Книга стала популярной в Германии, и Синдри получил еще какие-то деньги. Отец не одобрял эту его деятельность, и Синдри очень редко приезжал домой. В сущности, он был так же далек от фермы своего детства, как городские капиталисты, столь возмущавшие его.

Синдри с волнением оглядывал знакомые холмы, расцвеченные неярким солнцем в характерную для сентября золотисто-бурую гамму. Светло-голубое небо с легкими белыми клубами облаков еще более способствовало созданию эффекта некой пасторальной идиллии. Лошади и собаки окружили громадную отару, направляя ее к общинным загонам. И тут он увидел свою младшую племянницу, десятилетнюю Фриду, пришедшую вновь навестить любимого ягненка и, вероятно, поэтому непрерывно подскакивающую от нетерпения.

Приятно было видеть ее такой радостной, ведь у нее выдался нелегкий год.

Синдри вздохнул. Фрида могла не увидеть любимого ягненка очень долго.

Оказалось, что финансовые проблемы, возникшие у его брата после Рождества, не явились результатом устроенного банкирами сокращения фермерских доходов, как предполагал Синдри. Дело обстояло еще хуже, хотя все равно вина лежала на банкирах. Его младший брат Матти принял на себя управление фермой после смерти отца. В течение трех лет он вкладывал деньги в акции. С поразительным успехом, по крайней мере сперва. Утроил свое состояние.

Год назад Матти снова взял ссуду в банке под залог фермы и, конечно, вложил деньги в акции. И удвоил свое состояние. Купил новый «лендкрузер», свозил всю семью на сафари в Африку. И опять приобрел акции. Руководствуясь своим опытом, Матти счел «Одинсбанк» наиболее многообещающим. Он уже имел дело с его акциями два года ранее. Когда цены упали, Матти подумал, что появилась хорошая возможность для покупки, и вложил все свои доходы в акции этого банка.

А потом, разумеется, все рухнуло.

Матти ничего не сказал своей жене Фрейе. И хотя она была в курсе того, что муж вложил в акции часть их сбережений, знала, что он обеспокоен нехваткой денег, но все-таки не представляла, сколь ужасным стало их положение, до того как однажды мартовским утром не проснулась рано и не обнаружила, что мужа рядом нет. Заснуть больше не смогла и отправилась искать его. Увидела открытую дверь во двор и следы на снегу.

Фрейя надела куртку, сапоги и пошла по следам в темноту. Она нашла мужа на его любимом месте, на дне лощины, спускавшейся от их луга, где ручей бежал по камням в озерцо.

Выстрела Фрейя не слышала. Или, может быть, слышала. Может, выстрел ее и разбудил.

Она была, конечно, сильной женщиной, дочерью фермера из соседней долины, однако случившееся потрясло ее. Тем не менее Фрейя решила не подводить Матти, несмотря на то как он обошелся с ней. На семью сыпались удар за ударом. Банк угрожал лишить ее права выкупа заложенной фермы, если долги не будут выплачены. Надо было растить детей, и это тоже требовало расходов. При этом на ее плечи легли все тяготы ведения фермерского хозяйства.

У Синдри было тяжело на душе. Ему нравилась Фрейя, белокурая женщина сорока лет, с сильным волевым подбородком и светлыми глазами. Он любил своего младшего брата Матти. В конце концов, тот честно исполнил свой долг и принял на себя руководство фермой после смерти родителей. Матти был сильным, трудолюбивым фермером, правда, слишком уж замкнутым. С годами Синдри стал идолизировать его как некоего эпического героя Исландии.

Но сейчас ему казалось, что это Фрейя была подлинной героиней.

Глядя, как овец оттесняют в общинные загоны на дне долины, Синдри вновь подумал о Бьяртуре. Этот человек часто вспоминался ему последнее время. Он всегда восхищался Бьяртуром, но за последний год образ этого стойкого фермера как наваждение преследовал его.

Бьяртур был не реальным человеком, а лишь символом, вымышленным персонажем, героем книги лауреата Нобелевской премии Халлдора Лакснесса, «Самостоятельные люди», написанной в 1935 году. Работая батраком на ферме, Бьяртур скопил достаточно денег, чтобы купить небольшой хутор под названием «Летняя обитель». В годы, о которых повествует книга, этот сильный, жизнерадостный, гордый и, главное, самостоятельный человек столкнулся с практически непреодолимыми трудностями. Ему пришлось пережить смерть жен и детей, гибель урожая, нехватку сена для овец, покровительственное отношение более богатых соседей и проклятия местных духов.

Но Бьяртур, владелец «Летней обители», не сдавался. Началась Первая мировая война, «благословенная война», принесшая исландским овцеводам высокие цены на их товары и процветание. Заметно улучшились условия жизни, старые дома с покрытыми дерном стенами сменились новыми, сооруженными из бетонных плит.

Поначалу Бьяртур противился этим процессам, но потом взял кредит в местном кооперативном союзе, возглавляемом соседом Ингольфуром Арнарсоном, получившим это свое имя в честь знаменитого первопоселенца Исландии, и построил себе дом.

Как ночь следует за днем, так за экономическим подъемом последовал крах. Денег было мало. Фермеры обанкротились. Ингольфур Арнарсон уехал в Рейкьявик, где вскоре стал директором Национального банка, а затем премьер-министром. Новый бетонный дом Бьяртура был холодным, насквозь продуваемым всеми ветрами, фактически непригодным для жизни. В конце концов у него не стало возможностей выплачивать взносы. Дом и землю «Летней обители» продали с аукциона, и Бьяртур отправился с больной дочерью на руках через пустошь, чтобы начать все сначала.

Но даже и в такой ситуации, когда у него не осталось ни кроны, он сохранял свое достоинство и независимость.

И вот теперь, в полной мере испытывая последствия креппы в Исландии, нужно помнить Бьяртура.

К сожалению, оказалось, что Матти не был Бьяртуром. Матти не устоял перед банкирами, займами, легкими деньгами. Они уничтожили его, как и большую часть исландского общества.

— Синдри! Помоги нам отделить наших овец! — Фрейя быстро шла к нему. — Если не забыл, как это делается.

— Я быстро вспомню, — ответил Синдри, направляясь к загону следом за ней.

Когда овцы оказались в общинном загоне, фермеры занялись поиском своих животных. Хотя у всех овец были бирки, фермеры, узнав своих, звали их по кличкам. Фрида быстро нашла свою Хирну, подросшую и окрепшую за проведенное среди холмов лето. Синдри поражался тому, как им это удавалось; он смутно помнил по годам юности, как одна овца резко отличалась от другой, но теперь они выглядели почти одинаковыми. Если не считать этой черной, разумеется. Синдри всегда особо благосклонно относился к черным.

— Давай, действуй! — крикнула ему Фрейя.

Синдри вошел в самую середину отары. Его несколько раз боднули, но ему как-то само собой вспомнилось то, как надо зажимать между ног овец, избегая их рогов, и тащить в загон. Работа была трудной, но фермеров долины охватил своего рода азарт. Они были рады возвращению овец. Животные будут пастись на своих лугах около месяца, потом большая часть их отправится на бойню. Остальные проведут зиму в овчарне, под заботливым уходом хозяев.

Через два часа все они справились со своей задачей.

— Спасибо, Синдри, — сказала Фрейя. — Ты нам очень помог. Кофе будет в доме Гунни. Пойдешь?

— Нет, — ответил Синдри, утирая лоб. — Мне нужно вернуться в Рейкьявик.

— Почему бы не остаться на ночь у нас? — спросила Фрейя.

Синдри улыбнулся.

— Я бы с удовольствием. Но завтра у меня много дел.

Фрейя странно посмотрела на него. Ей явно не верилось, что Синдри когда-либо приходилось делать что-то важное. До последнего времени, пожалуй, так оно и было.

— Что же, рада была видеть тебя. Спасибо за помощь. И если когда-нибудь появится время и желание приехать к нам, лишняя пара рук будет кстати. Заплатить мы тебе не сможем, но кормить будем досыта.

— Может быть, приеду. Не знаешь еще, когда придется продавать ферму?

— Банк пока не торопит. Но выплатить взносы я никак не смогу. Не понимаю, почему Матти дали в долг столько денег.

— Я сожалею о том, что он сделал, — вздохнул Синдри.