— Отвечайте! — сказала она, всхлипывая. — Что здесь происходит?

— Не она, — пробормотал Нильс. — Это не она.

— Что происходит?

Нильс обессиленно показал свое полицейское удостоверение, хватая ртом воздух. Ханна отступила на шаг назад и вышла в коридор.

— Который час?

— Нильс… это просто чистое сумасшествие.

— Кто-нибудь из вас мне объяснит, в конце концов, что тут происходит? — на этот раз кричал мужчина.

Нильс поднял глаза на экран маленького телевизора, работавшего в комнате отдыха: поверх вертолетных съемок «скорой», с сиреной пробиравшейся по городу, горела надпись «прямое включение».

— Включите звук.

Врач собирался снова выругаться, но Нильс не дал ему заговорить:

— Включите звук!

Никто не отреагировал. Нильс сам вскарабкался к телевизору и принялся возиться со звуком.

— Одному из участников климатического саммита стало плохо на решающем этапе переговоров. Приближенный к нему источник не исключает, что виной этому — нечеловеческое напряжение последних двух недель, связанное с тем, чтобы успеть заключить договор… как мы видим на экране, в эту минуту он прибывает в Королевскую больницу.

— О Господи, — сказала Ханна.

Вертолет новостного канала «ТВ2» так красиво снимал закат над городом. Последние лучи солнца.

— Который час?

— Это сейчас, Нильс. Или…

— Куда подъезжает эта «скорая»?

— Я сначала хочу знать, что тут происходит, — сказал врач.

— КУДА?!

— К приемному отделению, — ответила Мария. — Нужно подняться на лифте на первый этаж.

15.51

Ханна пыталась поспеть за хромающим Нильсом, но тот добрался до лифта гораздо раньше нее и принялся отчаянно жать на кнопки, как будто это могло ускорить дело. В конце концов она проскочила в закрывающиеся двери и встала рядом с ним.

В лифте они не сказали друг другу ни слова. Ханна едва отваживалась смотреть на него. Когда они вышли из лифта, она лишь внимательно следила за тем, какое впечатление он производит на окружающих. Удивляет, шокирует. Нильс хромал, он держал в руках пистолет и не делал никаких попыток остановить кровь из носа.

— Это полиция! Где приемное отделение?

Все указывали в одном направлении. Нильс ковылял в ту сторону, Ханна следовала за ним. Они как раз успели увидеть, как подъезжает «скорая». Бригада врачей стояла наготове; два полицейских мотоцикла, прокладывавших «скорой» дорогу в городе, отъехали в сторону, пропуская больничный персонал. Стекло перегораживало Нильсу путь дальше.

— Как сюда войти?

— Нильс! — Ханна попыталась схватить его за рукав, но он вырвался. Больного вынесли из машины на носилках, его сразу обступили врачи.

— Нет!

Они не могли слышать его крика, окна и стекло отделяли его от собравшихся. Нильс ударил по стеклу.

— Где дверь?

— Нильс, — сказала Ханна, снова дергая его за рукав.

— Здесь! — крикнул кто-то.

Нильс собирался бежать дальше, но она остановила его:

— Нильс!

Он поднял на нее глаза.

— Время. Солнце уже село, несколько минут назад.

Нильс взглянул на участника саммита, лежавшего на носилках. Тот сел и улыбнулся врачам, ему было уже лучше. Нильс прекрасно знал это ощущение — стоит «скорой» приехать, как ты сразу чувствуешь себя здоровым. К сожалению, рядом с больным стоял Соммерстед, чей соколиный взгляд задержался на Нильсе — еще бы.

Вокзал Санта Лючия, Венеция

Военная полиция преграждала ему путь. Официальные гости медленно просачивались между рядами чиновников и полиции.

— Комиссар! — попробовал крикнуть Томмасо, но его голос потонул в окружающем шуме. — Кардинал в опасности!

Он заметил в толпе Флавио и окликнул его, радуясь, что хоть кто-то его наконец слышит. Флавио, однако, никак не отреагировал на зов и продолжал стоять в строю, пока министр юстиции пожимал руку начальнику полиции, вытирал потное лицо и представлял своих сопровождающих. Снова нервные рукопожатия, касания щеками и обмен заученными фразами. Кардинал стоял в середине делегации. Томмасо осмотрелся вокруг — никого подозрительного, кроме мужчины, скрывающего лицо за темными очками. Здесь же нет солнца, зачем ему темные очки?

— Флавио!

Флавио наконец-то вышел из строя и направился к Томмасо.

— Что ты тут делаешь? — спросил он.

— Жизнь кого-то из находящихся здесь в опасности, — ответил Томмасо.

— О чем ты?

— Просто поверь мне…

Флавио перебил:

— Ты бог знает на кого похож. Ты болен. Что ты вообще здесь делаешь, тебе нужно сейчас сидеть рядом с мамой.

Томмасо оттолкнул его в сторону. Сперва ему показалось, что мужчина в темных очках исчез в толпе, но тут он заметил его снова — теперь тот стоял не так уж далеко от кардинала и держал руку на сумке.

— Вот он, Флавио, он! — закричал Томмасо, указывая на него.

Комиссар заметил Томмасо, и Флавио схватил его за плечи:

— Уходи. Уходи, иначе ты все испортишь себе всю жизнь. Ты слышишь?

Процессия потянулась к выходу из вокзала. Мужчина в темных очках шел за ней.

Подвал, Королевская больница, Копенгаген

Одинокая капля крови упала на пол. От тела Нильса она отделилась секунду назад. Врач Макс Ротштейн не сводил с Нильса глаз, пока тот расстегивал на нем наручники.

— Полиция тоже ошибается, как и вы, — пробормотал Нильс, пытаясь заранее поставить преграду потоку вопросов и сердитых жалоб со стороны Марии Делеран и ее тайного любовника, Макса Ротштейна.

— Да уж, я вижу.

— Мне жаль, что так вышло.

Мария успела одеться.

— А как насчет…

Врач неуверенно взглянул на Марию.

— Вы собираетесь составлять протокол?

Нильс смотрел на него, чувствуя себя сбитым с толку. Какого ответа он ждет?

— Протокол?

Врач откашлялся.

— Послушайте, у меня семья — а вы ошиблись. Нет ведь никаких причин наказывать меня еще и тем, чтобы описывать все случившееся в рапорте.

— Нет, конечно, нет. Ни слова об этом не попадет ни в какой рапорт.

Ротштейн попытался завладеть вниманием Марии, но его попытки защитить свою «семью» оставили ее холодной. Ханна размышляла о том, провалила ли Мария экзамен или все-таки может считаться хорошим человеком, несмотря на роман с чужим мужем. Ротштейн обратился к Ханне:

— А вы?..

— Ханна Лунд.

— Жена Густава.

— Да, — удивилась она.

— Студентами мы с ним жили в одном общежитии.

— А, понятно.

Ротштейн потер красное опухшее запястье.

— Давайте я взгляну на ваш нос.

Он подошел поближе к Нильсу и внимательно осмотрел его нос, даже осторожно приподнял его голову, чтобы заглянуть снизу. Расстановка сил между ними поменялась кардинальным образом. Может быть, Ротштейн именно этого и добивался: хотел отыграть часть своего утерянного было достоинства.

Мария свернула ватный тампон и подала его Ротштейну. Тот сунул его Нильсу в ноздрю и сказал:

— Так. Ну что, на этом разойдемся?

Он был уже у дверей, откуда кивнул Ханне. Может быть, это был знак признания одним ученым другого. Медсестру и полицейского в этом вмешивать смысла нет.

Фойе, Королевская больница

Нильс настоял на том, чтобы посидеть и подождать еще немножко — вдруг в нужном промежутке где-то в больнице кто-то неожиданно умер. Они просидели полчаса, не говоря друг другу ни слова. В конце концов Ханна поднялась и направилась к выходу.

Вокзал Санта Лючия, Венеция

Солнце над Венецией почти зашло. Томмасо стоял на вокзале и смотрел, как верхушка итальянской судебной системы поднимается на полицейский катер. Никто не умер. Человек в темных очках в конце концов снял их и скрылся в направлении Гетто.

Томмасо чувствовал себя неважно. Из носа лило, он вытер его рукой и увидел на ней кровь.