заканчивать фразу. Конечно, Хэролд и Шарлин знали, что она уже побывала в доме у Оливии и что Зак остался там ночевать. Система информации в Дулитле работала исправно.

Чего они не знали, это где она была между той остановкой и этой и, конечно же, с кем она была. И это к лучшему. Некоторые вещи в жизни должны оставаться в тайне. Она пошла рядом с отцом к дому.

— Микки сказал, что в ресторане ты встретила симпатичного парня, — сказал отец.

Харриет чуть не споткнулась о ступеньку.

— Кто такой Микки?

— Он работает со мной на лесном складе. А по ночам подрабатывает барменом в «Веранде». — Он открыл парадную дверь. — Полагаю, ты не узнала его.

— Нет, — согласилась Харриет. — Совершенно точно не узнала. — Она сделала глубокий вдохи переступила порог родительского дома.

В доме пахло, как всегда на Рождество. Корицей и яблоками. Хвоей и мятой. Кедром и сухой ароматической смесью с миррой и пачули. Огоньки на елке не горели, но серебряный дождик сверкал в свете настольной лампы, установленной рядом с любимым креслом ее отца, потертым старым откидывающимся креслом, которое стояло перед венецианским окном, всегда на одном месте, сколько помнила себя Харриет.

Отец опустил её кожаную сумку на пол.

— В любом случае мы поняли, что, если вы двое поладили, может быть очень поздно, когда ты доберешься сюда, так что я велел Шарлин ложиться спать, а сам посижу, покараулю.

Харриет удивленно посмотрела на отца. Он действительно ждал ее. Она даже не позвонила им, чтобы спросить, может ли она остановиться у них. И только самый непредвиденный случай привел ее сегодня сюда. И все же ее отец был готов всю ночь продремать в кресле, время от времени поглядывая в окно, не затормозит ли рядом с домом какая машина. «Я ужасная, — сказала она себе. — Эгоистичная, злая и жестокая». Потом она покачала головой. Нет, она не такая. Это из-за отношений с родителями она так себя чувствовала, но она не плохая. Но… один разговор с отцом, и вот она начинает ругать себя.

Харриет вздохнула и плюхнулась на диван. Он был покрыт тканью с цветами, которую она, кажется, раньше не видела. К счастью, красно-зеленый афганский ковер закрывал почти весь рисунок.

— Полагаю, ты также знаешь, что меня останавливал новый шеф полиции, — сказала она, снимая пальто. Отец уселся в кресло.

— Так я и узнал, что ты на «хаммере». Не то чтобы этот новый парень болтает о своих делах, — сказал он. — Но он упомянул это Дженифер Джейни, а она позвонила твоей матери, вот так мы и узнали, что ты здесь.

Харриет кивнула, обмахиваясь ладонью. Ей придется открыть окно в своей комнате. Это всегда раздражало ее мать. Она жаловалась, что это вредно для отопительной системы. На взгляд Харриет, единственной проблемой была жара, такая, что можно было бы поджарить гуся.

Она улыбнулась, немного кривовато. Сегодня она была жареным гусем. Засунутым в печь без всякой надежды на спасение.

Харриет обняла руками колени.

— Он женат на Дженифер Джейни?

Отец кивнул:

— Верно. — Он усмехнулся. — Никто в Дулитле никогда не думал, что такое случится. — Он посмотрел в противоположный от Харриет угол комнаты, лицо его было печальным. — Я полагаю, ты никого не встретила?

— Нет, и ты знаешь, что я не собираюсь больше выходить замуж.

— Донни не хотел бы, чтобы ты тосковала по нему. И это не ранит чувства мисс Оливии, если тебя это останавливает.