Я стояла на пороге, стиснув книгу в руках.

— С чего мне тебе верить?

— Понимаю, как тут не усомниться? — согласился Бен. — Однако у меня была уйма возможностей тебя убить, и я этого не сделал. Повторюсь: Роз хотела тебя защитить, потому и наняла меня. Это моя работа, Кэт. Я владею охранным предприятием. Не заседаю, — объяснил он, чуть улыбнувшись, — а, что называется, стою на страже.

— Так все говорят.

Во время этой тирады пистолет таинственным образом исчез из виду. Бен быстро обошел меня и закрыл дверь. Я вдруг заметила, как он высок, а глаза у него зеленые, широко посаженные. Бен откашлялся и продекламировал:

Должно быть, Роз и ему оставила письмо с указаниями. Это была ее любимая цитата из Шекспира, хотя она и стеснялась в том признаваться — ввиду того, что излюбленными цитатами, как правило, становятся самые душещипательные и банальные фразы. Однако этот отрывочек из «Юлия Цезаря» иллюстрировал «философию счастливого случая», которой она руководствовалась в жизни и которую пыталась привить мне. Когда же я в самом деле начала ей следовать — ухватилась за возможность поработать в театре, — Роз стала возмущаться, клеймя мой уход из науки изменой, трусостью, эгоизмом. В день разрыва я бросила эту цитату ей в лицо и только потом вспомнила, кому по пьесе она принадлежала: Бруту — сначала ученику, затем убийце.

Меня передернуло.

— Выходит, она знала? Знала, что рискует моей головой?

— Сядь и отдай мне книгу.

Я отступила назад.

— Да не нужна мне она, — втолковывал он. — Дай руку осмотреть.

Я опустила взгляд. Густой потек крови змеился через всю обложку каким-то иероглифом, пятная засевший в ней осколок. Я, не сходя с места, выронила книгу, следя за ее падением. Длинный порез на ладони кровоточил. Меня качнуло к столу, где я упала в стоящее рядом кресло.

— Спасибо, — сказал Бен, подбирая фолиант. Его он положил на стол, а рядом поставил красный чемоданчик-аптечку, извлеченный из саквояжа.

Потом Бен начал промывать мою рану салфетками, смоченными в антисептике. Я поморщилась. Он был очень осторожен, просто от жидкости сильно щипало.

— У тебя нет догадок по поводу нападавшего?

Я покачала головой:

— Нет. Кроме той, что Роз убил именно он. Представил ее тенью отца Гамлета.

Бен посмотрел вопросительно, и я рассказала ему об отметине на шее.

Поначалу он ничего не ответил — знай разглядывал порез как ни в чем не бывало. Никаких эмоций — ни удивления, ни недоверия. Ничего.

— Вот, — выговорил он спустя минуту, отпуская мою руку. — Так получше будет. Если хочешь, забинтую, но на воздухе заживет быстрее. А почему ты решила, что это был тот убийца?

— Он сам мне сказал, когда приставил нож к горлу: «Что в имени?» — В моем исполнении угрозы не получилось — только странное шипение. — «Роз свое поменяла — теперь она тень отца Гамлета. Может, мы и тебя переименуем».

Бен снова ничего не ответил, только стиснул зубы.

— Он еще оставил мне вот что. — Я сунула здоровую руку в карман и вытащила страницу фолио. — Читал «Тита Андроника»?

— Смотрел кино.

Я положила лист перед ним. Бен начал читать, цепенея на глазах.

— Чтоб тебе… прости, Господи, — обронил он через минуту.

— Хочешь меня защитить, — тихо сказала я, — держись от него подальше.

Бен встал и подошел к окну. Ему налицо упали рассветные блики.

— Для этого, Кэт, мы должны действовать сообща — иначе никак. Значит, мне нужно быть в курсе всех твоих действий. Нужно знать, что ты ищешь.

— Разве она не сказала?

— Нет. Только то, что ты охотишься за какими-то сведениями. Я ответил: «Спасибо, не надо. Знаю, военные ядерщики и биотехнологи дорого платят за это удовольствие». А она отмахнулась. Сказала, что ищет истину с большой буквы: «В прекрасном — правда, в правде — красота. Вот знания земного смысл и суть…» [15]— Он усмехнулся. — Не надо на меня так смотреть. Я тоже кое-что читаю. Иногда даже Китса. У тех, кто умеет обращаться с пистолетом, эта способность не атрофирована. К тому же я только передал ее слова.

— Все же больше, чем досталось мне, — только коробочка в золотой обертке. Приключение и тайна — так она выразилась. И вот к чему это привело. — Я открыла книгу и подтолкнула ее к Бену. Между страниц лежала найденная в кабинете записка. На второй взгляд она оказалась еще меньше — крошечный, сложенный вдвое листочек.

«Уж он-то, верно, все объяснит: на какую из яковианских пьес намекала Роз и где — а главное, что — я должна искать в первом фолио? А может, в записке есть кое-что поценнее: ответы. Или извинения».

Бен склонился над ней и прочел:

— «Для Кэт», — после чего передал ее мне.

Листок хрустнул, когда я разворачивала его. На нем заглавными буквами, карандашом, были выведены два слова: «Чайлд. Корр.».

— Загадочно, — произнес Бен. — Что, по-твоему, это может значить?

— Ну, «Корр.» — сокращенное «корреспонденция», — ответила я, морща лоб.

— Стало быть, переписка. А «Чайлд.» — тоже сокращение? Кто он? Или она? Старый знакомый? — Его вопросы валились на меня камнепадом.

Я покачала головой:

— «Чайлд мемориал»… Так называется английское отделение Гарвардской библиотеки.

«Чайлд»… Для меня это короткое слово вмещало куда больше, нежели помещение, которое им описывалось, — сектор верхнего этажа «Уайденера». Для аспирантов нашей специальности он был родным домом. Там располагались глубокие потертые кресла, широкие столы, теплый свет ламп на страницах старинных книг… «Чайлд» славился не только замечательными книгами; в нем оседали всяческие окололитературные наносы: мемуары, биографии, письма. Многие тонны писем.

— Да он битком набит письмами, — простонала я.

— Шекспировскими? — спросил Бен.

— Ну, если найдешь хоть одно — дай мне знать.

— То есть в «Чайлде» их нет?

— Их нигде нет, — ответила я. — Не существует. Самый знаменитый драматург за всю историю языка — да, пожалуй, всех языков — не оставил ни одного письма. Ни строчки жене, ни жалобы книготорговцу. Ни единого реверанса перед королевой. Все, чем мы располагаем, — чье-то послание ему, просьба о мизерной ссуде, так и оставшаяся без ответа. Если считать доказательства исчерпывающими, выходит, он никому не писал и никто не слал писем ему. Можно было бы даже заподозрить его в неграмотности! — Я вложила записку Роз в раскрытую книгу и отошла. — Письма скорее всего были, просто не сохранились до наших дней. Классический случай дела с нехваткой улик.

Я потерла затылок, невольно размышляя о том, что с Роз, пожалуй, вышло то же самое. О какой переписке она мне толкует? Неужели так трудно было обойтись без шарад, сказать все по-человечески?

Бен, не мигая, смотрел на записку.

— Расскажи, где и как именно ты нашла этот листок.

Я тихо, скороговоркой рассказала ему все, что знала, — от появления Роз в театре до записки в шкатулке, а после и карточного каталога с шифрованным посланием у нее в кабинете.

— Карточный каталог? — переспросил он, нахмурившись. — Ты нашла его в карточном каталоге?

Я кивнула.

— Если не ошибаюсь, в Гарварде каждое здание названо в чью-нибудь честь, так?

Я снова кивнула.

— А чье имя носит библиотека с письмами, профессор?

— Не зови меня так. — Не успев договорить, я уже догадалась, на что он намекал. Роз не имела в виду библиотеку. Словами «Чайлд. Корр.» начинался запрос по библиотечному каталогу. Сначала автор, потом название: «Чайлд. Корреспонденция». Письма Чайлда.

— Фрэнсис Чайлд был профессором, — не спеша произнесла я. — Дальним предшественником Роз. Он преподавал английский язык и, между прочим, стал одним из величайших гарвардских ученых. Я, правда, понятия не имею, зачем ей понадобилось рыться в его бумагах или толкать на это меня. Чайлд занимался балладами, а не Поэтом. — Я ткнула в сторону ноутбука: — К интернету подключен?