— А если не пронесет?

Он усмехнулся.

— Тогда куплю себе пуленепробиваемый жилет. И для Бобби тоже.

Мэрилин не засмеялась. Она не находила в его словах ничего смешного.

— Нам пора идти, если мы хотим успеть поесть чего-нибудь до выступления Фрэнка, — сказала она.

Джек открыл дверь, и они направились мимо уединенных домиков к основному зданию курорта. Им никто не встретился на пути; дорожки были проложены таким образом, что отдыхающие могли выходить и возвращаться в свои домики, не опасаясь столкновения с другими гостями. Ей было приятно идти с Джеком под руку; так она чувствовала себя по-домашнему уютно.

Они подошли к главному входу. Из ресторана вышел официант, толкая перед собой столик на колесиках. Он остановился, уступая им дорогу, и почтительно поклонился.

Они вошли в здание. Вдруг Мэрилин осознала, что лицо официанта ей знакомо. Где она видела этого лысеющего человека с пухлым смуглым лицом и черными усами, этот изучающий взгляд, который пронизывал вас насквозь даже через темные очки?

Потом она вспомнила. Официант был очень похож на человека, который интересовался, работает ли телефон в ее номере, когда она приезжала на съезд в Чикаго. Она оглянулась, желая получше рассмотреть его, но он уже удалялся по извилистой аллее, и вскоре его широкая спина в белом форменном пиджаке скрылась за кустами. Еще некоторое время она продолжала раздумывать об этой встрече, пытаясь точнее вспомнить лицо монтера в Чикаго, но уже не была уверена, что это он. К тому времени, когда они вошли в бар ресторана, где в компании двух молоденьких девушек их ждал Питер Лофорд, дрожащими пальцами сжимая бокал с мартини (уже явно не первый бокал за вечер), она выбросила тревожные мысли из головы, решив, что это просто совпадение.

Их усадили за столик, накрытый на восемь персон. Она была уверена, что Фрэнк непременно поужинает с ними перед своим выступлением. Однако, когда они пили кофе, к ним подошел метрдотель и сообщил, что один из владельцев пансионата, друг Фрэнка, желает поприветствовать высоких гостей.

Она кивнула в знак согласия и почти сразу же увидела направляющегося к ним худощавого загорелого мужчину, словно он только и ждал, когда метрдотель подаст ему знак. На вид ему было около шестидесяти. В профиль он был похож на римского императора, погрязшего в разврате. Рядом с ним шла миловидная темноволосая девушка с изумительно белой кожей. На ней было вечернее бледно-зеленое платье с глубоким вырезом, которое удивительно сочеталось с цветом ее глаз. Она не была ослепительной красавицей, но обладала вызывающе сексуальной внешностью. Только самые дорогие проститутки владеют искусством излучать такую притягивающую взоры чувственность.

Мужчина был одет в белый элегантный костюм. Мэрилин не видела его глаз — они были скрыты за темными очками. Мужчина вежливо поклонился, выдвинул стул для своей спутницы и сел рядом с Мэрилин.

— Вы оказали мне большую честь вашим посещением, мисс Монро, — произнес он.

Он пожал руки Джеку и Питеру Лофорду.

— Рад познакомиться с вами, господин сенатор, — сказал он. — Друзья Фрэнка — мои друзья.

У него был низкий, ласкающий слух голос, хриплый и возбуждающий, но покрытое глубокими морщинами лицо было лишено мягкости — мощный нос, резко выступающие скулы, массивная челюсть. Редеющие волосы, аккуратно зачесанные наверх, чтобы не было видно лысины, отливали черным блеском, и Мэрилин подумала, что он, должно быть, ухаживает за своими волосами с помощью модного препарата “Греческий рецепт”.

— Джанкана, — представился мужчина, иронично усмехнувшись, словно своим именем бросал им вызов. — Сэм. Друзья зовут меня Момо. — Он положил свою волосатую руку с ухоженными ногтями на обнаженное плечо женщины, словно это была принадлежащая ему вещь; в его движении не чувствовалось ласки и нежности. — А это мисс Кэмпбелл. Джуди.

Мисс Кэмпбелл улыбнулась, выставляя напоказ не очень красивые зубы. Представляя женщину, Джанкана довольно сильно надавил ей на плечо, так что на коже остались бледные полукруглые отпечатки его ногтей, которые вскоре превратятся в синяки.

Имя Джанканы Мэрилин ни о чем не говорило, но Джеку оно, очевидно, было хорошо знакомо. Он как завороженный смотрел на хозяина заведения. От ее внимания не ускользнуло и то, что Джек бросил пристальный взгляд на мисс Кэмпбелл.

— Вы хорошо устроились? Всем довольны? — Джанкана поспешил взять на себя роль приветливого хозяина, заботящегося о своих гостях, но Мэрилин это гостеприимство показалось фальшивым. Владельцы гостиниц, как правило, открытые, общительные люди, а у Джанканы лицо было непроницаемое, словно маска.

Сначала Мэрилин решила, что Джанкана — кто бы он ни был — подсел за их столик со своей девицей, чтобы познакомиться с ней (к таким вещам она уже привыкла), но вскоре поняла, что его больше интересует Джек. Джанкана задал ей несколько вопросов о том, над чем она работает в данный момент, но она видела, что он спрашивает лишь из вежливости. Он сообщил ей, какие из фильмов с ее участием ему нравятся больше всего, но по тому, как сухо Джанкана перечислял названия фильмов, она сделала вывод, что кто-то предварительно подготовил для него список этих названий, — возможно даже, это сделала его знойная спутница. Затем Джанкана полностью сосредоточил свое внимание на Джеке, предоставив ей и мисс Кэмпбелл возможность обмениваться любезными фразами по поводу того, в каком они восторге от Фрэнка.

Сев за стол, Джанкана щелкнул пальцами, и к ним немедленно подскочил метрдотель с большой бутылью шампанского “Дом Периньон” в ведерке со льдом. Она не сомневалась, что все было заранее подготовлено, и метрдотель только и ждал, когда босс подаст ему знак. Джанкана с наигранным дружелюбием чокнулся с ней и Джеком.

— Salud! — хрипло проговорил он, словно прокаркал; у него был голос заядлого курильщика. Он не стал чокаться с мисс Кэмпбелл, Лофордом и его спутницами, которые сидели насупившись.

— Позвольте выразить вам свое восхищение, господин сенатор, — произнес он. — Хотя мы с вами и не принадлежим к одному лагерю.

— О каких лагерях вы говорите, господин Джанкана?

— Пожалуйста, зовите меня Момо, сенатор. Я только хочу сказать, что я республиканец. Не обижайтесь, но мои симпатии отданы Айку.

— Я думал, вы имеете в виду что-то другое.

Джанкана улыбнулся. У него были крупные белые зубы, как у сицилийского крестьянина.

— Кто-то пишет законы, кто-то нарушает их, — ответил он с подкупающей откровенностью.

Джек рассмеялся.

— Хорошо сказано, господин Джанкана.

— Ваша похвала не по моему адресу, господин сенатор. Не я придумал эту фразу.

— А кто?

— Аль Капоне, пусть земля ему будет пухом. Кстати, он говорил это о Службе внутренних доходов, а не о себе. Он считал, что правительство с помощью этого агентства сфабриковало на него дело.

— Такое случается. И в наше время тоже. — В голосе Джека слышался намек на невысказанную угрозу.

— Вы играете в открытую. Мне импонирует ваша откровенность. Между прочим, я преклоняюсь перед вашим отцом. Он тоже очень откровенный человек. Как говорится, рубит с плеча, не думая о последствиях.

“Что это? Совпадение? — отметила про себя Мэрилин. — Разумеется , совпадение. Но ведь именно эти слова произнес Джек, разговаривая по телефону всего лишь два часа назад”. Джек, похоже, не обратил внимания на реплику Джанканы; он думал только о том, как бы поскорее увести разговор в сторону от имени отца.

— Э… как я понимаю, господин Джанкана, вам известно , что я являюсь членом подкомиссии сената по правительственным расследованиям? Я говорю это только затем, чтобы внести в наш с вами разговор некоторую ясность…

Джанкана лучезарно улыбнулся.

— Ну конечно, — тихо проговорил он. — Я все понимаю. Личные чувства здесь ни при чем. Это относится к области политики — и бизнеса.

— Чем вы занимаетесь, господин Джанкана? — спросила Мэрилин.