— Он спит, — заявил Эндрю, глядя на меня через дверной глазок.

— Ничего. Сразу весь сон улетучится, — ответил я.

Дворецкий, шокированный моей безапелляционностью, отворил дверь и впустил в холл. Я схватил со столика блокнот, вырвал листок бумаги и торопливо нацарапал записку следующего содержания:

Я сунул записку в конверт и передал Эндрю. Тот хотел было выпроводить меня за дверь, но я решительно заявил ему, что останусь и буду ждать ответа.

Настойчивость окупилась. Я не простоял в холле и минуты, как вновь появился Эндрю.

— Мистер Джессон просит вас к себе.

В отличие от помещений первого этажа обстановка на втором, в том числе и в спальне, роскошью не отличалась и была довольно безлика, если не считать нескольких гравюр Пиронези.

Джессон с заспанными глазами лежал на постели, по горло укутанный в снежно-белые покрывала. Он кашлянул и поманил меня к себе. Но, когда я попытался показать ему копию рисунка с часами, отмахнулся, перевернулся на бок и сказал:

— Я сейчас не в том состоянии, чтобы сравнивать и анализировать рисунки.

Потом сделал мне знак присесть на краешек кровати и попросил рассказать, что удалось выяснить.

— Как вы уже знаете из записки, эти часы были изготовлены для Марии Антуанетты. Заказывать их в Швейцарии отправился один из ее подданных. Он выдвинул часовых дел мастеру всего лишь одно условие — с расходами не считаться.

— Полагаю, это условие он принял с удовольствием.

— Очевидно. Там, где была возможность, более простые металлы заменяли золотом и платиной. В качестве палет использовали сапфиры.

— Но как же получилось, что такой шедевр остался без клейма мастера?

— Клеймо или подпись были, мистер Джессон. Но только не на циферблате, специально сделанном из прозрачного горного хрусталя, чтобы было видно, как работает механизм. В часах имелись также термометр, вечный календарь с поправкой на високосные годы, ну и еще целая куча разных прибамбасов, описывать которые просто нет смысла. А потому их назвали следующим образом: «Большое осложнение», хотя многие эксперты считают этот термин неудачным.

— Как же они предпочитают называть эти часы?

— О, по-разному. «Perpetuelle», «Вечный двигатель», «Мария Антуанетта», «Королева». А сэр Давид Саломонс, какое-то время владевший этой игрушкой, различал все свои брегеты по серийным номерам, под которыми они были зарегистрированы в амбарных книгах компании.

— Так часы, которые нам так нужны, называются брегетом?

— Вам о них что-нибудь известно?

— О, не то слово.

Джессон скинул покрывала и сел в постели. И, болтая босыми ногами, попросил, чтобы я подал ему халат.

— Идемте вниз, — сказал он. Мы спустились по лестнице и оказались в салоне. — Вы еще не… вы должны видеть. — Тут он умолк, тяжело переводя дух. — Должны видеть мою галерею механических диковин.

Комната за ширмой оказалась длинной и узкой, как вагон поезда, только вместо сидений здесь вдоль стен были расставлены покрытые бязью столы. А на столах громоздились самые удивительные сооружения и механизмы: автоматы, музыкальные шкатулки… часы.

Джессон продвигался по проходу неверными шагами, и я уже приготовился подскочить и подхватить его в любую секунду, а потом водрузить на один из столов, точно огромную механическую куклу. Но, дойдя до конца этой своеобразной галереи, он, казалось, обрел второе дыхание и невероятно оживился.

— Ну и каков же ваш вердикт? — весело спросил он. — Как вам нравятся мои pendule sympathique? [28] — Мы остановились перед напольными часами в стиле ампир, в углубление были вмонтированы серебряные карманные часы совершенно потрясающей старинной работы. — Мои брегеты никогда не принадлежали королевской семье, — сказал Джессон, — но менее замечательными они от этого не стали. Стоит положить карманные часы вот в это углубление, как главные часы начинают подправлять их ход и настраивать на верное время. Видите? Вот эти, маленькие, идут немного медленнее, чем стационарные. А теперь смотрите внимательно. — Джессон начал переводить стрелки обоих механизмов. — Малое зубчатое колесо больших часов, вернее, вот этот стальной зубчик размером с иголку, заходит своим окончанием вот в это отверстие карманных часов, вот так. — И он сделал пальцами немного неприличный жест. — А теперь смотрите! — Раздался глуховатый, но мелодичный перезвон, и стрелки начали перестраиваться. — Большие часы заводят малые и ставят на них правильное время, а в дальнейшем контролируют их ход, устраняя все несоответствия. — Джессон вынул карманный брегет из ячейки и передал его мне, чтобы рассмотреть получше.

— В жизни не держал в руках ничего более ценного, мистер Джессон, — произнес я. — Ну разве что однажды довелось прикоснуться к старинной книге псалмов. Прямо мурашки по коже.

— Вот и отлично.

— Так и подмывает немедленно бежать в библиотеку.

— Рад, что вы так завелись, — сказал Джессон и вернул карманные часы в гнездышко. — Но сильно сомневаюсь, чтобы библиотека помогла нам выяснить теперешнее местонахождение «Королевы». Если не возражаете, попробуем устранить небольшие несоответствия и продолжим наши изыскания вне стен такого достойного учреждения, как библиотека.

Принять предложение Джессона мне было нелегко. Оставить библиотеку — это означало лишиться доступа к тематическим каталогам, индексам цитатников, базе компьютерных данных. Это означало выход из столь утешительного и привычного мира шрифтов и фотокопий и погружение в новый мир, порой презираемый моими коллегами: людское общество.

Встречи с людьми и расспросы начались в Верхнем Ист-Сайде, в аукционном доме, где эксперт по антикварным часам и часовым механизмам внимательно изучил принесенные мной снимки. А потом деликатно спросил:

— Могу ли я поинтересоваться, означают ли все эти ваши вопросы потенциальную сделку?

— Боюсь, что нет.

— В таком случае полагаю, вам лучше обратиться с этой проблемой в справочную местной библиотеки.

Игнорируя иронию, прозвучавшую в его предложении, я отправился по другим подобным заведениям, список которых мы с Джессоном составили по справочнику «Желтые страницы». Но каждый из специалистов по антикварным часам, к которым я обращался, был сначала предельно внимателен и любезен, однако, узнав о нежелании принести означенный предмет к ним на аукцион, тут же отказывался от дальнейших переговоров и повторял с незначительными вариациями все ту же рекомендацию относительно библиотеки. Поскольку Динти назначил меня дежурным на час дня, все эти хождения пришлось завершить до полудня. По пути на работу, на углу Сорок четвертой и Пятой авеню, я поравнялся с похожим на хасида мужчиной в долгополом гоголевском пальто и с большим потрепанным портфелем в руке. Он резко свернул за угол и зашагал к югу. До этого момента мне и в голову не приходило наведаться в Бриллиантовый центр, [29]известный больше не часами, а разного рода драгоценными побрякушками.

В первом же заведении, куда я вошел, торговали брегетами. Но все они оказались хотя и очень красивыми, но современными, а потому не могли способствовать успешным поискам. Во второй и третьей лавках товар был выставлен менее элегантный и также не имеющий никакого отношения к старинным часовым механизмам. И вот наконец мне повезло. Над витриной третьей лавки, где красовались «подержанные» обручальные кольца (очевидно, снятые с пальцев разведенных или покойных супругов), я увидел треугольную деревянную вывеску: