Во всем, что касалось Шекспира, Роз обычно бывала права, кроме этого. Хотите — верьте, хотите — нет, но «Глобус» хранил некое волшебство: слова оживали в нем с особенной силой.

Мы пробирались к пирсу. Дымовая завеса немного рассеялась, и мы увидели Сирила Маннингтона, художественного руководителя, который мерил шагами причал, как голенастая сварливая птица.

— Конец, — проклекотал он, когда мы поднялись на помост. — Все пропало.

Сэр Генри, шедший впереди, застыл на месте. Моя последняя надежда рассыпалась в прах. Дымка снова всколыхнулась и выдавила еще один черный силуэт — шефа пожарной команды в красном шлеме и темно-синей куртке со светоотражательными нашивками.

— Дело не так уж плохо, — проворчал он. — Хотя, врать не буду, хорошего тоже мало. Идемте, увидите сами.

Мы поспешили за ним. В темноте мои мысли вились вокруг театра. Проектировщики нового «Глобуса» хотели сделать его как можно более схожим с предшественником, который буквально возводили вокруг сцены — широкого помоста в углу восьмиугольного поля под открытым небом. Двор окаймляли открытые изнутри галереи — три этажа сплошных балконов, уставленных рядами дубовых скамей, как в амфитеатрах.

Все это было изготовлено с простотой, которая польстила бы и пуританам, если не считать сцены. Там лицедействовал каждый дюйм дерева и штукатурки — притворялся то мрамором, то яшмой, то порфиром, поблескивал позолотой кариатид или античных героев. А над этим попугайным шиком высился плоский навес, расписанный звездами, защищая актеров от солнца и непогоды. В скандинавских мифах небесный свод покоится на кроне гигантского ясеня; мне же почему-то всегда было приятно сознавать, что небо Шекспира подпирают английские дубы. Правда, с некоторых пор они утратили всякое сходство с деревьями. «Геркулесовы столпы», как их окрестили, были сработаны в виде красных мраморных колонн Персеполиса, позже разоренного Александром Македонским.

У меня засосало под ложечкой. На что-то они похожи теперь?

Преодолев лабиринт полицейских ограждений и палаток, мы вышли к широким дверям. Я нахмурилась, узнав парадные двери театра.

— Остальным пришлось пожертвовать, — произнес пожарный, гладя резную поверхность с любовью творца. — Корпус администрации, билетная касса, ресторан — все сгорело. — Он оглянулся на нас, и его обветренное лицо озарилось гордостью. — Зато мы, кажется, спасли «Глобус».

Спасли?!

Разведя дверные створки так, чтобы пропускать по человеку, пожарный кивнул.

— Мужайся, — произнес сэр Генри, стиснув мне плечо. Я просочилась за дверь, бросилась во двор — и замерла, словно врезавшись с разбегу в стекло. Шла посмотреть на развалины, а застала неземную красоту.

По сцене струйками растекался дым. Колонны «Геркулесовых столпов» поблескивали черной копотью. Землю передо мной устилала тонкая пленка воды, а сверху, танцуя, падали искры — дождь огненных лепестков или перьев феникса. Не тронутый пожаром театр превратился в святилище темного божества, пугающее, но роскошное. Самое место для друидов, кровавых жертв и призраков.

Мимо пролетел клочок тлеющей бумаги. Схватив его, я узнала обрывок страницы своего рабочего сценария — знак недобрый. Я взбежала по лестнице на нижнюю галерею, туда, где сидела. Стол был повален, а все мои книги и записи стопками громоздились вокруг. Похоже, на них упала искра — края сильно обгорели. Моя рабочая тетрадь со сценарием валялась на полу с вырванными страницами, и листки порхали повсюду, кружа по ветру, садясь на воду. Какие-то затянуло под стол сквозняком. Я полезла за ними и вдруг, ахнув, застыла.

Сразу за листками, заткнутая под скамью, лежала белая шляпа с россыпью шелковых пионов — алых, точно пятна крови. А чуть ниже я увидела женщину, забившуюся под скамейку на полу. Она могла сойти за спящую, если бы не открытые глаза: глаза статуи — пустые и обличающие, только что не беломраморные. Они были зеленого цвета, под мальчишеской челкой темных волос.

— Роз… — прошептала я.

Возник сэр Генри, а за ним — Сирил. Протиснувшись вперед, сэр Генри тронул шею Роз двумя пальцами, а спустя мгновение сел на корточки и молча покачал головой.

Умерла.

У меня вырвался странный полуплач-полусмешок. Еще днем я с удивлением обнаружила, что выше ее ростом. Все эти годы она представлялась мне исполином, а теперь, мертвая, оказалась вовсе миниатюрной, почти девочкой. Как могло статься, что ее больше нет?

Меня мягко, но решительно увлекли в сторону.

— Кэт, — сказал сэр Генри, и до меня дошло, что он произносит это уже в третий раз, а я слушаю, сидя на ступеньках сцены, схватившись за голову. Несмотря на два пиджака — свой и его, — меня била дрожь. — На, выпей. — Сэр Генри сунул мне в руку серебряную фляжку. Дымно-вересковая струя виски обожгла мне горло, зато в глазах мало-помалу прояснилось. По ту сторону двора обозначилась белая простыня — покров смерти. Нижняя галерея кишела медэкспертами, пожарными и полицейскими.

От толпы отделились двое и направились в нашу сторону, шлепая по воде, до сих пор не впитавшейся в землю. Первым, судя по походке, был Сирил, а второго я видела впервые — поджарого и смуглого, как индиец, с гладко выбритой головой и бровями, словно две волны, проведенных тушью. Он держал в руках планшет и на ходу что-то вычеркивал.

— Катарина Дж. Стэнли, — произнес незнакомец, остановившись у подножия ступеней.

Я кивнула.

— Старший инспектор уголовной полиции Фрэнсис Синклер, — представился он легким баритоном с едва уловимым карибским акцентом и снова нагнулся над планшетом. — До настоящего момента здесь ставилась пьеса под вашим руководством, и именно вы двадцать минут назад обнаружили труп, просматривая свои бумаги.

— Да, Роз нашла я.

Синклер зашелестел записями.

— Сегодня днем покойная заходила с вами увидеться.

— Мы и увиделись, — ответила я с дрожью. — Поговорили. Я подумала, что ей хотелось встретиться с сэром Генри. Не знала, что она осталась в театре.

Инспектор оторвался от чтения и как будто опешил на миг, разглядев сэра Генри, сидящего рядом со мной. Потом снова обратился ко мне:

— Вы хорошо ее знали?

— Да. Нет. Не знаю. — Я проглотила ком, вставший поперек горла. — То есть когда-то знала. Мы три года не виделись — до сегодняшней встречи. Как она умерла?

— Не от пожара. В этом мы уверены. Может, от инфаркта или инсульта. Похоже, смерть наступила мгновенно, и уж точно до того, как здание загорелось. Поскольку такие совпадения нечасты, мы, конечно, расследуем это дело. Хотя все и так достаточно ясно. — Он вернулся к своим заметкам.

Я невольно стиснула фляжку.

— Совпадения ни при чем.

Сэр Генри и Сирил, которые затеяли было спор, смолкли на полуслове и воззрились на меня. Ручка Синклера замерла, но глаз он не поднял. Казалось, что-то в нем напряглось и тихо загудело.

— Откуда такие мысли?

— Она приходила сообщить, что кое-что обнаружила, — добавила я. — Просила помочь.

Теперь Синклер поднял на меня глаза:

— Обнаружила что?

Коробочка в кармане словно пробудилась и вспыхнула. Мне представилось, как под золотой оберткой, искрясь, оживают галактики. «Приключение, — сказала Роз. — И, как водится, тайна».

«Не отдам», — подумала я, разъярясь ни с того ни с сего.

Сыщик наклонился ко мне:

— Что вы обнаружили, мисс Стэнли?

— Не знаю. — Ложь выскочила сама собой.

Повисла пауза. Я надеялась, что вид у меня был очень напуганный, потому что в душе я струхнула не на шутку. Хотелось одного — где-нибудь уединиться и распаковать подарок Роз, побыть с ней еще один краткий миг. Почтить ее тайну. Если там что-нибудь важное, я, конечно, сообщу другим. Но не сейчас.

Кутаясь в два пиджака — свой и сэра Генри, я замаскировала обман тонким налетом правды:

— Она обещала рассказать сегодня вечером. Просила встретиться с ней на Парламентском холме, а сама так и не пришла. Я увидела дым и примчалась…