— Нильс?

Но он уже захлопнул за собой дверь спальни. Она крикнула ему вслед:

— Вы сами себя нашли! Это же очевидно: никто, кроме вас двоих, не умеет слушать.

Она слышала, как он возится с чем-то за дверью.

— Никто, кроме вас двоих, не умеет слушать, — повторила она себе под нос.

Нильс распахнул дверь. Свежая рубашка, чемодан в руке. Тот самый чемодан, который он собрал давным-давно и которому все никак не везло с путешествиями. Что же, настал его час.

Больница дельʼАнжело, Венеция

Комиссар Моранте держал в руках телефон Томмасо.

Тяжело. Именно так ощущалась ответственность: тяжело. Ответственность, с которой ты не справился, застряла комком в легких, мешая доступу кислорода. Ее можно даже взвешивать на обычных весах, успел подумать начальник полиции, прежде чем Флавио перебил его мысли:

— Я должен был его выслушать.

Начальник взглянул на Флавио, который сидел на розовом пластмассовом больничном стуле. Они ждали, когда к ним выйдет врач, в надежде услышать ответы на свои вопросы. Томмасо нашел в туалете мертвым какой-то шведский турист. Говорят, что вопль туриста разнесся по всему вокзалу.

— Он сказал, что мы в опасности. Что кто-то в опасности, — объяснил Флавио.

— Когда?

— На вокзале. Я думал, что он болен. Вы же сказали, что он отстранен от работы.

— Я сказал? То есть это моя ошибка? Ты это хочешь сказать?!

Флавио удивленно взглянул на начальника полиции. Он никогда раньше не слышал, чтобы тот кричал.

Начальник полиции старался держать спину прямо и делать вид, что у него все под контролем, даже сорвавшись на крик. Конечно, назначат расследование, это понятно. Его допросят, он вынужден будет объяснить, почему отстранил Томмасо от работы. У него спросят, не должен ли он был внимательнее прислушиваться к тому, что говорил Томмасо. Врачи «скорой помощи» пытались реанимировать Томмасо в туалете, там они и увидели его спину. Они разрезали куртку, чтобы запустить сердце электрошоком. На спине была странная отметина, протянувшаяся от плеча до плеча, какие-то узоры под опухшей кожей.

— Она горячая, как будто только что горела, — сказал один из них.

Врач сунул голову в дверь и крикнул:

— Идите со мной!

Никто и никогда раньше не позволял себе так разговаривать с начальником полиции Венеции. Но как знать, может быть, это только репетиция того, что его вскоре ждет. Понижение. Унижение. Может быть, даже издевательские статьи в прессе.

Даже рядом со своим мертвым подчиненным, лежавшим на столе в морге, комиссар Моранте в первую очередь беспокоился о себе и своем положении.

Морг

Вход украшала одинокая гирлянда — у патологоанатомов ведь тоже скоро Рождество.

Тело Томмасо Ди Барбары лежало лицом вниз на ледяном стальном столе. И это тоже было не просто тело, а украшенное тело.

Начальник полиции шагнул ближе, рассматривая спину Томмасо.

— Что это?

— Я надеялся, что вы мне это расскажете, — ответил врач, застывший у окна в обвинительной позе, как будто демонстрировавшей, что начальник полиции сам во всем виноват.

— Откуда мне знать? Врач пожал плечами.

— Именно об этом Томмасо все время и говорил. — Голос Флавио был почти не слышен. Он смотрел в пол, продолжая: — Он все твердил о каких-то людях, которые умирали с отметинами на спине. Это то самое дело, о котором он постоянно говорил. Бандероль из Китая и все его вырезки. Просто мы ему не верили.

В морге наступила тишина.

— Какова причина смерти? — спросил начальник полиции.

Врач снова пожал плечами.

— Пока кто-то не объяснит мне, что у него со спиной, я склонен считать это убийством.

— Убийством?

— Отравлением ядом. Иначе я не знаю, что могло это вызвать.

Глубокий вздох. Флавио отступил в глубину комнаты.

— Флавио, — позвал комиссар Моранте.

— Да, шеф?

— Свяжись с секретаршей Томмасо. Она знает очень много об этом деле. Томмасо просил ее переводить документы.

— Хорошо, свяжусь.

— И давай выйдем на Интерпол.

Начальник полиции посмотрел на врача, потом перевел взгляд на Флавио.

— Очень важно заняться этим по горячим следам. То есть прямо сейчас.

Вестербро, Копенгаген

Нильс трусцой бежал к парковке, снег скрипел у него под подошвами. Даже не слыша шагов Ханны, он все равно не сомневался, что она идет за ним.

— Нильс!

Он оставил попытки катить чемодан по свежему снегу и подхватил его под мышку. Тяжелый чемодан как будто служил ему защитой, напоминая громадный бронежилет.

— Ты все время это понимал, Нильс.

Она шла всего на шаг позади него.

— Я понятия не имею, о чем ты говоришь.

— Нильс, ты и есть тот, кого мы ищем.

— Это же просто смешно, неужели ты сама этого не слышишь?

— Смешно?

— Да. Это все просто смешно.

Он замедлил шаг.

— Смешно потому, что теперь речь о конкретных людях? Да, поэтому?! — Она нагнала его и схватила за руку. — Разве не в этом ты упрекал меня?

Нильс не ответил. Они подошли к машине.

— Когда ты в последний раз куда-то уезжал из города?

Нильс не смотрел на нее и не отвечал. Ханна повысила голос:

— Ну, отвечай! Если ты считаешь, что это смешно, почему ты не можешь просто ответить?

Нильс рылся в карманах.

— Ты это ищешь? — спросила она, показывая ему ключи от машины.

— Ох, черт, это же твоя машина.

— Вот именно. Поехали?

Она отключила сигнализацию. Нильс сел за руль, Ханна опустилась на сиденье рядом с ним. Он захлопнул дверцу и бросил чемодан на заднее сиденье, рядом с картонной коробкой, в которой были собраны все материалы дела об убийствах.

— Ну что, Нильс Бентцон, — сказала она, — куда мы направляемся?

Ханна смотрела на него выжидательно, и он наконец-то ответил:

— Я не врач, но мы все слышали о психосоматических реакциях. О нарушенном чувственном восприятии. Об измененных состояниях сознания. Вспомни образование стигматов. — Мысли лихорадочно роились у Нильса в голове. На выручку пришло воспоминание об одной телепередаче: — Франциск Ассизский.

— При чем тут Франциск Ассизский?

— На протяжении последнего года жизни у него постоянно кровоточили руки и ноги. Кровь проступала изнутри. Или этот, как его звали?

Нильс спрятал лицо в ладонях, вспоминая ту передачу.

— Такой маленький, толстый монах. Итальянец вроде? В честь него поставили даже статую под водой. Падре Пио! Ты о нем слышала? Он жил в наше время. Он больше пятидесяти лет страдал кровотечениями из рук. Наше тело способно на самые неожиданные реакции, именно с этим мы сейчас и имеем дело. Иначе в этом нет никакого смысла.

— Почему ты заговорил о смысле?

Нильс не отвечал, но Ханна не сдавалась:

— Кто говорит, что в этом обязательно должен быть смысл? Разве в том, что планеты вращаются вокруг Солнца по эллипсу, есть какой-то смысл? Или в том, что…

— Ханна, я не религиозен. Поэтому я уверен, что всему есть какое-то естественное объяснение.

— Ну да, и мы нашли это естественное объяснение. Мы просто его не понимаем — именно так и начинается любое открытие.

Он покачал головой.

— Смотри на это так: феномен ведет себя как физический закон.

— Физический закон?

— По определению, физический закон — это хорошо обоснованное доказательство связи между физическими величинами. Короче говоря, физический закон невозможно изменить. Ты можешь делать все что угодно, Нильс, но ты не можешь изменить физический закон. Посмотри на меня.