— Взгляни на меня.

Он послушался. Так они сидели какое-то время, пока поезд шел сквозь показавшийся вдруг невероятно длинным туннель. За мгновение до того, как они снова вынырнули на свет, Нильс вспомнил о Катрине, как будто его громко окликнула совесть. Он попытался представить, что это Катрине сидит сейчас напротив него, — но продолжал видеть только Ханну.

Неловкую ситуацию спасло детское воспоминание. Нильс говорил и говорил, как будто боялся, что стоит ему умолкнуть, как Ханна набросится на него и сорвет с него одежду.

— Мне было шесть лет, мы с мамой ехали на автобусе в Коста Брава. Проблемы начались уже под Фленсбургом. Был поздний вечер, почти все в автобусе спали. Я проснулся от тошноты и какого-то странного ощущения удушья. Мама забеспокоилась и попросила водителя остановить автобус. Все остальные ужасно разозлились, конечно, оно и понятно — они ехали в отпуск и не хотели задерживаться в пути из-за того, что какого-то мальчика укачало. Но когда они увидели мальчика — меня то есть, — который лежал в проходе между сиденьями, хватая ртом воздух, и бился в судорогах, все возражения отпали. — Нильс взглянул на Ханну, прежде чем продолжить: — Кто-то вызвал «скорую», но тут начались проблемы с тем, что «скорая» не могла въехать в Германию, так что автобусу пришлось вернуться на границу. Меня перенесли обратно в Данию на носилках — я не думаю, что был в сознании, я ничего из этого не помню. Я проснулся спустя несколько часов в больнице в Обенро и был в полном порядке.

— Ты не можешь выезжать за пределы своего участка. Потрясающе.

Он смотрел в пол.

— Прости, я имела в виду, что это удивительно. Как феномен.

— Может быть. — Нильс не знал, как реагировать на то, что он удивительный феномен.

— И как же ваши каникулы? — спросила наконец Ханна, вспомнив и о человеческом аспекте этой истории.

Нильс пожал плечами.

— Мы уехали на дачу и целую неделю ловили там крабов во фьорде. Устроили им самое настоящее массовое убийство. — Он засмеялся при воспоминании об этом и продолжил: — С тех пор стало чуть получше. Может быть, это благодаря возрасту, не знаю, но теперь по крайней мере я могу дотащиться аж до Берлина. Хоть и чувствую себя при этом ужасно.

В Оденсе они пересели на другой поезд и поехали в направлении Эсбьерга. На этот раз Нильс сел рядом с Ханной, а не напротив нее, спиной к направлению движения.

— Представь себе очень длинный поезд без купе, — сказала она вдруг. — Поезд, у которого внутри единое длинное пространство. Представь, что ты стоишь где-то посередине и можешь смотреть в оба конца.

— То есть я стою внутри поезда?

— Нет, ты стоишь на платформе. Это я стою внутри поезда.

Она действительно поднялась с места. Окружающие таращились на нее, но ей не было до этого дела.

— Представь, что у меня в каждой руке по карманному фонарику.

Ханна стояла в проходе и держала в руках два воображаемых фонарика.

— Представил? Свет от них направлен в разные стороны: одним фонариком я свечу в направлении головы поезда, вторым — в направлении хвоста. Это длинный поезд.

Трое остальных пассажиров перестали делать вид, что не слушают, о чем она говорит, отложили в сторону свои газеты и ноутбуки и внимательно смотрели на Ханну. Она тоже смотрела на них.

— Вы стоите на платформе. Поезд едет быстро, и он очень длинный. Представили?

— Да.

— Поезд мчится мимо, пока вы стоите на платформе. В то мгновение, когда я проезжаю мимо вас, я одновременно включаю оба фонарика. — Она дала им время представить картинку. — Свет какого из фонариков вы увидите первым?

Они задумались. Нильс открыл рот, чтобы ответить, но молодой человек, сидевший у прохода, его опередил:

— Того, который светит в направлении хвоста поезда.

— Правильно! Почему?

— Потому что поезд его догоняет. А голова поезда, наоборот, уезжает от него, — ответил он.

— Да, все именно так!

Ханна была в своей естественной среде обитания, в лекционной аудитории. Теории, мысли, передача знаний.

— А теперь представьте, что это вы стоите внутри поезда. Вы тоже держите фонарики. Поезд трогается с места и быстро набирает скорость. Вы включаете их строго одновременно. Свет какого из фонариков вы увидите первым? Того, который светит в направлении хвоста или головы поезда?

Нильс прервал недолгое молчание:

— Мы увидим их одновременно.

— Правильно! Одновременно.

— Оптический обман? — предположил голос за спиной у Нильса.

— Нет, это не обман, оба результата по-своему правильны. Все зависит от того, с какой точки зрения мы смотрим. То есть это… относительно, — она улыбнулась.

Теория относительности стала их мостом к полуострову Ютландия. Ханна хотела, чтобы Нильс усвоил, что мы забываем, как мало знаем на самом деле. Эйнштейн разработал теорию сто лет назад, и она полностью перевернула нашу картину мира, хотя по-настоящему ее понимают всего несколько человек. Нильс почувствовал, что остановить Ханну не получится, она явно видела свою миссию в том, чтобы убедить, что мы понимаем невероятно мало.

Они забыли о времени и когда выглянули в окно в следующий раз, то увидели, что заборы стали выше и белее. Ранчо-стиль. Ютландия.

Невозможно предсказать, когда их найдут, но Нильс надеялся, что на поиски уйдет несколько дней, может быть, даже недель. Его дело вовсе не является приоритетным, так что время на его стороне. Появятся новые дела, в розыск объявят кого-то поважнее, и их собственное дело медленно, но уверенно понизит приоритет. Хотя, конечно, несомненно, что рано или поздно их все равно найдут — это только вопрос времени.

Ютландия

Многочисленные пожилые родители приехали на вокзал встречать своих взрослых детей, вернувшихся домой праздновать Рождество. Смотрит ли кто на них? Ступая на перрон, Нильс чувствовал, как его паранойя увеличивается. Между Оденсе и Эсбьергом их могли выследить сотню раз.

Нильс заметил мужчину прежде, чем тот увидел Нильса. Холодный взгляд, лист бумаги в руках, высматривает кого-то в толпе прибывших. Нильс затащил Ханну с собой в вокзальный туалет.

— Что случилось? — спросила она.

Нильс не отвечал, пытаясь собраться с мыслями. Как они могли найти его так быстро? Это слишком, неправдоподобно быстро — как и тогда, в порту. Должно быть, кто-то их предупредил. Неужели Ханна звонила в полицию? Нильс внимательно смотрел на нее, снова и снова обдумывая события дня. В порту он зашел в магазин, а она осталась снаружи и теоретически могла позвонить. В поезде она выходила в туалет.

— Почему ты так на меня смотришь?

Нильс перевел взгляд на пол.

— Там снаружи стоит человек, полицейский в гражданском. Он нас ищет.

— Откуда ты знаешь?

— Я такие вещи вижу сразу.

Нильс лихорадочно соображал. Выдать его могла только Ханна. Или же… Он рывком вынул из кармана телефон. Так и есть, включен.

— Черт!

— Что такое?

— Ничего.

— Они проследили тебя по сигналу телефона?

— Да.

Нильс подождал пару минут, после чего снова выглянул в окошко туалета. Пассажиры продолжали входить в поезд и выходить из него. Количество багажа потрясало воображение, люди тащили его за собой и толкались, чтобы успеть забрать все свои вещи. Нильс подумал, что перед Рождеством мир должен весить значительно больше, чем в остальное время. В ту же секунду он снова заметил мужчину:

— В конце перрона.

— Он до сих пор там?

Нильс снова осторожно выглянул в окно и закрыл дверь в туалет. Дело было не столько в том, как этот человек присматривался к окружающим, сколько в том, что в руках у него был лист бумаги: всякий раз, когда мимо проходил мужчина средних лет, человек тут же опускал глаза на свою ориентировку.

Нильс затащил Ханну с собой в одну из кабинок. Она оказалась умницей, никаких жалоб на застарелую вонь мочи. В соседнюю кабинку кто-то зашел, чтобы отлить, Ханна улыбнулась и задержала дыхание. Стены были исписаны отчаянными объявлениями: «Парень ищет парня. Молодой мужчина ищет зрелого мужчину».