— Я люблю тебя, Би.
— Что? — оторопел Байрон.
— Я люблю тебя, — повторила Ребекка. — Но это не значит, что я предлагаю тебе жениться на мне и обзавестись детьми. Ни то, ни другое, однако я люблю тебя.
Байрон нежно провел ей большим пальцем по щеке.
— Что-то не припомню, чтобы я предлагал тебе замужество и детей.
— Вот и хорошо, — улыбнулась она. — Я тоже что-то не припоминаю, чтобы признавалась тебе в любви.
Байрон поцеловал ее.
— Сомневаюсь, что мне когда-нибудь захочется детей. Эта… наша миссия… Не хочу.
— Знаю. Я тоже, — сказала Ребекка, вспомнив письмо Мэйлин, где та писала о зависти Сисси, и вспомнив смерть Эллы.
Взявшись за руки, они вошли в дом, поднялись на второй этаж и погасили свет.
Ребекка поднялась вместе с солнцем и отправилась на первое кладбище в ее списке. Придя к знакомому надгробию, она посадила небольшой куст. Когда он зацветет, на нем появятся красивые желтые розы. Ребекка выровняла землю вокруг куста и достала из сумки бутылочку.
— Здравствуй, Мэйлин, — прошептала она, проводя рукой по надгробию. — Помнишь, как мы с тобой копались в огороде? Ты учила меня сажать лук, горох и ревень. А потом впервые взяла меня на кладбище, и мы посадили первый розовый куст.
Ребекка помолчала, чувствуя, как ее наполняет сладостная, приятная грусть.
— Нас тогда было трое: ты, я и Элла… Я тоскую по ней. До сих пор. По Джимми. И по тебе.
У нее по щекам покатились слезы. Сладостная грусть сменилась болью, которую невозможно было вырвать из души. Ребекку утешала лишь мысль о том, что Мэйлин перешла в другую жизнь, в тот мир, где она… Трудно сказать, захочет ли она соединиться с другими умершими родственниками или ей будет достаточно общества Уильяма.
Простившись с могилой Мэйлин, Ребекка обошла и другие могилы, требовавшие ее внимания. Она убирала мусор с могильных плит, выливала на землю немного виски и говорила необходимые слова. Это кладбище значилось первым в списке ее ежедневных обходов, но она не торопилась и никого не оставляла без внимания.
Небо светлело. Ребекка закончила обход, убрала фляжку в сумку — и увидела Байрона. Он был в старых потертых джинсах. Рюкзак, висевший на плече, тоже знавал лучшие времена. Щетина на лице свидетельствовала о том, что Байрон торопился.
— Что-то ты рано сегодня, — сказала Ребекка.
— Доброе утро, — улыбнулся Байрон и поцеловал ее.
— Здравствуй, — Ребекка закрыла глаза, наслаждаясь его объятиями. — Я решила выйти пораньше, чтобы потом мы… ну, в общем… я подумала…
— Ты хотела освободить вечер для меня?
— Угадал. Мне мало катаний на мотоцикле и походов по экзотическим заведениям мертвецов. Хочу чего-нибудь более традиционного. Я давно не готовила.
— Я собирался приготовить завтрак, но ты уже ускакала.
Байрон не стал говорить, что он испугался, проснувшись в пустом доме. Это было и так понятно по их встречам в прошлом.
— Я оставила записку на столе.
— Да? — искренне удивился Байрон.
— Ты ее не заметил.
— Мне было не до этого. Я схватил рюкзак и помчался… — Он снова взял ее за обе руки. — У тебя есть привычка убегать.
— У меня былапривычка убегать, — поправила его Ребекка.
— Ты уверена?
— Уверена. Я люблю тебя, а раз у тебя хватает терпения любить меня…
Его поцелуй помешал ей договорить.
Ребекке всегда было хорошо рядом с Байроном. Если честно, она даже на минуту не могла представить рядом с собой кого-то другого. Вот только признаваться в этом — даже самой себе — ей было непривычно. Она почувствовала знакомую легкость, к которой примешивалось гораздо менее знакомое ей чувство — ощущение счастья.
— У меня еще полно дел, — сказала Ребекка.
— Мне что, уходить? — нахмурился Байрон. — Тебе не нужна моя помощь?
Ребекка задумалась.
— В общем-то Мэйлин справлялась одна. Ты готов весь день ходить со мной по кладбищам?
— У тебя такой плотный график?
— Да. Я же только начинаю.
Байрон поскреб щетину на подбородке.
— Если меня вдруг не вызовут… почему бы и мне не провести этот день рядом с тобой? Глядишь, чем-нибудь помогу. Конечно, каждый день у меня не получится. Но иногда…
Ребекка молчала, ожидая знакомого ощущения расставленной ловушки. Как она всегда боялась привязанностей и обязательств, которые привязывали к себе большинство людей. Но прежнего страха не было. С тех пор как они с матерью ехали ее из Клейсвилла, она впервые почувствовала: ее место — здесь.
Здесь. Рядом с Байроном. В заботах о мертвых.
Эпилог
Ребекка раскрыла последнюю непрочитанную тетрадь дневников Хранительниц, которые она забрала из дома Сисси.
Уильям говорит, что снова виделся с Алисией. Как ни глупо завидовать, но я ему завидую. Хранительницам не дано видеть своих предшественниц. Я с этим смирилась. По мере того как я узнавала правила игры, которую Чарльз ведет с нами, я убеждалась, что часть из них служит для нашей, а не его защиты. Это не значит, что они мне нравятся. Иногда я устаю от тайн, от ощущения одиночества в мире живых. Порой мне так хочется убежать в тот мир и остаться в нем навсегда. Интересно, сохранится ли яркость красок и ощущений, когда я стану частью того мира?
Но я не могу туда убежать.
Пока что я остаюсь здесь, ощущая тяжелую ношу, когда-то переложенную Алисией на плечи моей матери. (Скольким членам моей семьи это испортило жизнь!) Я остаюсь здесь, зная, что она не ответит ни на один мой вопрос, даже если я передам его через Уильяма. Как-то я написала ей письмо. И оно исчезло, едва Алисия взяла конверт в руки.
Нет, со временем эта ноша не становится легче. А каково жить с сознанием того, что однажды ты передашь свою миссию той, кого любишь? У меня по-прежнему остаются вопросы. Я делаю то, что от меня требуется. Всю жизнь живу в этом городе и знаю: я выполняю миссию Хранительницы из любви к моему городу и моей семье… хотя знаю также, что это принесет моим близким немало страданий. Девочка, которую я люблю больше всех и которую считаю самой сильной, станет моей преемницей.
Иногда я ненавижу Чарльза. Ненавижу Алисию. Ненавижу даже собственную мать. И тем не менее буду делать то, что должна. Надеюсь, моя внучка простит меня.
Ребекка понимала: она могла бы написать то же самое. И еще много фраз, похожих на те, что оставляли ее предшественницы. В дневниках, сохраненных Мэйлин, она нашла ответы. Теперь Ребекка не чувствовала себя одинокой. Пусть женщины, написавшие эти слова, давно покинули мир живых, она ощущала их незримое присутствие.
Записи продолжались, но Ребекка не стала их читать. Она нашла чистую страницу, взяла ручку и начала писать: «Первым пробудившимся мертвецом, встретившимся мне, была девочка-подросток по имени Дайша…»