Он подивился тому, что Сьюзен разыскала для него эту фотографию еще в Бостоне, до того, как они вылетели сюда. Несмотря на все свои крики, агрессию и ярость, она имела достаточно здравомыслия, чтобы совершить этот акт доброты. Буш был прав, высказываясь тогда о ее характере. Внешняя жесткость была просто дымовой завесой, защитой от боли.

Майкл оторвался от фотографии и посмотрел в холл, надеясь увидеть там девушку, но она уже ушла. Бросив еще один взгляд на фотографию родителей, он спрятал ее в карман, рядом с карточкой Мэри.

В новом смокинге от Армани, под руку с прекрасной брюнеткой, Джулиан стоял в центре танцевального зала. Шейла была из Техаса. Длинноногая, с лицом, отточенным скальпелем лучшего пластического хирурга в Беверли-Хиллз, которого только могли купить деньги ее папочки. Она специально прилетела, чтобы передать чек непосредственно в руки божьему человеку.

Как и подобает дочери богатых родителей, она была воспитана в строгих правилах протестантизма. Однако риторика, которой с пылом предавались профессора Стэнфордского университета, побудила ее к тому, чтобы попытаться примирить расхождения между библейскими представлениями и наукой. В итоге она утратила веру и на десять лет полностью отвернулась от церкви. Но с возрастом — а также с жизненными пертурбациями, в процессе которых от нее один за другим ушли три мужа — она стала все отчетливей понимать, что Бог ей все-таки нужен. И вдруг она обрела — нет, не Бога, но кое-кого получше: Джулиана. Он заботился об удовлетворении всех ее потребностей — духовных, физических и медицинского характера. Кроме того, он прекрасно выглядел и владел решающим пакетом акций одной из самых преуспевающих в мире фармацевтических компаний. О его страстности в постели не приходилось и говорить.

Она наблюдала, как он, отойдя от нее, пересекает пол танцзала, не спеша поднимается по широкой лестнице до первой площадки и останавливается, чтобы обратиться к двум сотням гостей. И они — все до одного преуспевающие, богатые, в черных галстуках — ждут, затаив дыхание, когда он соблаговолит изречь слова мудрости. Собравшееся общество представляло собой смесь из представителей академической среды, скандально известных звезд экрана и титанов индустрии; все заблудшие души в поисках чего-нибудь, к чему бы духовно приткнуться. В своей сфере каждый пользовался влиянием, но здесь, у Джулиана, все они с радостью соглашались играть вторую скрипку — в надежде на животворные мгновения общения наедине, которые — кто знает! — могут навеки изменить жизнь. Несмотря на различия в занятиях и образе жизни, все придерживались единообразного кода в поведении и одежде: смокинги и вечерние платья. Понятно, даже при этом каждый, как мог, старался выделиться. Пустить пыль в глаза, произвести впечатление. На Джулиана, друг на друга, на Бога.

У всех гостей в одежде присутствовала какая-нибудь деталь пурпурного цвета: у женщин это мог быть широкий пояс, обхватывающий платье, само платье, заколка для волос; у мужчин подтяжки, галстук или носки. Причем подходил вовсе не любой бордовый, а лишь один-единственный его оттенок: так называемый тирский пурпур, получаемый с помощью натурального красителя, стоимость которого в древние времена намного превышала стоимость золота. Поэтому тирский пурпур и стал цветом аристократии, поэтому же он стал цветом «Божьей истины».

Во всякой религии есть свои знаки, символы: кресты, распятия, звезды Давида — их носят как особые драгоценности, посредством которых человек идентифицирует себя с определенной верой. Этот обычай существовал, существует и будет существовать во всех обществах и человеческих объединениях. Демонстрируя солидарность с тем или иным общим делом, люди носят браслеты из переплетенных нитей, прикалывают к лацканам пиджаков цветные ленточки, и так далее, и тому подобное. «Божья истина» исключения не составляла. У ее членов тоже были свои символы, свои священные обереги. Главный из них являлся плодом внебрачного союза религиозного и научного символизмов. Его носили на драгоценных ожерельях с бриллиантами, он же изображался на золотых печатках. Он представлял собой сплав из знака вечности, символа атома с крутящимися вокруг ядра электронами и христианского креста. Все это на фоне тирского пурпура, цвета, который с гордостью носили приверженцы «Божьей истины».

Джулиан окинул взором разряженную в пух и прах толпу своих богатых последователей. Внутренне он усмехался, но внешне сохранял видимость кротости. Склонив голову, он прижал пальцы к вискам, как будто сосредоточиваясь на мысли. Воцарилась тишина, не нарушаемая ни единым звуком. Наконец он поднял голову и обратился к аудитории.

— Проживая день за днем нашу жизнь, мы принимаем как должное молчаливое обещание, что завтра будет новый день, еще одно «завтра», — начал Джулиан, простирая руки к пастве.

Руки Джулиана двигались, дышали, как будто это они говорили.

— Мы забываем, что наша плоть смертна, что наши сердца хрупки и конечны. Сколько раз было, что человек тщетно взывает к Богу у постели умирающего родителя и ничего не может сделать. Ему остается лишь беспомощно наблюдать, как из близкого человека капля за каплей уходит жизнь. — Джулиан помолчал, обводя взглядом толпу. — Если бы спасти его было в ваших силах — как далеко вы готовы были бы зайти?

Смерть… она ожидает всех нас. В Библии много говорится о будущей жизни. Нам же надлежит помнить одну из важнейших библейских истин: Бог помогает тем, кто помогает сам себе. В библейском смысле это означает жертвовать, отказываться от удовольствия сегодня ради будущего наслаждения; мы поступаем так в бизнесе, в жизни, некоторые даже поступают так в религии.

Прежде чем вы разойдетесь, подумайте вот о чем. Что, если сегодня был бы ваш последний день, если бы вы абсолютно точно знали, что никакого «завтра» не настанет? Если бы у вас не было ни тени сомнения, что в вашем распоряжении осталось всего двадцать четыре часа? Представьте себя в такой ситуации, ибо в ней нам всем предстоит очутиться, несмотря на все наши усилия и дела. Закройте глаза и вообразите, что настал закат вашей жизни, что есть то, что вы уже пережили, и больше ничего не прибавится. Уверуете ли вы внезапно в Бога, надеясь продолжить жизнь на небесах, станете ли размышлять о пережитом, подводя итоги, или… попытаетесь найти способ прожить еще хотя бы день?

Он окинул взглядом зал.

Глаза всех были устремлены на него, внимание присутствующих целиком принадлежало ему.

— Если бы вы могли сделать что-нибудь, чтобы спастись, на что бы вы решились? Подумайте… если бы у вас чудесным образом появилась возможность купить еще один день, неделю или даже год жизни; если бы вам представился шанс приобрести еще десять лет… во что бы вы оценили этот срок? Во что вы оцениваете жизнь? — Джулиан посмотрел на гигантскую толпу прихожан.

У каждого создавалось впечатление, что величественный проповедник смотрит прямо ему в глаза. Казалось, все перестали дышать. Выдержав паузу, он поднял бокал.

— Cent'anni [6].

И как будто повинуясь указке дирижера, все присутствующие, тоже подняв бокалы, воскликнули, так что звук громоподобно прокатился по залу:

— Cent'anni!

Джулиан взял под руку Шейлу; они спустились по лестнице и пошли по залу, через толпу, которая уважительно расступалась перед ними.

— Я заплатила бы сколько угодно, лишь бы моя мать прожила еще год, — шепнула ему на ухо Шейла. — А твоя мать жива?

Повернувшись к ней, Джулиан посмотрел ей прямо в глаза.

— Не знаю.

Женевьева открыла глаза. Она не паниковала. Не пыталась высвободиться из связывающих ее пут или встать с каталки. Глубоко и ровно дыша, она осматривалась. Место, где она находилась, было абсолютно белое, явно медицинское. Даже при тусклом освещении чувствовалась суровость исследовательской лаборатории. Она стала гадать, где находится. Пахло неприятно, антисептиком.