— Потому что мне важнее было найти тебя. Отец говорил, что пока ты там не побываешь и не встретишься с Чарли, ты не сможешь выполнять свою миссию… Понимаешь, мне просто нужно было тебя найти.

Байрон взял ее за руку.

— Можешь на меня злиться и дальше утверждать, что между нами ничего нет. Но ты в моей жизни — женщина номер один. Это и есть миссия Гробовщика. Ты — моя Хранительница: первый, последний и самый важный человек. Ты для меня важнее моей собственной жизни, не говоря уже обо всех остальных жизнях. Ты.

— Что?

— Моя работа требует, чтобы твою жизнь я считал важнее своей.

— Я не хочу, — прошептала она, качая головой.

— Когда мы снова пойдем по туннелю, не выпускай моей руки. Ты можешь запросто там умереть.

Байрон натянуто улыбнулся.

— Не знаю, за что мне такая привилегия, но в меня там могут стрелять, а я останусь жив.

Ребекка собиралась что-то сказать, но почему-то заплакала.

И, как всегда, при виде ее слез у Байрона прошла вся злость на нее.

— Я люблю тебя, и лучше уж я… подставлю свою спину под пули, чем кто-то… тем более он. Мы с тобой должны работать вместе. А Чарли я не доверяю. Я не знаю, какую игру он с нами ведет. Зато я понял, что готов без колебаний стрелять в их мире в каждого, кто встанет у меня на пути к тебе.

— Би, я не могла…

— Не надо, Бекс. Не хочу слышать, почему ты не можешь то или другое. Просто скажи мне, что ты будешь работать в паре со мной. Сложатся наши отношения или нет, ты останешься моей Хранительницей. Я скорее перестреляю весь их город, чем позволю, чтобы ты погибла там из-за своего упрямства.

— Обещаю, — прошептала она.

Временами Байрона просто коробило оттого, что Ребекка смотрит на него, как на совершенно чужого человека. Но он не имел права подвергать ее хотя бы малейшей опасности. Ни в этом мире, ни в том. «Больше я тебя не подведу», — мысленно пообещал он Ребекке. Интуиция не подвела его; борясь с невидимым барьером, он верно чувствовал, что Ребекке грозит опасность. Но ведь жила же она в других городах, когда его месяцами и даже годами не было рядом. Только тогда она не являлась Хранительницей. За эти несколько дней все изменилось. По Клейсвиллу ходит восставшая мертвая девчонка, которую они должны найти как можно скорее. Мысли Байрона путались, но одно он знал наверняка: он скорее умрет сам, чем подведет Ребекку. «Но если я вдруг умру, тем самым я уже подставлю ее под удар», — в отчаянии думал он.

Они перешли на жилую половину дома Монтгомери. Ребекка шла за Байроном, стараясь не обращать внимания на то, как он напрягся. Оба чувствовали, что их встреча сворачивает в знакомое русло. Существовали темы, на которые Ребекка не хотела говорить, и Байрон ей это позволял. Так повелось давно, с тех самых пор, когда стал ослабевать шок, вызванный смертью Эллы. Встречаясь с Ребеккой, Байрон поглядывал на нее и словно чего-то ждал, а она делала вид, что не знает, какой разговор должен между ними состояться. Через несколько лет, когда они впервые оказались в одной постели, Ребекка ловко увернулась от разговора. Впоследствии Байрон несколько раз пытался к нему вернуться, но она либо сбегала, либо гасила разговор сексом. «Я не заслуживаю его». Такова была правда, лежавшая в основе всех уловок Ребекки, и она это знала.

— Я виновата перед тобой, — тихо сказала она, когда они поднялись на второй этаж.

Байрон обернулся.

— Знаю, — вздохнул он.

— Перемирие? — спросила Ребекка, протягивая руку.

— Нам еще придется говорить, — предупредил Байрон.

— Я больше не выпущу твою руку: ни в туннеле, ни в городе мертвых, — пообещала она и добавила дрогнувшим голосом: — Я сделаю все, чтобы ни в кого из нас не стреляли.

Байрон взял ее руку, но не пожал, а притянул Ребекку к себе и порывисто обнял.

— Ты ни в чем не виновата. Ты не знала, что в тебя будут стрелять. И я не знал, что мне придется выстрелить в охранников Чарли… Я не представляю, что делал бы, если бы потерял тебя.

Ребекка могла бы повторить то же самое. Ей было очень уютно в его объятиях, но он осторожно разжал руки и направился к двери отцовской комнаты.

— Идем. Посмотрим, что оставил нам мой отец.

Войдя, Байрон бросил свою куртку на кровать и огляделся по сторонам. Возле кровати стоял почерневший сундук. Он переходил из поколения в поколение. Крышка запиралась на помятую и поцарапанную латунную задвижку. Несколько пятен на стенках свидетельствовали о том, что сундук успел побывать в воде. Байрон опустился на колени, отодвинул задвижку и поднял крышку.

Внутри оказался старый черный саквояж — непременная принадлежность врачей девятнадцатого и первой половины двадцатого века. Рядом с ним лежала небольшая деревянная шкатулка. В ней Байрон и Ребекка нашли два старых крупнокалиберных пистолета и несколько жутковатых на вид ножей в чехлах.

В сундуке была еще одна коробка — металлическая, заполненная идентификационными карточками, значками и пластиковыми браслетами различных больниц. Внизу была записка, написанная отцовской рукой: «Если понадобятся новые, обратись к Крису».

Ребекка опустилась на пол рядом с Байроном.

— А это зачем? — удивилась она.

— На тот случай, если кто-то из жителей Клейсвилла умер в другом месте, мне нужно забрать его тело, а времени на писанину нет, — объяснил Байрон. — Есть и другие способы.

Он рассказал ей об Алисии и пузырьках, вызывающих временную смерть. От всего этого Ребекку пробрала дрожь.

Если они не найдут Дайшу, она будет убивать все новых и новых людей. Любой уроженец Клейсвилла, похороненный в другом месте, обязательно встанет и начнет множить смерти. Ребекка только сейчас начинала понимать, какая ответственность легла на ее плечи. Ей предстояло делать то, что все эти годы делала Мэйлин, — удерживать мертвых в могилах и возвращать их назад, если они вдруг встанут. А люди жили себе, не подозревая о существовании договора. Они не знали, что где-то есть неприметный городишко Клейсвилл, и не верили ни во что подобное. Они имели на это полное право, а вот Ребекка не имела права их подвести.

«Но прежде всего я не имею права подводить Байрона», — подумала она.

Во всем мире он был единственным человеком, кому она могла доверять, и единственным мужчиной, которого она любила. Признаваться в этом она не хотела даже самой себе и потому годами бегала от него, допуская лишь редкие ночи близости с ним. Но теперь ей было некуда бежать.

Ребекка не знала, плакать ей или смеяться. Возможно, ни то и ни другое, а просто признать факт, который она столько лет упорно отрицала: она полюбила Байрона Монтгомери с первого взгляда и любила его всю свою жизнь.

«Неужели это из-за нашей миссии?»

Она очнулась от своих мыслей и увидела, что Байрон внимательно смотрит на нее. Он чего-то ждал. Нет, не чего-то. Он ждал ее… почти десять лет.

— Прости меня, — прошептала она.

Байрон покачал головой.

— Как они справлялись со своей миссией?

— Так же, как будем справляться и мы, — сказала Ребекка, сжимая его руку.

Они смотрели то друг на друга, то на старый черный саквояж. Наконец Байрон не без трепета раскрыл его. Внутри не было ничего ошеломляющего. Металлическая коробка со шприцами, какие существовали до появления «одноразок». Бинты, антибиотики, стерильная марля, небольшой скальпель, антисептическая мазь, перекись и множество других лекарств и предметов медицинского обихода. Частично старые, но в основном вполне современные.

На самом дне саквояжа лежал конверт.

— Открой, — попросил Байрон.

Ребекка открыла конверт, достала сложенный листок и прочла вслух:

— «С Алисией можно расплачиваться и лекарствами». Ты что-нибудь понимаешь?

— Понимаю.

Ребекка перевернула листок и нашла другую надпись:

— «Шприцы их остановят. Применять в крайних случаях».

— Когда мертвец пытается тебя убить, это всегда крайний случай, — усмехнулся Байрон. — Разве не так?