— Он в больнице, в палате интенсивной терапии. Его держат в бессознательном состоянии, вводят лекарства, чтобы предотвратить опухоль мозга. Врачи не совсем уверены, но существует большая вероятность, что он полностью выздоровеет. К сожалению.

— Ты так считаешь, Магнус, но я рада. Не хочу иметь больше ничьей смерти на совести.

Магнус хотел поспорить с ней, но сдержался. Отхлебнул кофе.

— Что будет теперь? — спросила Харпа. — Меня отправят в тюрьму?

— Вероятно. С хорошим адвокатом у тебя все может обойтись. Это Исландия, не Техас.

— Я не уверена, что смогу перенести это.

— У тебя было трудное время. Очень трудное. Большинство людей давно сошло бы с ума.

Харпа слабо улыбнулась.

— Кажется, я близка к этому.

— Уверен, что нет. Только думай о Маркусе. Думай все время. Держись ради него.

— Да.

Магнус допил кофе.

— Несмотря ни на что, ему повезло, что у него такая мать. Если будешь держаться, он вырастет замечательным парнем. Я в этом уверен.

Харпа с трудом сдержала слезы.

— Спасибо, — произнесла она так тихо, что Магнус едва расслышал.

Солнце медленно опускалось к океану, касаясь широкого склона Бьярнархёфнского холма. Магнус, выезжая в Рейкьявик, радовался, что он один, наслаждался двухчасовым перерывом между шумом в стиккисхольмюрском участке и в управлении полиции.

Зазвонил телефон. Номер был незнаком Магнусу, и он хотел было не отвечать, но после третьего звонка решил ответить.

— Магнус.

— Привет, это Снорри.

Магнус невольно распрямился на водительском сиденье. Сам Большой Лосось.

— Привет, Снорри.

— Звоню, чтобы извиниться. Ты был во всем прав. Нам следовало б тебя слушать.

— Это был нелегкий звонок. У меня не было никаких доказательств.

— Это был хороший звонок. Поэтому ты здесь. И хотим, чтобы ты остался.

— Спасибо. И вот что, Снорри.

— Да?

— Имейте в виду: эти люди преступники, не террористы.

Комиссар засмеялся.

— Буду иметь в виду. Только мне придется убеждать в этом всех остальных.

Магнус улыбнулся и прервал связь. Он был благодарен за извинение. Он знал по личному опыту, что полицейские, особенно высокопоставленные, извиняться не любят.

Он остается в Исландии. Так тому и быть.

Но как же Ингилейф? Она уже, наверно, позвонила Свале. Приняла решение. Наверно, ему нужно было поговорить с ней еще минуту. Сказать, чтобы подождала, пока он не предупредит Олафура Томассона.

Но он не сделал этого.

Уже поздно.

Или нет? Он не хочет, чтобы Ингилейф уезжала. Конечно, она вправе распоряжаться своей жизнью. Конечно, в Германии у нее хорошие возможности. Может, ей в самом деле нужно уехать от него и из Исландии. Но он не хочет, чтобы она уезжала.

Магнус вынул телефон. Набрал ее номер. И стал ждать.

Ингилейф не отвечала. Видимо, увидела, что звонит он, но решила не отвечать.

Она оставила сообщение. Приятно было услышать ее голос. Пауза для того, чтобы он оставил сообщение, была долгой. Глубокой. Ничем не нарушаемой.

Он прервал связь.

Холм Бьярнархёфна приближался, Берсеркьяхраун тоже. К горлу снова подступила тошнота. Проклятое сотрясение.

Магнус остановил машину у обочины и вылез. Распрямился, сделал несколько глубоких вдохов. Свежий воздух в Исландии поистине свежий. Ветерок заполнял кислородом его легкие, покалывал щеки.

Через несколько минут Магнусу стало гораздо лучше. Он снова сел в машину и увидел на заднем сиденье заключение о причине смерти Бенедикта Йоханнессона.

Магнус оставил водительскую дверцу открытой и стал листать заключение. Вряд ли там будет что-то, чего он не видел в остальной части дела, но как знать.

Как знать.

Это было прямо на виду, под заголовком «Причина смерти». Он, и только он, мог найти это значительным.

Бенедикту был нанесен один удар ножом в спину и два — в грудь; убийца, очевидно, был правша.

В июльский день одиннадцать лет спустя отец Магнуса открыл дверь дома, который снял на лето в Даксбери. Впустил кого-то. Отвернулся от него. Получил удар ножом в спину и два в грудь. И умер. Убийца был правша.

Тот же образ действий. Тот же убийца. Никакого сомнения.

Магнуса не переставало поражать, что преступники, будь то мелкие воришки из машин или серийные убийцы, держатся одного и того же образа действий. В этой привычке, в знакомой манере делать что-то точно так же, как и раньше, видимо, есть нечто помогающее преодолевать стресс.

Магнус представлял, как убийца, кто бы он ни был, позвонил, надев перчатки, в дверь дома в Даксбери, поздоровался с его отцом и вошел в прихожую. Возможно, он изначально планировал дождаться, когда его отец повернется к нему спиной, как Бенедикт одиннадцатью годами раньше. Потом ударил один раз ножом в спину и добил двумя ударами в сердце. Это сработало раньше. Это должно было сработать снова.

Магнус знал только одного человека, который мог быть связан с Бенедиктом и Рагнаром.

Это Халлгримур. Дед Магнуса. Тесть Рагнара, партнер Бенедикта по детским играм. Человек, живший за лавовым полем.

Магнус знал, что полицейское расследование не коснулось его деда. С какой стати, раз Бенедикт уехал в Рейкьявик за десятилетия до своей смерти?

Магнус попытался вспомнить, правша или левша его дед. Он не мог представить, как дед пишет, но помнил, как тот его бил. Старик любил пускать в ход левый кулак, он был в этом совершенно уверен. Но тут возникала более очевидная проблема. Служба иммиграции и натурализации утверждала, что Халлгримур не приезжал в Штаты летом девяносто шестого года. Более того, у Халлгримура даже не было паспорта.

Где же был Халлгримур двадцать восьмого декабря восемьдесят пятого года, в тот день, когда был убит Бенедикт?

Это было второе Рождество Магнуса в Бьярнархёфне. Когда Сибба, его дядя и тетя приехали из Канады. Но Магнус никак не мог вспомнить всех действий деда в том декабре.

Здесь был определенный сюжет. Семейная вражда, подходящая для «Саги о народе Эйри», начавшаяся со смерти Йоханнеса, отца Бенедикта, в тридцатом году, продолжившаяся падением Гуннара с утеса в сороковом, а затем убийством Бенедикта в восьмидесятых. Могла смерть Рагнара в девяностых быть как-то связана с этой враждой? Магнус не мог представить, каким образом. Пока что.

Он поднял взгляд от медицинского заключения к белым зданиям за лавовым полем и более темной церкви.

Раз он остается в Исландии, как ему быть с Бьярнархёфном? По-прежнему избегать его? Или смело приехать туда?

Магнуса охватил гнев. Напряжение последних нескольких дней ошеломляло его. Ингилейф, дед, поиски убийц Оскара Гуннарссона, смерть Бьёрна, собственное спасение от смерти.

Магнус принял решение. Он не хотел его обдумывать: он должен был это сделать, пока гнев придавал ему силы.

Магнус выжал газ, помчался через лавовое поле и свернул с дороги к ферме.

Он миновал лощину, где были похоронены берсерки, и через минуту подъезжал к знакомой группе домов. Это место должно было быть прекрасным: впечатляющий холм с водопадом по его склонам, деревянная церквушка, солнце, садящееся в розовые полосы на поверхности океана.

Однако на Магнуса наваливался тяжелый покров страха.

Он не хотел встречаться с дядей Кольбейнном. Сибба говорила, что дед не живет больше в главном доме, и Магнус подъехал к одному из домов поменьше.

Он вылез из машины. Увидел в окно человека, склонившегося в гостиной над газетой. Лицо его было в тени, он решал кроссворд, но Магнус видел, что это старик. И что он держит авторучку в левой руке.

Магнус позвонил в дверь. Потом постучал. Громко.

— Ладно, ладно! — Он услышал знакомый голос, грубый, но как будто чуть более слабый, чем ему помнилось. — Дай человеку шанс. Потерпи! Потерпи!

Магнус постучал громче.

Дверь открыл старик в зеленой рубашке. Лицо его было в морщинах от бесчисленных ветров. Уголки рта были опущены. Маленькие голубые глаза гневно горели.