И тут император бросил в игру нового туза. Он выпустил из заключения Оттона из прихода Святого Николая. С большими денежными средствами тот появился в Аньяни и сразу занял место главы проимператорской партии взамен находящегося в римской тюрьме кардинала Колонны. Оттону, человеку талантливому, очень быстро удалось добиться решения провести выборы в Аньяни.

На Императора усилилось давление: требовали освободить ненавистного ему кардинала Иоанна Пренестского. Даже французский король дал знать коллегии кардиналов — если вопрос не решится в самое ближайшее время, Франция выберет собственного главу церкви.

Общественное мнение вынудило Фридриха отпустить на свободу Иоанна Пренестского. Послы носились между Фоджией и Аньяни. Фридрих был готов отдать миролюбивому папе папское государство за снятие отлучения от церкви. Взамен он требовал отзыва из Ломбардии враждебного ему легата, кардинала Грегора ди Монтелонрэ.

Кроме того, за возврат папского государства император потребовал признания прав империи в Ломбардии. И вновь Фридрих хотел получить от церкви то, чего она не могла дать: императорские Ломбардия и Сицилия являлись двумя жерновами, способными смолоть патримоний Святого Петра, пусть и освобожденный.

Но в курии тоже понимали необходимость выбора нового папы. И через два года после смерти папы Григория IX, 24 июня 1243 года, кардинала из Сан-Лоренцо ди Лючиа, Синибальдо Фиески, графа Лаванья, единогласно избрали папой. Императору он казался идеальным кандидатом.

Графы Лаванья были крупными, весьма зажиточными феодалами, подчиненными непосредственно императору, правителями из верной императору Пармы. Казалось, задача выбора дружественного императору папы выполнена.

Фридрих будто бы сказал, узнав об избрании Синибальдо Фиески папой: «Я потерял хорошего друга среди кардиналов, ибо никакой папа не может быть гибеллином».

Как бы интересно ни звучали такие слова, Фридрих не мог их произнести. Ведь тем самым он признал бы антипапскую направленность своей политики, и тогда папы и поддерживающая их курия всегда должны были бы противодействовать императору и его постоянным клятвопреступлениям.

Папы понимали несовместимость двух противоположных точек зрения и последовательно способствовали крушению Гогенштауфена. Но Фридрих верил: ему удастся переиграть папство силой или хитростью. Его политика, несомненно, имеет оттенок игры, авантюризма. Иногда даже кажется — за всеми воинственными манерами, за величественными речами, за угрозами скрывается маленький мальчик, до конца не верящий, что печка горячая. Вот он дотронулся до нее и теперь с болью глядит на обоженный палец.

Вновь избранный папа, принявший знаковое имя Иннокентий IV, с намеком на третьего Иннокентия, считавшего себя «больше, чем человек, меньше, чем Бог» и отвоевавшего для своего понтификата превосходство папства над светской властью, стал для Фридриха совсем другим противником, нежели благородный, живущий в священном экстазе папа Григорий IX.

Если папа Иннокентий IV оказался приемлемой кандидатурой для императора, то и для курии он был хорош. Хотя Иннокентий IV, урожденный генуэзец, сдал внаем генуэзский флот для участников собора. С 1228 года он становится вице-канцлером курии, с 1235 по 1240-й — ректором марки Анкона и, наконец, папским легатом в Северной Италии, являясь доверенным лицом папы Григория IX. В молодости Иннокентий IV преподавал каноническое право в Болонье и слыл теперь здравомыслящим юристом. Само католическое общество видело его таким: «Преисполненный всеобъемлющим стремлением к папской власти, Иннокентий IV отличался пугающей неосмотрительностью в выборе средств и беспощадной стойкостью и последовательностью в достижении своих целей».

Но император приветствовал папу. В распространенном манифесте князьям христианского мира об избрании папы император обнаружил большие ожидания, возлагаемые им на первосвященника Рима: «Поскольку он (Иннокентий), являясь одним из благороднейших сынов империи, и словом и делом всегда оказывался доброжелательным, послушным и преданным Нам по причине справедливых взглядов, внушил Нашему трону полное доверие, что он будет поддерживать всеобщий мир, общее благо империи и единогласие нашей дружбы в отеческом смысле, за это Мы все чтим в нем отца, и он сам обнимает Нас, как сына».

Но праздник благодарности и радости, по приказу Фридриха устроенный в Сицилии, не принес императору ни малейшего улучшения его положения. Папа не принял делегацию от императора, ссылаясь на то, что не может общаться с отлученным. Но вскоре он снял отлучение с делегатов, намереваясь вступить с ними в переговоры. Тогда папа заявил: император должен прежде всего освободить папское государство, поскольку таково его обязательство. Посланники сразу указали на обещание кардиналов отозвать из Ломбардии папского легата и недруга императора, Грегора ди Монтелонго, в ответ на освобождение кардинала Иоанна Пренестского. Папа холодно возразил: обещания, данные кардиналами во время вакантного места папы, не могут связывать вновь избранного папу.

Если это действительно так, возразили посланники императора, то обещания об освобождении церковного государства, данные кардиналам, тоже являются беспредметными.

Итак, все снова заняли непримиримые позиции.

«Великодушные» предложения императора, в свое время заставившие в. Вероли покраснеть от ярости старого папу Гонория III, — заплатить папе аренду за оккупированные земли папского государства и принять их от папы в лен — папа и курия, естественно, также отклонили, хотя выполнение условий Фридриха немедленно принесло бы деньги в пустую папскую казну. Папа Григорий оставил преемнику кучу долгов неслыханной величины. Верующие в галереях дворца папы молили о своих деньгах, однако Иннокентий IV ни секунды не колебался и не пожертвовал позициями папства.

Но переговоры тем не менее продолжались, хотя Ломбардия стала преградой для решений по всем вопросам. Из-за пакта Григория IX с Венецией, Генуей, Пьяченцей и Миланом Иннокентий IV был ограничен в действиях и не мог заключить мир с императором без согласия городов. Папа стремился не допустить падения Ломбардии, единственного настоящего союзника, а Фридрих желал безусловного уничтожения Ломбардской лиги. Кроме того, он хотел получить от папского государства герцогство Сполето и марку Анкона, как сухопутный мост в Северную Италию. Требование, с которым папа не мог согласиться.

И опять запылал факел войны!

Город Витербо сбросил власть императора. Вероятно, ломбардцы через агентов раздули пожар, стремясь воспрепятствовать миру с императором, или же это были происки враждебных императору кардиналов — выяснить невозможно.

Но на передний план выступает кардинал Райнер Витербоский, злейший враг императора, решивший внезапным ударом захватить родной город Витербо. Императорский гарнизон укрылся в крепости, где он, хорошо снабженный, мог бы удержаться не один месяц.

Прочтем донесение кардинала Райнера Витербоского, и тогда нам станет понятной реакция императора:

«Он примчался подобно львице, у которой отняли детенышей! Он появился, как вихрь в полночь, как гонец без всякой королевской помпы, объятый огнем ярости, стремясь уничтожить город! Он прискакал на красном коне разрушить мир на этой земле».

Даже отчаянная ярость не помогла взять хорошо укрепленный город. Император соскочил с коня и сам кинулся на штурм противника. Но город устоял. Затем последовало строительство осадных машин, и неделю спустя в предрассветных сумерках начался новый штурм. Император видел себя перед новой Брешией.

Тут папа дал знать о своей готовности к переговорам. Друзья императора, граф Тулузский и император Балдуин Константинопольский, активно действовали при папском дворе в пользу дела мира. Кардиналу Оттону из прихода Святого Николая, в прошлом слывшему другом императора, доверили уладить конфликт. Императору не нужна была ни вторая Брешия, ни многомесячная осада, как при Фаэнце, и он быстро достиг понимания с кардиналом Оттоном. Императорский гарнизон должен был получить свободный проход, а император — вернуться обратно в Апулию. Горожане Витербо поклялись в гарантиях беспрепятственного отступления. Но, когда солдаты императора проходили через город, кардинал Райнер напустил разъяренную толпу на изнуренный гарнизон, и та забила его до смерти. Кардинал Оттон пытался своим телом закрывать солдат, но толпа в ярости отбросила его в сторону. Кардинал Оттон вел честную игру, виновен был кардинал Райнер Витербоский, страшившийся мира с императором больше всего на свете.