Несколько секунд двое мужчин молча стояли, глядя друг на друга. На лицах обоих выразилось молчаливое облегчение, и только после этого они обменялись теплым рукопожатием. Мартин дошел до того, что во весь рот улыбнулся — впервые Майкл видел его улыбающимся. Келли был облачен в черную форму охранника — она на нем смотрелась лучше, чем костюм от «Брукс бразерс», в котором Майкл впервые его увидел. Когда они с Мартином двинулись вверх по трапу, он несколько раз бросил взгляд вверх. Келли сильно изменился со времени их с Майклом первой встречи, шесть дней назад. Как это ни удивительно, он выглядел отдохнувшим.

Келли прошел мимо Майкла, Буша и Симона, не произнеся ни слова и ни разу на них не посмотрев, и налил себе в баре виски. Осушив стакан, насыпал в него льда и налил еще. Наконец повернулся и обвел взглядом присутствующих. Посмотрел на Симона и Буша с таким выражением, словно изучал факты по какому-то делу, после чего его взгляд остановился на Майкле.

Добрых полминуты они смотрели друг на друга, и за это краткое время между ними пронесся целый мир мыслей и чувств.

— Мы не завершили беседу, — нарушил молчание Келли.

— Мягко выражаясь.

— Однако сейчас не самое подходящее время для ее завершения. — Келли взглядом указал на Буша и Симона.

Майкл кивнул.

— Мартин сказал, что Сьюзен показала тебе комнату-сейф, — произнес Келли, намекая на фотографии Майкла и другие связанные с ним бумаги.

— Да… — Словно впервые, Майкл смотрел на этого человека.

Человека, часть дома которого представляла собой хранилище воспоминаний о Майкле, где в идеальном порядке содержались фотографии и документы, запечатлевшие события его биографии. Теперь было понятно, что он оставил сына не из-за безответственности, а из-за любви, потому что желал ему жизни, которую он, одинокий родитель, сам еще почти ребенок, не в состоянии был обеспечить. Он был отцом, чье участие в судьбе сына происходило через фотографии и печатное слово, но никогда через разговоры и объятия. Благодаря Сьюзен Майкл увидел, с какой отцовской гордостью Стефан хранил все эти документы; она хотела, чтобы Майкл знал: воистину он не был забыт. Глядя на этого человека, Майкл растерялся, не знал, что сказать, как разрядить становившееся невыносимым напряжение.

— Ну что ж… — произнес Келли, желая переменить тему разговора.

Он повернулся к Мартину.

— Вы дали ей знать, что со мной все в порядке?

Мартин промолчал.

— Мартин?

Тот опустил глаза.

— Где Сьюзен? — В тревоге Келли переводил взгляд с одного на другого.

Наступила гнетущая тишина.

— Мартин?

— Ее захватили, сэр.

На лице Келли одно за другим сменилось несколько чувств; смятение, гнев, ярость.

— Как это?

— Ее захватил русский генерал, сэр, один из людей Зиверы. Их самолет вылетел из России вчера, он наверняка привез ее сюда.

Во время своего бегства Келли видел, как прибыл самолет, наблюдал из машины, как тот вырулил по взлетно-посадочной полосе, после чего по трапу спустились мужчина и две женщины и быстро исчезли в машине. Келли затрясло от гнева, но не на Зиверу и не на людей, стоящих сейчас перед ним, а на самого себя. Сьюзен была в двух шагах от него, и он позволил ей уйти. Чего стоило подождать…

— Я же видел ее. О боже… — Он повесил голову. — Я не знал…

Майкла охватило сочувствие.

— Ты ничего не мог сделать.

Келли посмотрел на сына, и на его лице опять появилось гневное выражение.

— Что им от нее надо?

Все молчали.

— Да что, черт побери, происходит? Кто-нибудь, объясните же мне наконец!

— Думаю, они намерены ее убить, — с характерным для него фатализмом заметил Симон.

— Убить ее? — повторил Стефан, обуреваемый смятением. — Почему? Что она сделала?

— Она была со мной.

Майкл подошел к человеку, про которого лишь несколько дней тому назад узнал, что он его отец.

— Была с тобой? Майкл, что такого ты сделал? — Голос Стефана дрожал от гнева. — Зачем им ее убивать?

Майкл смотрел на Келли, и ему было невыносимо тяжело — от печали в глазах отца, от ситуации со Сьюзен, а более всего от того, чего Стефан еще не знал: что содержимое шкатулки ужасно, а Женевьеву похитили. И хотя Майкл был рад, что отец жив, испытывал облегчение, что не несет больше ответственности за его жизнь, это не ослабило его решимости довести начатое до конца. В уме его словно пылал лесной пожар, мгновенно распространяющийся во всех направлениях, и ему потребовалось усилие, чтобы возвратить способность мыслить трезво. И тогда он положил руку Стефану на плечо.

— Может быть, ты знаешь меня лишь по сделанным тайком фотографиям. Но я не допущу гибели Сьюзен. Обещаю тебе, я верну ее, даже если мне придется погибнуть самому.

Лаборатория располагалась в наиболее удаленном от входа секторе комплекса. На глубине тридцати футов под землей, за стенами из бетона и стали. Толщиной в двадцать футов, эти стены не выдержали бы разве что прямого попадания ядерной бомбы. Благодаря современной системе вентиляции воздух в бункере целиком заменялся каждые двадцать секунд — не за счет работы газоочистителей и рециркуляторов, а за счет подачи свежей порции. Каждая секция лаборатории закрывалась герметически, и в ней было создано разреженное давление.

Лабораторию оснастили оборудованием, превосходящим по качеству оборудование центров по контролю и профилактике заболеваний Соединенных Штатов или Европы. В ней можно было держать самые опасные реагенты, как химические, так и биологические.

Но при всем современном оснащении здесь применялись определенные рудиментарные методы исследования, от которых человек, несмотря на технологические достижения, все еще не отказался. К центральной лаборатории примыкало небольшое помещение, отделенное от главного стеклянным экраном. В это помещение по трубам передавались токсины, эвакуированные из герметичного хранилища — для дальнейших экспериментов. Эта была жестокая наука, уходящая своими корнями в далекое прошлое, но ее варварские методы многие столетия подтверждали свою эффективность. Поэтому в смежной с лабораторией комнате теснились многочисленные представители животного мира, от птиц и грызунов до мелких приматов. Каждая клетка была снабжена приборами для отслеживания состояния здоровья — или умирания — ее обитателя.

На лифте в лабораторию спускались трое ученых. Выражение лиц у всех трех было как у детей на пороге Диснейленда. Каждый в своей области слыл специалистом экстра-класса. Хол Дженкинс — биологическое оружие со специализацией на бактериологическом — закончил университет Джонса Хопкинса, за плечами двадцать лет работы в Вооруженных силах Соединенных Штатов. Один из ведущих специалистов в области анализа, создания и разрушения биологических веществ. Мадрис Хабиб обладал аналогичными навыками в сфере химических веществ и разработке соответствующих контрмер. Получив образование в Массачусетском технологическом институте, он вернулся на Ближний Восток и восемнадцать лет успешно подвизался у себя на родине, в стране пустынь. Доктор Билл Ллойд, бывший профессор Оксфорда и блестящий хирург, прославился как человек, чей аналитический ум опережает в быстродействии высокоскоростные компьютеры, используемые им в процессе медицинских исследований. Движимым ненасытным желанием побеждать болезни, он совершил несколько крупных прорывов в исследованиях, направленных на победу над раком.

Войдя в лабораторию, ученые приняли душ и облачились в защитные костюмы, более подходящие для выхода в открытый космос, нежели для работы в лаборатории. Они взирали на золотую шкатулку со смесью страха, любопытства и гордости. Ее красота и несравненное мастерство исполнения превосходили самые смелые их ожидания. Перед ними в буквальном смысле было произведение искусства, равного которому ни один из ученых прежде не видел; мастерство художника, выполнившего изысканную резьбу по золоту, за тысячи лет так никто и не превзошел.