Возле ворот «Сладостного покоя» Ребекка остановилась и некоторое время возилась с тяжелым замком, пока он не поддался. Мягко скрипнула створка ворот, и Ребекка вдруг ощутила покой, которого лишилась с того самого звонка Уильяма в Сан-Диего. Это казалось полной бессмыслицей, но это было так. Ее ноги ступали по мягкой траве. Ребекку тянуло куда-то, но не к могиле Мэйлин, находившейся неподалеку, на кладбище «Оук-Хилл». Вскоре она остановилась перед островком, поросшим травой. Это была могила Пита Уильямса. Едва Ребекка к ней подошла, невидимая сила, влекущая ее, угасла.

— Доброе утро, Пит, — сказала Ребекка. — Должна вас огорчить.

Она опустилась на колени и раскрыла сумку.

— Мэйлин больше не сможет вас навещать, — сказала она человеку, месяц назад покинувшему мир живых. — Вместо нее пришла я.

Ребекка вынула бутылочку и отвернула крышку, вылив воду под тоненький стебелек плюща, начавшего обвивать надгробие Пита Уильямса.

— Пит, моя бабушка умерла, — прошептала Ребекка. — Вы будете по ней скучать?

Она приникла лбом к серому камню. На этот раз слез было немного, но Ребекке пришлось смахивать их с лица.

— Я плачу не по вас, а с вами, — пояснила она мертвецу и шмыгнула носом. — Уверена, вы бы тоже оплакивали ее, если бы дожили. Правда?

Слезы Ребекки падали на ту же землю, что несколько раньше она полила водой и ритуальной порцией виски. Потом глубоко вздохнула и вытерла щеки тыльной стороной ладони.

— Извините, мистер Уильямс, но мне пора. Меня ждут и другие, — сказала она серому камню. — Надеюсь, виски вам понравился. До встречи.

Ребекка навестила еще девять могил, и везде она поливала траву и угощала умерших виски. Везде сообщала им о смерти Мэйлин, а потому много плакала. Подняв голову от очередной могилы, она вдруг заметила Байрона Монтгомери, поднимавшегося к ней. Судя по щетине на щеках, он не брился со вчерашнего утра. Костюм был сильно измят, а сам он выглядел крайне утомленным. Воспаленные глаза подсказывали, что он провел бессонную ночь.

— Ты что, не спал? И такой же усталый, как я.

Байрон догнал ее, и они пошли вместе.

— Были разные дела… я спал, но мало. А ты?

— Тоже.

Байрон протянул к ней руку, но ее руки не коснулся.

— Время заглушает горе. Во всяком случае, должно.

— Надеюсь. Но я до сих пор не могу поверить, что Мэйлин нет рядом.

Байрон кивнул.

— Знаешь, когда мама умерла, мне было стыдно улыбаться. А какие-то развлечения… это вообще казалось предательством ее памяти. Вроде с детства постоянно видел похороны, должен был привыкнуть. Люди теряли близких, горевали, а потом возвращались к обычной жизни. Но когда умирают твоиблизкие — это совсем другое.

Кладбище находилось на холме. Достигнув вершины, Ребекка и Байрон пошли вниз по другому склону. Их встречали старые семейные склепы. Среди разросшейся травы росли синие и пурпурные ирисы. На каменных стенах зеленели узоры ветвей плюща и вьюнка. Склепы отличались простотой и безыскусностью форм. У некоторых ко входу вели две-три каменные ступени, а вход украшало подобие портика с колоннами. Двери склепов были либо чугунными, либо бронзовыми. Но двери сохранились не везде; там, где их не было, Уильям закрывал проемы проволочной сеткой, чтобы у местных мальчишек не возникло искушение лазать внутрь.

Дойдя до подножия холма, Ребекка села на траву. Байрон в нерешительности остановился. Может, и он теперь придерживался мнения, что отдыхать вблизи могил недопустимо?

— Посидишь со мной? — спросила она.

Байрон сел, вытянув ноги.

Ребекка вырвала пук травы и обнаружила старое, выщербленное надгробие. Надо будет обязательно очистить пространство вокруг могилы. Мэйлин обычно просила Уильяма.

— А как ты узнал, где я? — спросила Ребекка.

— Быть может, нас обоих сюда потянуло, — сказал он.

— Я пришла, потому что…

Она не стала доканчивать фразу; слишком уж странными могли показаться Байрону причины ее утреннего прихода на кладбище.

— Ты пришла сюда навестить мертвых, — сказал Байрон, проводя рукой по ее сумке.

Бутылочки слегка звякнули, подтверждая его слова.

— Я привыкла ходить по кладбищам с Мэйлин, — вздохнула Ребекка, слегка ударив его по руке. — Мне подумалось… глупость, конечно… но я подумала: наверное, ей было бы приятно, если бы я продолжала это делать.

— Совсем не глупость, — возразил Байрон, перехватывая ее взгляд. — Я знал, что ты придешь сюда.

— Ради памяти Мэйлин.

— Ради того, кем ты являешься.

Байрон взял ее за руку. Их пальцы переплелись.

— Ребекка, нам надо поговорить. Понимаю, время неподходящее, но все же…

— Давай не будет начинать этот разговор. Ты говорил, что не станешь меня торопить, что ты — мой друг. Я помню, кто кого поцеловал тогда, в первый раз. Но… — Она рывком высвободила руку. — Я здесь не останусь. Я вообще не собираюсь где-либо пускать корни и с кем-либо строить отношения. А ты — человек, которому нужны постоянные отношения.

— Я собирался говорить совсем не об этом. Честное слово. Я тоже никогда не думал о постоянных отношениях. Во всяком случае, ни с одной из женщин, которых встречал в других городах. Только с тобой. — Байрон встал. — Но теперь я понимаю.

— Что ты понимаешь?

— Я дожидался тебя, Ребекка, — с невеселой усмешкой ответил Байрон. — Я всегда буду тебя ждать. Мне придется либо довольствовать теми крохами отношений, которые ты согласишься мне дать, либо делать вид, что я переболел всем этим. Жаль, я не понял это еще тогда, лет десять назад. Наверное, слишком глуп был. Но то, что я испытал с тобой, у меня не будет никогда и ни с кем.

— Байрон, прости меня, но…

— Нет, Ребекка! Не лги себе хотя бы сейчас.

Ребекка осталась сидеть на траве. В лучах восходящего солнца Байрон был похож на скульптуру ангела, какими в минувшие века любили украшать надгробные плиты. Только ангелов обычно высекали из белого мрамора, а силуэт Байрона, стоявшего против света, был темным. Это еще больше подчеркивало его принадлежность миру кладбищ.

«А разве я другая?» — мысленно спросила себя Ребекка.

Она тут же отбросила эту мысль и сказала, обращаясь не столько к Байрону, сколько к себе самой:

— Я не планирую оставаться в Клейсвилле насовсем. Мне и так пришлось задержаться здесь дольше, чем я рассчитывала.

Байрон привычно провел рукой по своим всклокоченным волосам.

— Вряд ли ты сумеешь уехать. Как раз об этом нам и надо поговорить, Бекс.

Солнечные лучи мешали ей разглядеть лицо Байрона, но по голосу чувствовалось: он говорил вполне серьезно. Ребекке опять стало не по себе.

Байрон смотрел не на нее, а на ближайший склеп.

— Ты никогда не задумывалась, почему одни желания исполняются сами собой, а на пути других — нагромождения препятствий? И чем ближе ты к исполнению желания, тем больше становится препятствий? Разве у тебя не бывало так: одно неверное слово — и все пошло не в ту сторону? Один маленький неверный поступок — и планы рушатся? Как по-твоему, это случайности? Стечения обстоятельств?

— Байрон, ты о чем?

— Вчера вечером умер мой отец, — тихо сказал Байрон, поворачиваясь к ней. — Перед смертью он… рассказал и показал мне… некоторые вещи. Теперь я должен рассказать и показать все тебе.

— Боже мой! — вскрикнула Ребекка. — И ты ведешь со мной какие-то туманные разговоры? Почему сразу не сказал, как только меня увидел? Почему не позвонил вчера? — Она вскочила и крепко обняла Байрона. — Просто не верится. Что случилось? На поминальном обеде он… с ним же было все в порядке.

— Он… Это звучит, как бред сумасшедшего, но он ушел… Не в переносном смысле. В самом прямом… Ты мне очень нужна.

Байрон осторожно коснулся ее затылка и притянул Ребекку ближе.

— Ты мне нужна, Ребекка. Ты всегда была и будешь мне нужна, как и я нужен тебе.

Она уперлась щекой в его плечо. Невзирая на всю запутанность и противоречивость их отношений, Байрон по-прежнему оставался ее другом. Он всегда был ее другом. Смерть Уильяма словно уравняла их. Сейчас Байрон переживал тот же шок, какой пережила и она два дня назад.