Особых причин идти в гости у Элизабет не было, но визитка миссис Брайон до сих пор лежала в сумочке. Свободного времени хоть отбавляй, так почему бы не заглянуть в Риджентс-парк?

Элизабет надела легкий серый костюм — расклешенная юбка, узкий жакет. Короткие, стриженные по последней моде волосы чуть выглядывали из-под шляпки оттенка «Эгейская ночь» в тон перчаткам, подаренным Карен. В таком наряде не стыдно показаться в Риджентс-парке, а разверстую бездну внутри никто не увидит.

Элизабет дернула медную ручку, но звонка не услышала. Дверь открыла служанка или, возможно, экономка и смерила гостью надменным взглядом. Отвага, которую Элизабет старательно оберегала с тех пор, как сошла с поезда, стремительно таяла.

Из глубины дома послышался женский голос:

— Кто там, Эдит?

Экономка Эдит пропустила вопрос мимо ушей.

— В настоящее время у миссис Брайон гости. Простите, она вас ожидает?

— Нет… То есть да, у меня есть ее визитка.

— Эдит! — снова позвали из глубины дома.

Экономка разглядывала Элизабет чуть ли не целую вечность. Взгляд ее прожигал насквозь.

— Прошу вас подождать.

— Мисс Оливер, какой сюрприз! — Миссис Брайон спешила навстречу Элизабет по шахматному мраморному полу. Босая, в развевающемся шелковом кимоно, она совершенно не переживала, что встретит гостью в таком виде. Без каблуков миссис Брайон казалась миниатюрной. — Пойдемте, со всеми вас познакомлю. Заходите, заходите! — Она взяла Элизабет под руку. — Стрижка вам очень к лицу, а шляпка — просто прелесть. Эдит, пожалуйста, принесите нам еще чаю и бутербродов. Да, и тост для Тоби.

В гостиной топили камин, шторы задернули до половины, и в окна падали косые лучи апрельского солнца. От табачного дыма резало глаза.

Подлокотники кресел и диванов, столики и низкие комоды были заставлены пустыми чашками, стаканами, тарелками с недоеденным пирогом и бутербродами. На полу валялись подушки и рисовальная бумага.

Сколько человек в комнате. Элизабет так и не поняла. Маленький мальчик лежал на животе у камина и, перебирая цветные карандаши, рисовал в книге, детям явно не предназначенной. У мольберта стояла женщина с длинными волосами. Она была в синем хлопковом платье, а в руке держала рашкуль.

Все присутствующие как по команде обернулись.

— Это мисс Элизабет Оливер, подруга Майкла, — представила миссис Брайон и махнула рукой в сизый, подсвеченный солнцем дым. — Знакомьтесь: миссис Ингрид Шрёдер, моя сестра. — Она показала на женщину у мольберта: — Миссис Вениша Гибб. А это мисс Пикси Фейрхевен и мисс Оливия Лейн.

Ингрид Шрёдер была хрупкой и миниатюрной, точь-в-точь как миссис Брайон, рыжеволосая и краснолицая худышка Пикси Фейрхевен — ровесницей Элизабет, то есть самой молодой, а Вениша Гибб за мольбертом — самой аристократичной.

«Где же мисс Лейн?» — озадаченно думала Элизабет, глядя на трех женщин и темноволосого юношу в костюме. Юноша курил сигару.

— Ага, подруга Еврейчика! — воскликнул он и, вскочив, поцеловал руку Элизабет. (Господи, у него же помада!) — Я — Оливия.

— А это Тоби, мой самый младший племянник, — объявила миссис Брайон, но мальчик и головы не поднял.

Элизабет села в кресло у камина, чувствуя, что за ней все наблюдают. Расклешенная юбка и строгий жакет вдруг показались нелепыми. Она ощущала себя девчонкой в костюме из дешевого магазина, где по-настоящему стильные и оригинальные вещи вообще не продают. Все женщины, кроме Оливии, были в мягких струящихся нарядах — не платьях, не юбках, не в жакетах с блузкой, а в чем-то среднем, невероятно удобном и красивом. Темно-синий наряд Пикси Фейрхевен казался чуть консервативнее, зато у нее была причудливая расшитая бисером шляпка и длинные серьги с янтарем.

По наступившей тишине Элизабет догадалась, что до ее появления подруги весело болтали и смеялись. Интересно, когда можно будет уйти?

— Сейчас Эдит принесет чай, — пообещала миссис Брайон, легла на заваленный подушками диван и обнажила плечи. — На бок повернуться, да, Вениша? Руки я так держала?

Женщина у мольберта кивнула и начала рисовать.

— Эту милую девочку надо чем-то угостить, пока чай не принесли. Кто знает, когда появится эта Эдит… — Оливия подошла к подносу с бутылками, плеснула что-то в стакан величиной с вазу, а потом до краев наполнила его апельсиновым соком из кувшина. — Вот, любимый напиток Фрэнки — русская водка. Мы свою порцию выпили с бутербродами, так что вы пока наверстывайте упущенное.

Коктейль сохранил вкус свежайшего апельсинового сока, но оказался теплым, будто в нем утонул кусочек солнца. Элизабет сделала глоток и почувствовала, как согревается желудок.

— Господи, я совсем забыла о времени! Мне пора бежать! — воскликнула Пикси Фейрхевен, американка, как и миссис Брайон. — Ну, Франческа, передать маме, что вы приедете в августе? Остальных, разумеется, тоже приглашаю. Ингрид, милая, для детей няню наймем. Итальянцы обожают малышей.

— Вы очень любезны, Пикси, — отозвалась миссис Шрёдер. — Тоби не переносит жару, но я уверена, мы что-нибудь придумаем.

Пикси повернулась к художнице:

— А вы, Вениша? Уговорите Дугласа поехать этим летом не во Францию, а к нам в Италию?

— Не уверена, — рассеянно обронила миссис Гибб и отступила на шаг, чтобы оценить набросок. На щеке у нее темнело угольное пятно. — Он говорит, что итальянцы слишком возбужденные и истеричные, не крестьяне, разумеется, а средний класс. Боюсь, мне его не переубедить.

— Совсем не нужно смотреть на итальянцев! — беззаботно воскликнула Пикси. — Дугласу незачем выходить за ворота. У нас есть бассейн, а с террасы прекрасные виды. Вениша, вы попробуйте! — Пикси повернулась к Элизабет: — Мой папа недавно купил виллу в Амальфи.

— Ваша семья переезжает в Италию?

— Нет, боже мой, нет! Я не смогла бы жить в Италии! Дом для меня — наш особняк в Нью-Йорке, а здесь, в Англии, мы живем в Блумсбери. Еще у мамы есть маленький замок на Корфу, такой аккуратненький, не чета шотландским, и шале в Инсбруке, мы там катаемся на лыжах. Вилла в Амальфи — просто мечта, хочу, чтобы все ее увидели! Здорово проводить отпуск на собственной вилле в кругу любимых друзей, правда, мисс Оливер?

— Да, конечно, — кивнула Элизабет.

— Американцы зарабатывают деньги с такой скоростью, что без нашей помощи не успевают тратить. — съязвила Оливия.

Пикси Фейрхевен не обиделась.

— Мой папа занимается биржевыми операциями, мисс Оливер. — Очевидно, она сочла, что Элизабет нужны пояснения. — На бирже покупают деньги. Странно, правда? Зачем покупать деньги, а не вещи или драгоценности? — Пикси захихикала.

— Деньги — это те же вещи, — заметила миссис Брайон. — Сегодня у них одна ценность, завтра — другая. В газетах пишут, что игроки Нью-Йоркской биржи слишком богаты.

— Мне нравится быть слишком богатой, — честно призналась Пикси.

— Все «быки» однажды превращаются в «медведей», — заявила Оливия.

Все молчали. Маленький Тоби Шрёдер как ни в чем не бывало рисовал у камина. Эдит принесла чай и надменно проигнорировала грязную посуду. Элизабет потягивала коктейль.

— Вениша, милая, а что ты решила с Лефевром? — поинтересовалась миссис Брайон.

— Ах, даже думать тяжело! Мне надавали столько рекомендаций, сделали столько замечаний… Андре сказал, что портрет неплох, хотя голова малость непропорциональна туловищу.

— Бедная ты, бедная! — покачала головой миссис Брайон.

— Он заставил меня все переделать, — продолжала миссис Гибб. — Сейчас эмоции улеглись, и можешь называть меня необъективной, но прежде портрет нравился мне гораздо больше. Лефевр не для меня. Они настолько консервативны, что готовы вернуть моду на классику. Дугласу это в самый раз, он в любом стиле пишет, а я задохнусь. Пожалуй, я все отменю и к июню вернусь в Лестер, где мой стиль понимают и ценят.

— Мудрое решение, — одобрила миссис Брайон.

— Не слушайте их, мисс Оливер! — засмеялась Пикси Фейрхевен. — Я вот сразу уши закрываю, чтобы с ума не сойти. Для девушек вроде нас с вами искусство — дремучий лес. Хвала небесам, что мы не обязаны в нем разбираться!