Розенберг откашлялся и сказал:

— Достаточно того, что вы готовы слушать. Достаточно того, чтобы вы показали, что слушаете.

Нильс слышал его дыхание, чуть затрудненное.

— Вы меня слышите?

Нильс повесил трубку на рычаг и вышел из будки. Машина приближалась, Нильс видел теперь, что это «Вольво», старая, неуклюжая модель. Водитель не сбавлял скорости. Девочки со своими велосипедами стояли под самым магазином, одна из них возилась с шарфом. Нильс выступил на несколько шагов вперед и замахал руками водителю.

— Эй! — кричал он, выставив вперед ладонь, чтобы дать машине знак остановиться, но та продолжала ехать. — Стоп! — Море и ледяной ветер заглушали все звуки, так что никто не мог его услышать, но он все равно продолжал кричать: — Стоп!

Одна из девочек обернулась, напуганная криками Нильса, и в то же мгновение поскользнулась на снегу и выпустила из рук свой велосипед, который упал на дверь магазина. Нильс взглянул на Ханну, та еще ничего не видела. Он повернулся: поезд, «Вольво», сломанный шлагбаум, маленькие девочки, Ханна в магазине, заблокированная дверь. Нильс побежал к машине, размахивая руками, давая знак остановиться.

— Стоп! — На мгновение Нильсу показалось, что водитель услышал его крик и сбросил скорость. Нильс остановился на полпути между магазином и рельсами. У него вдруг возникло то же ощущение, что и в полицейской машине, которая направлялась обратно в Копенгаген: как будто что-то тащило его за собой.

Когда водитель заметил поезд и резко затормозил, было уже поздно. Тормоза заклинило, машина с визгом скользила к заборам. Снег служил ледяной дорожкой и только прибавлял ей скорости, поезд врезался в заднюю часть «Вольво» со страшным глухим звуком, подобных которому Нильс никогда раньше не слышал. Он обернулся и взглянул на магазин: Ханна у самой двери, пытается выйти на улицу, снаружи стоят девочки. «Вольво» может сбить девочек.

— Уйдите! Бегите!

Но девочки делали прямо противоположное, они как будто вросли в землю и изумленно глазели на Нильса, который бежал к ним. Он слышал, как где-то за ним ревет неуправляемая машина.

— Бегите! Бегите отсюда!

Одна из девочек наконец-то поняла, что сейчас произойдет. Только бы успеть, только бы успеть. Он кричал девочкам, махая руками:

— Убегайте! Бегите!

Нильс обернулся проверить, где теперь машина, и успел поймать полный ужаса взгляд водителя, прежде чем «Вольво» врезался в него. Прежде чем «Вольво» влетел в Ханну, в магазин, в него самого.

Темнота

Странный капающий звук, вдалеке или совсем рядом, — какая разница? Какое странное спокойствие, темнота точно защищает его, как одеяло, которое можно отбросить, если захочется. Но ему не хочется, в темноте так хорошо лежать.

Голоса. Чей-то крик, плач, вопль. В нос бьет запах бензина, запах алкоголя, джина. Вкус крови во рту. Он хочет избавиться от этого, хочет, чтобы все это снова исчезло, но кто-то стягивает с него одеяло. На него смотрят незнакомые глаза.

— Вы живы? — Голос дрожит, Нильс почти не может разобрать слов.

— Шлагбаум не опустился…

— Я вызвал «скорую».

Нильс пошевелил губами. Или нет?

— Я не знаю, — сказал мужчина, плача.

— Что?

— Девочки? Или вы не об этом спросили?

Темнота.

На сей раз на целую вечность. Или только на пару секунд? Он был под водой, он уплывал, нырял глубже и глубже в темноту. Хотел исчезнуть, дать себя поглотить. Исчезнуть. Нет. Ему нужно уехать. Найти катер. Он подумал о треске к рождественскому столу.

Снова голоса, на этот раз глубокий голос. Почему они просто не оставят его в покое?

— Лежите и не двигайтесь. Не пытайтесь ничего говорить.

К кому этот голос обращается? К нему?

— Старайтесь только спокойно дышать. Медленно и спокойно. Обо всем остальном мы позаботимся.

Другой голос, высокий и чистый.

— Они выслали вертолет?

Ответа он не расслышал, но услышал собственный голос:

— Нет… я не хочу. Я не хочу…

— Лежите-лежите, мы вам поможем.

Он не чувствовал никакой боли и вообще не чувствовал своего тела. Что случилось? У него перед глазами стояла Ханна. И море. Широкие замерзшие пляжи. И две маленькие девочки в шапках, с пакетами конфет. Две маленькие…

— Девочки? — снова его голос, он как будто жил теперь собственной жизнью.

— Да?

Звук вращающихся лопастей. Или это ему снится?

— Там были две девочки.

Вмешался новый мужской голос:

— Нам нужно его перенести.

— Девочки.

Кто-то его поднял, как во сне из самого раннего детства мама поднимала его и прикладывала к груди. Катрине. Перед глазами теперь стояла Катрине, она вышла из темноты, прижалась к нему и прошептала:

— Нильс. Ты разве не должен быть сейчас в аэропорту?

— Раз, два, три.

Кто это кричит? Он сам?

— Морфин, сейчас же, — сказал далекий голос. Да, морфин. И сесть в катер. Койка в каюте. И прочь из Копенгагена, к английскому берегу, подумал он. Или даже еще дальше.

— Я надеваю на вас кислородную маску. — Голос теперь пробирал до костей, его неприятная высота чувствовалась почти физически. — Ваши легкие…

Он услышал, как кто-то говорит: «Легкие разорваны». Горячо. Он повернул голову.

— Нужно разрезать рубашку.

Звук рвущейся материи.

— Ханна? — Она лежала рядом, с закрытыми глазами, в кислородной маске и под капельницей.

Это выглядело смешно. Он даже собирался рассмеяться и спросить:

— Почему ты тут лежишь?

Вместо этого в его голове раздался какой-то звук, который мог значить только, что мир вокруг рушится, после чего последовала зловещая тишина.

— Вы меня слышите?

Новый голос.

— Я врач.

— Ханна…

— Ваша жена без сознания. Мы сейчас отвезем вас на вертолете в Орхус, в больницу Скайбю, там вы… — Его перебили, кто-то его поправил, короткий спор: — Ожог на спине!

Врач продолжил:

— Мы отвезем вас на вертолете в Королевскую больницу, это всего на пару минут дальше. Там самое большое ожоговое отделение в стране.

— Королевская больница…

— В Копенгагене. Вы меня понимаете? Вы меня слышите? У вас, похоже, серьезный ожог на спине.

— Королевская больница…

Врач шепотом советовался с остальными, голоса исчезали и появлялись снова.

— В машине был пожар?

— Нет, кажется, нет.

— Тогда я не понимаю.

Лицо приближается к его лицу. Серые и полные серьезности глаза.

— Он без сознания.

Другой голос:

— Он умирает?

— Он пришел в себя.

— Только не Короле… больни… Не…

До Нильса дошло, что он не в состоянии ворочать языком. Он говорил, не издавая ни единого звука. Потом кто-то снова накрыл его одеялом.

Королевская больница, Копенгаген

Нильс был без сознания, однако приди он в себя, он увидел бы, как вертолет садится на площадке на крыше Королевской больницы, как врачи и санитары вынимают его, перекладывают на каталку и бегом спешат по маленькому коридору, ведущему к лифту.

Его везли рядом с Ханной. Он, наверное, очнулся, по крайней мере мог слышать глухие голоса, обрывки фраз, отдельные слова:

— Попали под поезд… Нет, сбиты машиной на переезде… Почему не в Скайбю… Плохие погодные условия… ожоговый центр… Отделение травматологии…

Одну фразу он услышал ясно и целиком:

— Пульс не прощупывается.

Кто-то ответил, кажется, даже завязался спор, хотя Нильс не был в этом до конца уверен. Он увидел, как он сам протягивает ей руку, услышал, как сам шепчет: