— Угощайся! — предложил он и подмигнул.

Я осторожно взяла ложку, немного опасаясь, как бы она не выпрыгнула у меня из рук и опять не устроилась на носу фокусника.

Яго с довольным голубем на плече улыбнулся, зачерпнул что-то из котелка на тарелку и протянул ее мне. В тарелке оказалась ароматная похлебка с желтоватым рисом; пахло замечательно. В центре блюда плавали бледные кусочки курицы. Я быстро заглотала еду, обжигаясь горячим паром и специями. Потом Яго выдал мне кружку чая, и я сделала глоток, но циркач передумал, забрал у меня кружку, выплеснул чай в костер, прямо на шипящие угли, а в кружку снова что-то налил, на этот раз из темной бутыли.

— Лучше это попробуй, — предложил он.

— Ой, горько! — удивилась я. — И кисло…

— Это просто пиво, старый добрый английский эль.

Я снова сделала глоток. Пива я раньше никогда не пробовала. Я подсела поближе к костру, от огня уже остались только дым и пепел. Яго забрал у меня кружку и допил остатки сам.

— Меня зовут Яго, — представился он, утирая губы тонкой рукой.

— Так я и думала, — кивнула я и быстро пожала ему руку. — А меня — Ева.

Ни разу в жизни я не видела и не касалась кожи столь темной.

Над деревьями проплыл пассажирский дирижабль; гондола была так низко, что едва не задевала кроны. Ветер, поднятый пропеллерами, вздыбил листву. Огни осветили палатки под деревьями.

— Красивое имя для красивой девушки, — заметил Яго. Посмотрел наверх, на дирижабль, и добавил: — Все летают.

Узкое лицо его расплылось в улыбке, открыв ровные белоснежные зубы.

— Я все гадаю, для чего тебя послали мне, Ева?

— Я сбежала, чтобы поступить в твой цирк, — ответила я.

Наблюдательный зал 1

Центр связи корпорации «Баксоленд», 06:40

Сержант Чарльз Хватпол пил первую за сегодняшний день чашку крепкого кофе и наблюдал за «Парком Прошлого» на экранах в центре связи. Над сумрачным городом занимался рассвет. Смотреть бы и смотреть, как в первый раз… Искусственный туман смягчал и затушевывал желтеющие силуэты газовых фонарей. Смазанные в мглистой дымке баржи, дрожащее марево вокруг фонарей — все складывалось в утонченную предрассветную пастель, достойную кисти Джеймса Уистлера. Хватпол замечтался и вздрогнул от вспышки света и внезапной суеты на экранах; на пульте загорелся сигнал тревоги.

Сержант поставил пластиковый стаканчик с кофе на стол и аккуратно приладил крышку. Затем выбрал одну сцену, увеличил на главном мониторе и вывел на шесть экранов поменьше. Миниатюрная сторожевая камера, одна из новейших моделей «Шпионов» среагировала на движение в закрытой зоне и теперь транслировала картинку.

Хватпол потянулся к тревожной кнопке. Засек координаты, увеличил изображение… И тут же выбрал код тревоги, оранжевый — это неизбежно привлечет внимание инспектора Хадсона в соседнем кабинете. Сержант оставил прямую трансляцию с камеры-шпиона на одном экране, а на других уменьшил картинку и принялся проигрывать сюжет снова и снова. Буквально через минуту прибежал и начальник, Хадсон. Экраны бликовали голубыми квадратиками на его униформе.

— Что такое? — Хадсон грузно опустился на соседний стул, придвинулся к столу Хватпола и скрестил руки на груди, как бы сомневаясь, что дело важное.

— Посмотрите-ка сюда. — Хватпол ткнул кофейной ложечкой в центральный ряд экранов. — Минут пятнадцать назад я заметил, что на этом участке сработала охранная сигнализация. Проверил по расписанию работ — нет, не случайное срабатывание. На территорию проник посторонний! А еще через минуту камера-шпион сработала на движение и с тех пор передает вот это.

Хватпол снова вывел картинку на основной экран. Камера ночного видения выдавала зеленоватое изображение с верхушки старой «Башни 42». На полуразрушенной крыше неподвижно стоял человек в развевающемся плаще.

Хадсон тихо предложил:

— Надо бы приблизить и пробить его по базе.

Хватпол провел пальцами по экрану; изображение задрожало, пошло белой рябью, затем сфокусировалось. Крупный план: лицо в маске, лишь глаза сверкают в прорезях.

— Господи, это он, совершенно точно, — вздохнул Хадсон. — Вернулся…

На экране застыло лицо в маске. Хватпол переместил стоп-кадр в отдельное окошко.

Хадсон прав — похож!

Хватпол снова дотронулся до фигуры на экране. При увеличении под тонкой маской на лице явственно обозначился рот в форме буквы «о»; незнакомец дышал спокойно и ровно.

— Что у него в руках? — удивился Хадсон. — Покажи-ка.

Хватпол навел резкость на предмет, который держал неизвестный. Человек в маске аккуратно поместил свою ношу на металлическую балку, выступающую над кромкой крыши, прямо над головой.

— Ничего себе, — выдохнул Хадсон.

А потом незнакомец исчез — просто взял и шагнул вперед с крыши здания.

— Видишь? — проговорил Хватпол. — Кто ж еще стал бы так делать?

— Похоже, в самом деле он вернулся, — согласился Хадсон. — Надо бы все это сохранить. И распечатай тоже, в следующий раз шефу передадим, когда слетаем.

Хватпол воспрянул духом, услышав про шефа. Если снова объявят официальный розыск, значит, предстоит поездка в «Парк Прошлого», — новый облик, новая одежда, разумеется, новая эпоха, а быть может, и совсем все новое…

Фантом покосился на крысу.

— Что ж, теперь они наверняка узнали, что я здесь, — заявил он, посветив фонарем сквозь щели в потолке. Луч выхватил лестницу. Фантом попробовал, выдержит ли, и быстро вскарабкался наверх. Подтянулся и выбрался на полуразрушенную крышу, в холодную темноту. Голуби рванулись за ним сквозь зияющие меж балок отверстия к внезапной свободе и воздуху.

Он карабкался все выше, пробирался по обломкам балок, протискивался мимо мощных прутьев металлической арматуры и, наконец, выбрался на хлипкий деревянный помост, раскачивающийся и шатающийся под его весом.

Фантом остановился на самой верхушке башни и посмотрел вниз. На мгновение замер в нерешительности, на кромке круто обрывающейся вниз стены. Откуда-то снизу, от реки, опять поплыл печальный всхлип туманных горнов. Рассветный ветер подхватил фалду плаща, гулко захлопал тканью. Человек снял свою ношу с плеча, уложил сумку возле ног, потом достал из жилетного кармана золотые часы на цепочке и проверил время. Постоял, наблюдая за секундной стрелкой, выжидая, когда искусственное солнце выйдет из облаков.

Далеко-далеко внизу, под камнями мостовых, под паутиной улиц, в городе сработало реле: секретное оборудование переключилось в дневной режим и, как по волшебству, в небе вспыхнуло солнце.

Ровно в нужный момент человек вытащил что-то из сумки у своих ног и выпрямился во весь рост. Старательно подержал предмет на весу, чтобы все желающие успели рассмотреть (ведь теперь-то за ним обязательно наблюдали), а потом выложил отрубленную голову на балку у себя над головой, окровавленным оскалом прямо к городу. Фантом снова вскинул сумку на плечо и в призрачном утреннем свете осторожно взобрался на самый шпиль башни, где замер, поневоле любуясь красотой идеального рассвета. Посмотрел вперед, на парящих в небе птиц, на городскую панораму за рекой. Ярко-синие колючие глаза под маской впитывали вид на город. Затем незнакомец широко вскинул руки и отчетливо произнес:

— Прощай, бедный Йорик!

И громко засмеялся, сам тем временем считая про себя тщательно выверенные секунды: «Раз, одна тысяча, два, одна тысяча, три, одна тысяча», как его когда-то научили. На счет десять высокая фигура, резко очерченная яркими лучами электрического рассвета, шагнула с остова крыши и рухнула вниз, сквозь холодный утренний воздух…

Цирковая повозка отъехала с многолюдной рыночной площади и свернула на большую дорогу. Грязный бродяга, кажется, больной туберкулезом, длинношеий и костлявый, с трудом поднялся в мокрой, зябкой, снежной слякоти. А награда ведь была так близко, просто рукой подать! Нищий поплелся прочь, точно запачканное грязью, промоченное дождем огородное пугало, сквозь толпу тепло укутанных и большей частью равнодушных Зевак. Над ним потешались. Кто-то даже попытался сунуть ему деньги в благодарность за потеху, за то, что так правдоподобно подыграл площадному фокуснику.