Новый магистр Тевтонского ордена, ландграф Конрад Тюрингский, с ведома императора и по поручению имперских князей вел с папой переговоры. Но переговоры закончились безуспешно, так как папа пожелал включить в мирный договор вопрос о ломбардских союзниках.

Фридрих II остановился возле Брешии, как ранее под стенами Рима. Должно быть, тогда произошла переориентация его политики.

Затем дорога привела его обратно в Германию для укрепления власти его швабского дома, подкрепленного теперь Австрией Бабенбергов. Эти два герцогства, собравшиеся под рукой Фридриха, могли стать коалицией имперских князей и вновь укрепить королевскую власть в Германии. Через двадцать пять лет Рудольф Габсбург (1273—1291 гг.) пойдет по тому же пути и откроет для династии господствующее положение в империи на семь столетий вперед. Никакой папа не смог бы долго препятствовать Фридриху II, если бы тот опять завладел механизмом германской королевской власти, и даже гордому Милану пришлось бы склониться.

Но Фридрих думал о Западной Европе не из Германии, его исходной точкой являлась Италия. В длинной череде германо-немецких императоров он не был в истинном смысле немецким, он был римским цезарем, обращенным в прошлое, к античным образцам.

Для него Италия и итальянское государство были единственным представлением о будущем и задачей всей жизни. Но он не сумел осознать, что на тот момент единство Италии не сделалось целью итальянского мышления, и, таким образом, он создавал там государство принудительное.

Вернувшись из Рима, император поехал в любимую им Фоджию в Апулии. Там он принял делегацию сорока семи сицилийских коммун, намереваясь установить им новые налоги, называемые коллектами. Финансовые потребности императора оставались поистине чудовищными. Ему не хватало жесточайших налогов, взимаемых в королевстве, но они в конце концов натолкнулись на естественные границы. Займы брались под ростовщические проценты. Закладывались даже суммы будущих налогов. В Риме, Венеции, Генуе, Пизе, Флоренции, даже в Вене появились агенты императора для получения кредитов. Император проявлял безграничную изобретательность. Так, например, знаменитые золотые аугусталены он приказал чеканить из кожи, приняв обязательство со временем обменять их на золотые. Чтобы выполнить обещание, он использовал последний резерв королевства — золотые и серебряные сокровища церквей. Это укрепило его прозвище «настоящий антихрист», что неудивительно.

Но денег все время не хватало: италийское тираническое государство поглощало уйму средств. Целая армия апулийско-сицилийских чиновников хлынула в имперскую часть Италии. Судьи, нотариусы, сборщики налогов или императорские подесты — все прошли школу чиновников Фридриха. В те времена в Италии возникла поговорка про апулийское ярмо, когда безжалостная, выкованная в сицилийском королевстве форма правления подавляла и вымогала по всей Италии.

Через шесть недель император опять стоял перед Римом. Опять он медлил у стен города, пока делегация германских имперских князей, возглавляемая магистром Тевтонского ордена ландграфом Конрадом Тюрингским, вела с папой переговоры о новом мире. Когда процесс затянулся, император ушел на север.

Болонья в союзе с Венецией захватила верный императору город Феррара. К тому же Равенна в минувшем году перестала быть союзницей императора, и господство Фридриха оказалось под угрозой. Вскоре император прибыл в Равенну, сдавшуюся после шестинедельной осады. Следующей стратегической целью являлась Болонья. Но сначала было необходимо взять маленькую, но хорошо укрепленную Фаэнцу, расположенную к югу от Болоньи, которая могла бы угрожать тылу императора.

Несмотря на отрицательный опыт при Брешии, показавший, как трудно взять хорошо укрепленный город, император пустился в рискованное предприятие. Ему пришлось окружить весь город и, кроме того, построить деревянные казармы для войска, так как надвигалась зима, а осада затянулась на долгие восемь месяцев. Пытаясь вызволить борющуюся Фаэнцу, флот венецианцев напал на апулийские прибрежные города Термолу и Васто и спалил их дотла. Когда ему также удалось захватить императорскую галеру, возвращавшуюся из Иерусалима, то император в слепой ярости приказал зашить в кожаный мешок, повесить на виселице и умертвить в мучениях захваченного в бою при Кортенуова миланского подесту, сына венецианского дожа Пьетро Тьеполо. Только в апреле 1241 года храбрая Фаэнца сдалась.

Как мы помним, незадолго до второго отлучения от церкви в марте 1239 года император Фридрих II написал кардиналам письмо, где именовал их «заседателями Святого Петра, сенаторами и ангелами мира» и призвал их собрать весь христианский мир на большой собор, состоящий как из высокопоставленных священников, так и из светских князей. Он, Фридрих, готов выступить перед собором против обвинений папы и доказать свою невиновность.

Остается непонятным, почему он сам не использовал императорское право созыва собора.

Собор, требуемый Фридрихом, не состоялся. Зато сам папа подхватил эту идею с ничего не означающим заявлением, что «будут обсуждаться мирские и церковные дела». На самом деле речь шла о суде над императором с последующим его смещением.

Папа без всякого стеснения вел переговоры с предполагаемыми кандидатами на трон. Датский принц, выбранный папой, отказался. Французский королевский дом, в котором еще со времен Карла Великого были живы мысли о французской империи, объяснил через выбранного кандидата, брата короля Людовика IX (Святого), графа Роберта де Артуа: «Для того, кого королевская кровь смогла вознести к трону Франции, это более приемлемо, чем быть каким-то императором, получившим трон только через выборы».

Фридрих, прослышав о планах папы, поклялся страшно отомстить. Он перешел к прямым действиям и объявил государство закрытым для передвижения прелатов на папский собор, из-за чего сам собор теперь стал невозможен, поскольку путь в Рим лежал только через земли императора.

Подданные немедленно получили приказ:

«Поскольку известно не только ближним и дальним, но и всему миру, какая распря распространилась повсеместно из-за Римского священника… Мы считаем нужным и полезным выступить против его дурных козней и попыток… и силой императорских полномочий приказываем под страхом наказания и лишения Нашей императорской милости и объявления вне закона навечно всех прелатов, архиепископов, епископов, аббатов и приоров, как вышестоящих, так и депутатов, которые (пройдут) через Вашу землю на Римскую курию на воде или на суше… задерживать их, приставать к ним и захватывать».

Император пытался найти понимание и в рядах церкви. Так, 27 февраля 1241 года он писал в генеральный капитул доминиканцев:

«И в то время как Мы проходили через Эмилию… тот Римский священник выдумал новый способ вредить Нам: он под прикрытием собора созывает наших бунтовщиков и врагов со всех сторон, дабы, как только они прибудут, поддержать их в восстании…»

Опять появилось письмо императора ко всем королям Западной Европы. Он клеймит папу за союз с еретиками, бунтовщиками и врагами империи, за созыв совета его врагов для свержения его, императора, с трона. Он апеллирует к лояльности монархов, представляет себя козлом отпущения, оберегающим остальных князей от нападок папы.

Его собственные клятвопреступления забыты. Он все еще не понимает, что общая концепция его политики не может не вызвать сопротивления папства и курии. Он заклинает королей с пониманием отнестись к закрытию им границы и пишет:

«Мы сердечно просим Ваши королевские величества сообщить Вашим королевским указом, всем и каждому прелату Вашей страны, что никто не прибудет на церковный собор, надеясь на Наше надежное сопровождение. Даже если бы Мы охотно, из-за особой любви, которую Мы к Вам питаем, встретили бы подданных Ваших стран, тр ни в коем случае не подобало бы Нам безразлично вынести сверхвеликую дерзость тех, кто легкомысленно не уважает Наш запрет и следует призыву Нашего врага».