— Насчет своей репутации, дорогуша. Потерять ее — все равно что потерять бессмертную часть себя. В остальном мы немногим отличаемся от скотов. — И он метнулся за дверь, после чего она захлопнулась — раздался щелчок.
Через миг кто-то забарабанил по главной двери.
— Это Атенаида. Откройте.
Бен вытащил пистолет, жестом велев мне встать у него за спиной, а другой рукой повернул ручку замка.
— Не везет мне с Говардами, — произнесла Атенаида, заходя внутрь. В руках у нее была целая кипа книг. — А теперь и читальный зал закрылся…
Бен уже запирал за ней дверь, когда кто-то крикнул снаружи: «Атенаида, постой!» — и ввалился следом.
Мэттью Моррис!
— По-моему, я ясно выразилась, что занята, — сказала Атенаида ледяным тоном.
— Кто я, по-вашему, мальчик на побегушках? — взорвался Моррис. — Каждый норовит… Кэт! — Тут он заметил пистолет в руке у Бена и притих. — У тебя неприятности?
— Нет, все хорошо. Правда.
Бен закрыл дверь.
— Конечно, хорошо, — подхватила Атенаида.
— А это что за вольный стрелок?
— Наша охрана, — ответила Атенаида. — Так что ты так рвался мне рассказать?
Мэттью покосился на пистолет и перевел взгляд на Атенаиду.
— Я хотел сказать, что, похоже, остаюсь без оппонента на конференции. Ваш протеже не появился.
Атенаида уронила книги на стол и выхватила из сумочки мобильный.
— Подождите минуту, — только и сказала она, отходя в угол для разговора.
— Протеже? — спросила я Мэттью.
— Вестон Норд, — ответил он с ухмылкой.
Я опешила:
— Тот самый? Автор книги «Вернее правды»?
Так назывался первый серьезный труд, в котором выводилась гипотеза «граф Оксфорд под маской Шекспира», и выводилась умело, в добротном академическом стиле, как если бы ученый-литературовед отвечал на брюзгливые претензии любителя.
— Он, родимый, — ответил Мэттью. — Я собирался вести с ним научный спор — в качестве вступительного мероприятия на этой конференции, чтоб ее!.. Доктор Сандерсон велел мне выступить с позиции ортодоксов, и я согласился — во многом потому, что не хотел упустить шанс понаблюдать мистера Икса в действии.
— Так ты с ним не встречался?
— В глаза не видел. Как и все остальные. Готов поспорить, даже Атенаида. Он преподает дистанционно, через Интернет, и ни разу не являлся на конференции. Жалко, но, похоже, разоблачения не будет.
— А какова тема конференции?
— Так ты еще не слышала?
Он вытащил из чехла для ноутбука программку и сунул мне в руки. Бен навис над моим плечом — посмотреть.
В верхней части глянцевой брошюры было крупно выведено алым шрифтом: «Кем был Шекспир?»
Я тут же подняла глаза.
— Это что, шутка?
— Если бы!.. — ответил Мэттью. — Хотя обсуждение обещает быть довольно веселым. Намечены статьи по главным кандидатам в Шекспиры: графу Оксфорду, сэру Фрэнсису Бэкону, Кристоферу Марло, королеве Елизавете…
— Елизавете? — переспросил Бен в недоумении.
— Там есть персонажи поинтереснее этой старой клюшки. — Мэттью указал на портрет. — Генри Говард, например, который умер сорока годами раньше, чем Шекспир стал известен как драматург. Или Даниэль Дефо, который родился на сорок лет позже.
Я заметила фамилию Мэттью в расписании на субботнее утро.
— «Шекспир и пламя тайного католичества»?
— Сразу после архимага Уэйланда Смита — «Шекспир, братство розенкрейцеров и орден храмовников», — добавил Бен. — Конкуренция будет ого-го.
— У архимага явно богатое воображение, — усмехнулся Мэттью. — Могу доказать. В любом случае меня подвинули. — Он взглянул на меня участливо, как никогда. — Теперь я — главный докладчик.
— Разыщите его, — донеслось в эту же секунду из угла. Атенаида закончила разговор и подошла к нам. — Рано не радуйся, — сказала она Мэттью. — И передай паникерам у себя в кабинете, что мы его найдем. Пожалуйста, — добавила она, видя, что тот и не думает уходить.
Моррис замешкался.
— Так ты уверена, что помощь не требуется? — спросил он меня.
— Нет, если только полиция не узнает.
Он побледнел.
— Извини, ради Бога. Я думал…
— Ничего, обошлось.
Моррис выудил визитку, нацарапал номер своего мобильника и всучил мне.
— Просто пообещай, что позвонишь, если будет нужно помочь.
Я спрятала карточку в карман.
— За меня не волнуйся.
— Между прочим, — подхватила Атенаида, — я просила о помощи.
Бен предупредительно открыл дверь, и Мэттью ушел.
— Вестон Норд, — сказала я с укоризной, как только щелкнул замок.
Атенаида сделала вид, что не слышит.
— Как Николас? Удачно побеседовали?
«Николас»? Никто еще не называл при мне доктора Сандерсона по имени. Даже Роз. Я вкратце передала Атенаиде, что узнала об Офелии Гренуилл, ее связи с Делией и письме, которого не было в бумагах Бэкона. Брошь я оставила в тайне. В конце концов, это был подарок, и я пока не видела причины им делиться.
— Мы ждем, когда доктор Сандерсон придет с письмом, — сказала я. — А пока можно вернуться к моему вопросу. Вы — оксфордианка, Атенаида.
— Vero nihil verius, — пропела она, разводя руками.
Я знала эти слова. «Нет ничего вернее правды». Однако процитировала Атенаида их не случайно. Так звучал девиз графа Оксфорда, своего рода пароль полусветских почитателей Шекспира — мира маргиналов, не чуждого никаким безумствам.
Атенаида горько усмехнулась:
— Поясню для вас, мистер Перл: оксфордианка — это не комплимент выпускнице Оксфорда… Их называют оксонианами. Да и родом я не оттуда. — Взяв у меня брошюру, она развернула ее и показала портрет человека в белом камзоле с высоким, отороченным черным кружевом, воротником. Его овальное лицо с аристократическим носом обрамляли темные волосы и подстриженная бородка. Он поигрывал золотой статуэткой вепря на черной нагрудной ленте. — Назвав меня «оксфордианкой», она имела в виду тех, кто верит, что пьесы Шекспира были написаны человеком, чей портрет я только что показала, — Эдвардом де Вером, семнадцатым графом Оксфордским. — Она перевела взгляд на меня, и ее глаза сверкнули непокорством. — То есть я для нее еретичка.
27
— Я этого не говорила.
— Но подразумевала, судя по тону. — Атенаида прошла к окнам и остановилась напротив, устремив взгляд куда-то вдаль, словно матовое стекла его не задерживало. — Как скоро мы переходим от похвалы к анафеме, когда дело касается веры!
Я открыла рот для возражений, но Атенаида не дала мне говорить.
— Шекспир, мистер Перл, — не просто искусство. Это религия.
— И наука тоже, — возразила я. — Чьи теории строятся на фактах.
— А вы, значит, просеяли их все? Все до последнего? — Она обернулась к Бену. — Стратфордианцы распоряжаются университетами и институтами, включая этот. А университеты распоряжаются истиной. Они не учат сомневаться, оспаривать доказательства. Насаждают лишь то, что сами приняли за аксиому.
— Нечестно получается.
— Правда?
— Мне надо было давно догадаться, — простонала я. — Должно быть, это увлечение Гамлетом сбило меня с толку. И Эльсинор…
— Кстати, об Эльсиноре, — подхватила Атенаида, довольная собой. — Оксфорд и был истинным Гамлетом — внутри Эльсинора, внутри Шекспира.
Бен только и успевал переводить взгляд с меня на нее.
— Истинным Гамлетом?
— Оксфордианцы считают, что граф Оксфорд писал Гамлета с самого себя, — пояснила я.
— Вы меня разочаровываете! — заквохтала Атенаида. — А кто сказал: «Сюжет «Гамлета» столь во многом перекликается с историей жизни Оксфорда, что это обстоятельство заслуживает пристального изучения»?
Я уставилась на нее во все глаза. Она процитировала мою диссертацию! Я думала, слова «наслышана о ваших трудах» относились к моей театральной, а не научной работе. Никто не читает чужих диссертаций, даже родные матери.
— Перекликается, Атенаида, а не списана.
— Как бедный конюх, сын перчаточника из Стратфорда, посмел обличить одного из самых знатных людей страны? Откуда он мог знать подробности?